Мой профессор - Р. С. Грей
Сердце замирает, когда я наклоняюсь ближе и смотрю в окно. Я не обращаю внимания на обломки, оставшиеся строительные леса и поддоны из забытого камня и дерева. Я вижу дом таким, каким он должен быть, и испытываю благоговейный трепет.
Он великолепен.
Мы паркуемся и начинаем разгружаться. Зак протягивает мне руку, когда я пытаюсь выбраться с заднего сиденья. Это рыцарский поступок, от которого мне не хочется отказываться. Я улыбаюсь и благодарю его, стараясь не обращать внимания на то, что профессор Барклай выбирает именно этот момент, чтобы посмотреть на меня.
Он останавливается неподалеку, в то время как все остальные начинают собираться на поляне прямо перед поместьем. Собираюсь присоединяться к ним, но его голос привлекает мое внимание.
— Я бы хотел поговорить.
О, теперь он хочет поговорить? У него было столько времени, чтобы поговорить со мной, пока мы находились во внедорожнике, но, очевидно, сейчас ему комфортней. Теперь все на его условиях. Как удобно.
Зак бросает на меня сочувственный взгляд. Он знает, что я в беде, но ничего не может с этим поделать. Даже мистер Бэнкс уходит, оставляя меня в лапах своего партнера-людоеда.
Профессор Барклай держится на приличном расстоянии, и я не смотрю на него, даже когда он произносит мое имя.
— Эмелия.
Я ощетиниваюсь от его резкого тона.
— Профессор.
— Я должен попросить тебя называть меня «мистер Барклай».
Должен, но не просит.
Он позволяет этому заявлению повиснуть между нами, когда группа направляется к входу в поместье, оставляя нас позади. Раньше им было бы трудно расслышать наши тихие голоса, но теперь нет абсолютно никаких шансов, что наш разговор будет подслушан.
— Почему ты пришла работать в мою фирму?
Я смотрю на раскинувшееся передо мной поместье. Разве это не очевидно?
— Чтобы помочь восстановить поместье Белл-Хейвен. Такая возможность выпадает раз в жизни.
Почему это вдруг кажется ложью?
— Посмотри на меня.
Мой взгляд мгновенно устремляется к нему. Мое тело — предатель, когда дело касается его.
— Ошибки прошлого… — он фыркает и отводит взгляд, словно испытывая отвращение к самому себе. — Они не повторятся.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.
— Более того, подобные вспышки гнева, как в машине, недопустимы.
— Ты подстрекал меня, — грубо выпаливаю я.
Его взгляд хлещет меня, как кнут.
— Ты не знаешь значения слова «подстрекать».
Угроза пронзает меня, и это очевидно по каскаду мурашек, которые пробегают по моему телу.
Профессор Барклай наблюдает за мной, и он знает. Он должен знать.
Его челюсть напрягается, а затем он направляется мимо меня к дому, оставляя меня позади.
— Держи дистанцию.
У меня отвисает челюсть, когда он уходит.
Ладно, он действительно сумасшедший. Это не мне нужно держать дистанцию. Не я села с ним в этот джип! Он мог выбрать любую из машин. Он же босс! Более того, вчерашний случай в лифте тоже его рук дело. Он не должен был приходить и спасать положение. Он должен был просто оставить меня на веки вечные слоняться по вестибюлю.
После нескольких секунд, в течение которых я мысленно проклинаю его и пытаюсь справиться со своим гневом (что, кстати, невозможно), делаю глубокий вдох и спешу догнать остальных членов группы.
Глава 14
Эмелия
Субботним вечером я болтаю с Соней, сгорбившись над маленьким столиком в квартире и отчаянно пытаясь починить платье для торжественного мероприятия, пока не вышло время. Беру ножницы и отрезаю кусочек нитки, затем наклоняюсь, чтобы осмотреть подол. Он почти готов.
— Как тебе поместье? — спрашивает она.
— Сногсшибательно.
— Ты что-нибудь фотографировала?
— Нам не разрешили. Официальный фотограф из «Бэнкс и Барклай» сделал контрольные снимки, все остальные должны держать свои телефоны подальше, пока мы были там, из-за соглашения о неразглашении.
Я заканчиваю еще несколько стежков, затем обрезаю нитку. Через секунду мне придется просто сдаться и надеть его как есть. Мне все еще нужно его отпарить. И макияж еще не закончен.
— Боже. Они серьезно относятся к этой тайне, да?
— Да. Вероятно, это немного перебор, но, полагаю, это лучше, чем случайная утечка информации.
— А как насчет профессора Барклая, он был там, когда вы осматривали поместье?
У меня даже не срабатывает стоп-сигнал, чтобы побеспокоиться о том, что она хочет поговорить о нем.
— Да.
— А вы разговаривали? Он уже понял, кто ты?
— Это всплыло.
Я вздрагиваю от ее оглушительного визга.
— И?
Я вытаскиваю платье из швейной машинки и спешу к отпаривателю, чтобы избавиться от нескольких складок, которые образовались во время переделки. Горячий пар вырывается наружу.
— И ничего. Он признал, что помнит меня, и мы решили продолжать работать так, как будто я любой другой сотрудник фирмы. Потому что так и есть.
Она вздыхает.
— Ладно. Это… немного разочаровывает, но, эй, я извлекла урок из своей ошибки в прошлый раз, верно? Ты не услышишь от меня ни звука о нем. Я не буду расспрашивать тебя о том, насколько он сейчас горяч… хотя, держу пари, он ОБЖИГАЮЩИЙ. Верно? Просто дай мне хотя бы это.
— Да.
— СОНЯ!
— Прости! Это просто слишком соблазнительно!
Я переключаюсь на громкую связь, затем бросаю телефон на кровать, чтобы закончить отпаривать платье, и влезаю в него, пока Соня рассказывает мне о планах на медовый месяц. До молнии сзади практически невозможно дотянуться. Выворачиваю руки и прыгаю вокруг, пытаясь застегнуть. Проблема в том, что платье облегает мою грудь, некоторые назвали бы его просто тесным, и мне нужна еще одна пара рук, чтобы стянуть две стороны вместе и застегнуть молнию.
Вчера после работы я нашла это платье на распродаже в «Сакс» на Пятой авеню, и цвет сразу привлек мое внимание. Оно не просто красное, а малиновое. Это платье для убийцы, для того, кто жаждет крови. Я почувствовала мягкую ткань между пальцами и представила, что у меня хватит смелости надеть что-то подобное… Затем я позволила ей упасть обратно на место, забыв о нем.
Я перешла к более практичному черному варианту, но малиновое платье продолжало манить меня.
Я вернулась, посмотрела на размер и подтвердила, что он подойдет. Посмотрела на цену. Это было уцененное платье Oscar de la Renta прошлого сезона с явным разрывом по подолу.
В детстве мама
