Марина Львова - Букет подснежников
— Что здесь происходит, ребята? Вы что, вышли на тропу войны? Или против вас ополчилась местная мафия? Фрэнк?!
Все отводили от меня глаза, только Энтони негромко хмыкнул.
— Тони, дорогой мой, может быть, ты объяснишь мне, что тут происходит? Что, наконец, случилось? Вам захотелось поиграть в разбойников?
— Перестань кокетничать с Тони, а то я его уволю.
— Я кокетничаю с Тони? Я только хотела выяснить, что случилось?
Придумает же такое! В ответ на подобную несправедливость мне захотелось сказать что-нибудь резкое, но, посмотрев в лицо сидящего рядом со мной Фрэнка, увидела, как заходили желваки у него на щеках, и не решилась провоцировать его.
Фрэнк свирепо молчал, крепко обхватив меня рукой. Под ворохом одежды мне удалось немного согреться, и я рискнула поинтересоваться, почему мы так долго едем. В ответ Фрэнк что-то невразумительное пробормотал, но вскоре машина притормозила у ворот и стала заезжать во двор многоэтажного здания.
— Куда ты меня привез?
— Здесь живут мои знакомые, они сейчас в отпуске, квартира пустует.
— Интересно, почему ты меня сразу не повез в Спасо-Хаус, например?
— Ну, с нынешним послом наша семья не знакома, пару лет назад я бы мог это сделать, а теперь…
— Я хочу домой, я просила отвезти меня домой. А ты что сделал?
Фрэнк не стал слушать моих возражений и буквально поволок меня к дому. До подъезда я дошла сама, но в лифте от слабости у меня опять закружилась голова, и в квартиру он меня уже заносил.
Очнулась я в просторной спальне, около меня суетился врач, тот самый, который вел переговоры в больнице. От резкого запаха нашатырного спирта мне стало еще хуже и у меня возникла настоятельная потребность совершить поход в ванную. Когда мучительные спазмы, выворачивавшие меня наизнанку, прошли, я смогла самостоятельно добрести до кровати.
Фрэнк был занят тем, что обрушивал громы и молнии на голову ни в чем не повинного врача. Орал он долго и самозабвенно, но я не поняла ни слова: то ли утратила за эти месяцы практику разговорного английского, то ли подобная лексика мне была просто незнакома. Мне ничего не оставалось, как залезть на кровать и занять позицию стороннего наблюдателя. Вскоре я вошла во вкус и почувствовала себя подобно зрителю первого ряда партера, перед которым разворачивается действие захватывающего спектакля. В то время я даже и не предполагала, что в этом спектакле мне предстоит сыграть далеко не последнюю роль. Закончив разборку с врачом, Фрэнк принялся гонять обслуживающий персонал. Кончилось это тем, что буквально через несколько мгновений у меня на коленях оказался поднос с едой, которая была вежливо, но достаточно решительно отвергнута мною. Фрэнк резко повернулся на месте и буквально пригвоздил меня своим взглядом. Вне всякого сомнения, теперь настала моя очередь — ничего не оставалось, как перейти в наступление.
— Я хочу домой. Зачем ты меня сюда привез?
— Тебе нельзя домой, ты всех дома перепугаешь своим видом.
Мой вид — это мое дело, но можно было бы о нем и не напоминать. Я сама знаю, что напоминаю изможденного узника. Сглотнув слезы обиды, я зло посмотрела на Фрэнка.
— Могу я поинтересоваться, зачем надо было устраивать этот вооруженный налет на больницу?
Я даже не могла и представить, насколько я была права в своем предположении. Фрэнк нервно передернул плечами.
— Кто же мог знать, что это окажется так легко. Просто мы заранее постарались предугадать все возможные варианты.
— Что?! Может быть, ты мне наконец объяснишь…
— Нет, это ты должна мне объяснить, зачем ты пыталась отравиться. И хотя мне все пытаются втолковать, что с тобой нужно осторожно обращаться, я тебя убить готов.
— Я травилась? С какой это радости? Вернее, с какого горя? Я что — сумасшедшая? Ну да, теперь мне все стало ясно. Ты что, собирался меня из психиатрической больницы вытаскивать?
— Я уж было подумал…
— Кретин, ты думаешь, что я из-за тебя с жизнью готова расстаться? А дети? Так ты подумал, что я покончу с собой и брошу своих детей на произвол судьбы?
— Так из-за детей я и приехал…
Слезы душили меня, и я разрыдалась. Фрэнк усадил меня к себе на колени и стал утешать, тихонько покачивая, как ребенка. В перерывах между моими судорожными всхлипываниями я узнала, что Светлана, прибыв в Париж, на вопрос Мишель, почему не приехала я, туманно намекнула, что я в больнице. У меня отравление. Мишель тотчас позвонила Анне-Мари. А та уже не преминула сообщить Фрэнку. Правда, в ее интерпретации я слегка двинулась рассудком и совершила попытку самоубийства. Меня спасли, но я в психушке. Видимо, она пыталась таким образом вызвать отвращение ко мне. Как ни странно, результат был обратный. Мне на память пришло, как однажды на лекции преподаватель нашего института, говоря о необходимости адекватности перевода, приводил пример, когда одну фразу из произведения Гоголя переводили на несколько десятков языков. Каждый из переводчиков невольно стремился приукрасить свой перевод, в результате чего человек, обеспокоено рассматривающий в зеркало вскочивший на носу прыщик, превратился в девушку, одиноко стоящую на берегу моря и с тоской глядящую в туманную даль. Анна-Мари просто решила воспользоваться ситуацией, но, увы, добилась прямо противоположного результата. Вместо того чтобы забыть меня, Фрэнк примчался в Москву, обеспокоенный моими проблемами. Теперь я могу понять, насколько он был обескуражен, когда меня выдали ему из больницы по первому требованию и им не пришлось осуществлять тщательно продуманную и подготовленную операцию по моему освобождению. Хороши они были бы, если бы стали пугать пистолетами персонал больницы, да вдобавок на территории чужого государства. Вот был бы международный скандал! Столько усилий и ради чего? Меня разобрал смех, и, вытерев слезы, я расхохоталась под тяжелым взглядом не на шутку рассвирепевшего Фрэнка.
— Я не могу понять, что приводит тебя в такое хорошее настроение. Льщу себя надеждой, что мое появление здесь.
Уткнувшись взглядом в поднос, полный еды, он взял стакан апельсинового сока и протянул мне, решив таким образом покончить с моим смехом. Мне ничего не оставалось, как выпить его до дна, так как Фрэнк процедил сквозь зубы, что мне, видимо, очень нравится, что меня все уговаривают. Я разозлилась и подумала, что, может быть, мой взбесившийся желудок случайно примет порцию сока. Надежды мои не оправдались, и уже через несколько минут я была вынуждена покинуть уютную кровать и со всех ног бежать в ванную. Умыв мне лицо, Фрэнк отнес меня на кровать и страшным голосом кого-то позвал. Борьба с собственным организмом меня немного утомила, я лежала не открывая глаз. Кто-то вошел в комнату, и начались негромкие переговоры около моей кровати. Потом послышалась какая-то возня, похоже, им в голову пришло заняться перестановкой мебели. Заинтригованная, я открыла глаза и увидела, что кресло отодвинули, а врач, которого Фрэнк таскал с собой в больницу, старательно прилаживает капельницу к абажуру торшера.
