Предатель. Я тебе отомщу - Виктория Ким
Игорь поворачивается, движение резкое, но спокойное, кивок в сторону выхода обозначает путь.
— Пойдёмте, Анастасия, — голос режет тишину, словно нож, и шаги отдаются в голове, пока взгляды гостей — раскалённые угли — обжигают спину, шею, затылок, оставляя шрамы.
Улица встречает холодным ветром, что бьёт в лицо, как пощёчина, вырывая из оцепенения. Вдох мой жадный, глубокий, точно у утопающего, вынырнувшего из-под воды, — спасение, схваченное обеими руками. Но напряжение остаётся, пульсирует внутри, натянутое до предела и готовое лопнуть. Оно живёт в венах, в каждом ударе сердца, в каждом дрожащем выдохе.
Игорь останавливается, силуэт чёрным пятном выделяется на фоне ночного города, взгляд — долгий, пристальный — несёт нечто новое. Жалости нет — слишком простое, унизительное чувство, — а интерес, острый, как лезвие, пугает сильнее холодности.
— Тронуть вас он не посмеет, — произносит он твёрдо, как гранит без трещин, непрошибаемый, как стена, воздвигнутая между угрозой и мной.
— Откуда такая уверенность? — вырывается у меня хрипло, голос ржавым замком скрипит, злость на слабость, на вопрос, выдавший смятение, обжигает.
— Ваш муж, несмотря на флёр человека, склонного к поступкам на горячую голову, скажем так… всегда умел просчитывать риски, — начинается он, ровным тоном с лёгкой насмешкой. — Его проигрышная позиция очевидна. Да, его это бесит, как и бездействие. Отсутствие рычагов давления можно счесть трусостью, отчего самооценка вашего супруга страдает, и всё же… Тронуть вас он не решится, пока рядом стою, — слова ложатся, как кирпичи в фундамент уверенности, а земля под ногами дрожит. — Видите ли, вашему мужу его состояние дороже, чем вы…
Каков нахал! Впрочем, чего обижаться на правду…
— И к чему тогда эта беседа? Защиту предлагаете? — гнев вспыхивает, как сухая трава под спичкой, жар заливает грудь, лицо, пальцы. — Только, вот, жалеть меня не смейте! — голос режет воздух, острый, как бритва, но дрожь выдаёт усталость, прячущуюся за яростью.
— Смысла в том нет, — отвечает он спокойно, почти равнодушно. — Справляться с этим вы умеете и без того, — его губы кривятся в усмешке.
— С жалостью к себе или с защитой? — зачем-то предпринимаю попытку укусить словами, поймать на слабине, но устойчивость его не дрогнула.
— Полагаю, что оба варианты, — свой ответ Игорь сопровождает улыбкой.
— Знаете ли! — факелом вспыхивает я, слова рвутся наружу, горячие, колючие, но обрываются резко, проглатываются, как горькая пилюля. Но тут же осекаюсь. Ссориться с Сергеевым нельзя. Уж точно не мне. Вдох холодный, воздух царапает горло, и выдавливается: — Ресурсы человеческие не бесконечны, — мой голос глух, как эхо в пустоте, усталость накатывает волной, грозящей утянуть на дно. — Я всесильной себя не считаю.
Признание — нож, вонзённый в саму себя, нехотя, но честно, и ненависть к этой правде жжёт изнутри.
Взгляд его долгий, слишком долгий, лучом проникает под кожу, вгрызается в кости, ищет то, что отдавать не хочется. Ощущение от это странное — сразу накатывает физическая тяжесть, хочется отшатнуться, спрятаться, но стою, как статуя, боящаяся треснуть.
— Чего на самом деле желаете, Анастасия? — голос тише, мягче, но опасность таится в нём, как шёпот ветра перед молнией.
— О чём вы говорите? — растерянно переспрашиваю.
— Вы прекрасно меня поняли, — говорит он, не отводя глаз. — Развод? Раздел имущества? Какую выгоду хотите извлечь? — слова падают, как камни в колодец, круги на воде не остановить.
— Мне нужна только месть, — хрипло и без сожаления отвечаю.
Эта правда горит, как костёр из обломков жизни, которому я не дам погаснуть.
Игорь смеется. Смех его — короткий, сухой, как треск ветки под ногой, без злобы, с удивлением и тенью чего-то неразгаданного.
— Тогда вам стоит радоваться, — глаза его блестят.
— Почему?
— Перед вами тот, кого муж ваш ненавидит больше всех на свете, — голос ниже, заговорщический, шёпот в темноте. — Этого мало? — его легкая усмешка кажется мне дразнящей.
— Конечно, мало, — хмурюсь я. — Что мне теперь? Поцеловать вас на его глазах? Детский сад какой-то, — сарказм и вызов выстреливают сами по себе, удивляя саму меня.
Что я только несу? Зачем это сказала?
— А почему бы нет? — его голос звучит мягче. — Всё гениальное — просто. Слышали о таком… Морозова?
Слова Игоря повисают, как вызов.
25. Настя
Воздух между нами дрожит, как натянутая нить, готовая лопнуть от малейшего движения. Слова Игоря повисают в ночи, искры, что грозят разжечь пожар, которого я боюсь и отчего-то… жажду одновременно. Его голос, мягкий, но как будто бы с острыми краями, врезается в меня, как лезвие, что скользит по коже, оставляя холодный след.
Я стою, замерев, чувствуя, как сердце бьётся в горле, как жар и холод борются внутри, и не знаю, куда деть этот хаос, что рвётся наружу.
Он серьёзно? Или решил подшутить надо мной?
— Да вы издеваетесь, — вырывается у меня, голос хрипит, царапает тишину, как ржавый гвоздь по стеклу, и я злюсь на себя за эту резкость, за то, что выдала смятение.
— За вами интересно наблюдать, — отвечает он, и тон его лёгкий, почти небрежный, как будто происходящее — спектакль, где мне отведена роль марионетки. — Расслабьтесь, я всего лишь хотел проверить вашу реакцию. Вы, молодец, не разочаровали. Разумеется, целовать вас я бы не стал, — добавляет он, и уголок губ чуть приподнимается в усмешке, что кажется мне одновременно насмешкой и вызовом.
Последние слова задевают, как заноза, что впивается под ноготь — неожиданно, больно, непонятно, стирая тот смысл, что он закладывал в свой ответ. Я чувствую укол где-то в груди, острый и горячий, и не могу понять, почему.
Где облегчение? Или хотя бы на намек на то, что мне не все равно, что бы он сделал?
Мысли скачут, как пойманные птицы, бьющиеся о прутья клетки, и я сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах.
— Почему? — выдавливаю в итоге, и голос звучит тише, чем хотелось бы, с ноткой любопытства, что выдаёт больше, чем мне нужно.
— Вы по-прежнему замужем, — говорит он, и голос его становится твёрже, как камень, что падает в воду, оставляя круги. — Разве это не аморально? — добавляет он, и взгляд — холодный, но с тенью чего-то глубокого — цепляется за моё лицо, как будто ищет ответ, которого у
