Развод. Другая семья - Рита Адлер
Две пары детских голубых глаз глядят на меня испытывающе, и я не выдерживаю этой пытки, выпаливаю.
— Сегодня наш папа разбился насмерть.
— Папа в больнице? — переспрашивает сынок.
— Нет. Он больше не придет. Его ангелы забрали на небеса, — шепчу я, сглатывая подступающие слезы.
— Я должна позвонить маме! — упрямо твердит Лиза и смотрит на меня всклокоченным взглядом.
— Прости. Твоя мама тоже больше не придет. Никогда…
— Врешь!!! — крик разрезает воздух и бьет под дых. — Ты не любишь мою маму, поэтому врешь!
— Она… прилетела сегодня в Москву, и папа отвозил ее обратно в аэропорт. По дороге они попали в тяжелую аварию. Их больше нет. Похороны пройдут послезавтра. Но вам не следует присутствовать на них. Это не для детской психики.
Ощущаю, что сын начинает вырываться из моих крепких объятий, также вижу, что состояние девчонки ухудшается с каждой секундой. Она то вскакивает с места, то садится обратно. Абсолютно растерянная. Как бездомный щенок. Не знает куда бежать и к кому прижаться.
— Ненавижу тебя! Это ты заставила отвезти маму в аэропорт! Ты не дала мне поцеловать папу утром! ТЫ! ТЫ — УБИЙЦА! — кричит Лиза, соскакивает с места и бежит на улицу.
Слышу как тяжело дышит мой сынок, перевожу встревоженный взгляд на него.
— Санечка, не слушай ее!
— Па-па, — выговаривает слабо по слогам, и по детским щекам бегут слезы. — Папочка! Ты не дала нам попрощаться утром! — шепчет обвиняюще. — Ты отправила его в аэропорт! Лучше бы мама Лизы жила с нами! Тогда папа бы был жив! Я тебя не люблю! — выкрикивает срывающимся тонким голоском, вырывается и бежит на улицу вслед за сестрой.
Сгребаю со стола скатерть с блюдами, скидываю на пол.
Замираю на вдохе, когда ко мне подходит моя мать.
— Я с этим разберусь…
— С чем?
— С детьми. А ты займись похоронами, — отвечает деликатно.
Откровенно бесит меня ее невозмутимость.
— Пришла такая вся в белом пальто, думаешь, займешь мое место?
— Ничего я не думаю. Аля, не усложняй и без того тяжелую ситуацию! — ставит меня на место, и плывет на выход.
Я остаюсь одна в огромной столовой, оседаю на пол, в грязь, где валяются остатки ужина.
Даже плакать не могу. Жизнь просто разлетелась на осколки. Мужа больше нет. Сын меня ненавидит, обвиняет в смерти любимого отца. Еще эта странная чужая девочка. Куда ее теперь девать? И ко всему этому еще в нагрузку мать — кукушка, которая внезапно осознала свою вину.
Помню, впервые она появилась в нашем доме в праздник моего восемнадцатилетия. Пришла такая вся из себя красивая, холенная, сделала вид, что вышла за хлебом и вернулась из магазина. А прошло целых тринадцать лет с момента ее побега. И говорит: — я твоя мама, ты должна меня любить! Серьезно?
Прошло девять лет и вот она снова в моем доме, только теперь этот дом по бумагам принадлежит ей и моим детям! Муж лишил меня моей доли. Как так? Главное, зачем? Чтобы я смирилась с ее присутствием, чтобы простила и научилась жить в мире.
Как же я?!
— Алевтина Дмитриевна, — крепкие руки Назара поднимают меня с пола. — Вам нужно отдохнуть. Завтра тяжелый день.
— Дети?..
— С ними ваша мама. Всё будет хорошо.
Нет! Уже не будет так, как было раньше!
Сегодня мой сын повзрослел и уже не будет любить меня. Ничего не будет хорошо.
— Надо позвонить родителями Виктории. Они будут решать, где хоронить дочь. И они должны забрать внучку, — выдавливаю из себя с силой.
— Хорошо. Я всё сделаю, — соглашается Назар.
Глава 38
Спустя день
Алевтина
Выбиваю пальцами нервную дрожь по коленке, смотрю на часы. Родители Виктории задерживаются.
Неожиданно слышу за спиной жесткий мужской голос, со старческими хриплыми нотками:
— Алевтина Шилова?
Оборачиваюсь поспешно и моментально сталкиваюсь глазами с женщиной — блондинкой и мужчиной с седой головой.
— Добрый день! — цежу, сжимая зубы. Хочу быть с родителями Виктории предельно доброй и вежливой, но выходит плохо.
— Мне жаль! — шепчу я, и нервно перебираю копну собственных волос. Перекладываю пряди слева направо, справа налево.
— Не надо, — мать Вики глядит на меня серыми призрачными глазами. — Как женщина, как мать, я вас понимаю и ни в чем не виню. То, что говорит моя внучка абсурдно. — Вы не могли оставить Вику в своем доме. Нехорошо всё это! Я же говорила дочери миллион раз, чтобы она отстала от Глеба. Ни в какую! — женщина нервно трет лицо.
Впервые за прошедшие сутки я думаю не о себе, не о том, как будет жить без отца мой сынок, а о том, как сейчас невыносимо больно этой женщине. Представляю каково ей стоять здесь, зная, что через три часа начнется панихида.
— Вы точно решили похоронить Вику рядом с Глебом? — интересуюсь ещё раз. На всякий случай. Мне не жалко. Даже ревность не гложет меня.
Я просто ничего не чувствую. Плыву по течению обстоятельств.
— Точно. Если она так рвалась к нему, пусть с ним остается… — голос женщины садится.
— Но вам будет тяжело навещать дочь… летать туда-сюда.
— Мы справимся, — шепчет с напором.
— Но девочка… Лиза она захочет навещать маму и папу, — неожиданно вспоминаю про младшую Шилову.
— Она будет навещать их, когда захочет, — отвечает за бабушку дед.
— Но летать так сложно… далеко.
— Она не будет летать.
Пытаюсь осознать слова мужчины, понять, что он говорит.
— Что это значит?..
— Лиза сказала, что папа оставил завещание, в котором просил вас стать ее опекуном в случае, если его дочь потеряет обоих родителей.
— Да, но… ситуация плохая. Она обвиняет меня в смерти отца, ненавидит, настраивает моего сына против меня. И сейчас Сашу и Лизу забрала к себе бабушка, моя мать. Мы не можем жить с Лизой в одном доме! — спорю я.
— Лиза сказала, что хочет жить с вами! Она дала нам это понять очень четко. Она не собирается переезжать в Сочи потому что не хочет… — мужчина замолкает. Опускает глаза в пол.
— Что?.. — хватаю его за руку.
— Не хочет давать вам пощаду. Она желает уже сейчас получить долю своего отца в вашем бизнесе, доме, в вашей жизни.
— За… зачем? — теряю дар речи.
— Чтобы вы круглосуточно помнили, что не дали ей попрощаться с папой. Что заставили ее мать ехать в аэропорт.
Из глаз текут жгучие слезы.
— Лиза хочет остаться, чтобы мстить?
— Да. Это её условие. Вы должны стать опекуном.
— Если откажусь?
— Не получится.
Внутри меня
