Нарушенное обещание (ЛП) - Джеймс М. Р.

— Может быть, все по-другому. — Катерина пожимает плечами. — Разве не было бы здорово, если бы это было так?

— Я просто хочу то, что он мне обещал, — упрямо настаиваю я. — Я хочу, чтобы он дал мне квартиру подальше от него, где нам не нужно видеть друг друга. И тогда я смогу попытаться забыть обо всем этом.

Но даже когда я говорю это, я не уверена, что имею в виду именно это. Только прошлой ночью я скучала по тому, что Лука был рядом со мной в постели. Я чувствовала себя одинокой, хотя вернуться в свою собственную комнату было именно тем, чего я хотела.

— Мы постоянно ссоримся, почти каждый раз, когда пытаемся поговорить. Если и есть чувства, то это просто похоть. Я знаю, что это все.

— А как насчет утра после нападения на отель? — Внезапно спрашивает Ана. — Ты не знала, все ли с ним в порядке, верно? Итак, что ты чувствовала по этому поводу?

Я почувствовала облегчение от того, что он не был мертв. И смущена тем, почему он пытался спасти меня. Но я не хочу говорить это вслух. Я не хочу признавать, что какая-то часть меня, возможно, хочет такого мужа, которого мне навязали, что я, возможно, действительно хочу попытаться наладить отношения. Что наш разговор позавчера вечером дал мне небольшое представление о том, как это могло бы выглядеть, если бы у нас был настоящий брак, и это не было ужасно. Я продолжаю получать эти небольшие проблески того, какой могла бы быть моя жизнь, как росла бы моя дружба с Катериной, как мы с Лукой могли бы извлечь максимум пользы из этой ситуации. Но этому никогда не суждено было стать настоящим браком. Нас всегда будут останавливать какие-то вещи, тот факт, что у нас никогда не может быть детей, первая ночь, которую мы провели вместе, женщины, которые, я уверена, всегда будут преследовать Луку, и знание того, что он за мужчина, когда его нет со мной дома, то, что он делает для своей работы. Вещи, от которых я выиграю, потому что я живу в этом доме и трачу его деньги. Я не могу поверить, что он когда-нибудь будет верен или что он когда-нибудь станет кем-то иным, чем он есть сейчас… холодным и жестоким человеком, в котором в неожиданные моменты вспыхивает теплота.

— Мне было все равно, — говорю я категорично, прилагая все возможные усилия, чтобы это звучало так, как будто это правда. — Единственное, о чем я беспокоилась, это о том, что случится со мной, если он умрет.

Я точно знаю, когда слова слетают с моих губ, что это неправда. И, глядя на лица Катерины и Аны, я не думаю, что они мне тоже верят.

СОФИЯ

К тому времени, как мы все заваливаемся в одну из гостевых комнат, на гигантскую кровать размера "king-size", которая более чем подходит нам троим, мы накачаны дайкири и вином, объелись кексов и совершенно измотаны. Через некоторое время разговор отклонился от моих напряженных отношений с Лукой и вернулся к свадьбе Катерины и чаще всего, к ее предстоящей брачной ночи. У Аны было много советов, которыми она могла поделиться, и к тому времени, как мы прикончили две бутылки вина, мы все больше и больше смеялись с каждой нелепой историей, которой она делилась о своих подвигах с мужчинами, с которыми встречалась.

Было приятно видеть, как Катерина смеется. Эта ночь завершилась именно тем, на что я надеялся, отвлечь ее от горя и дать ей шанс расслабиться и насладиться чем-то в свадьбе, которая была так драматично перенесена. Это также позволило нам отвлечь ее от мыслей о том, что Франко, вероятно, делал на своем собственном мальчишнике. Лука не сказал мне, куда именно они направлялись, только то, что это было за пределами страны и что они летели на частном самолете.

Она упомянула об этом всего один раз, прежде чем мы быстро сменили тему, но я видела выражение ее глаз. Она могла бы сказать, что не любила его, что она приняла его таким, какой он есть, как и все другие эти мужчины, но я могла бы сказать, что мысль о том, что Франко развлекается с кучей других женщин, вероятно, трахает их и делает бог знает что в какой-то другой стране, беспокоила ее.

Лука, вероятно, делает то же самое. Большую часть ночи мне удавалось не думать об этом, но теперь, когда я лежу в ступоре, вызванном вином и глазурью, на дальней левой стороне кровати, внезапно образы Луки в каком-то далеком месте с повисшими на нем великолепными женщинами заполняют мою голову. Я пытаюсь оттолкнуть их, но все, о чем я могу думать, как только в моей голове появляется первый образ, это Лука, лапающий какую-то супермодель, Лука, склоняющий ее над кроватью, Лука, обнаженный и запутавшийся в простынях с тремя или четырьмя женщинами одновременно. Я вспоминаю, как он дразнил меня этим точным изображением несколько недель назад, сейчас кажется, что это было миллион лет назад, и от этой мысли у меня в животе возникает неприятное чувство.

Я не могу ожидать, что он будет соблюдать целибат, если я его не хочу. Если я продолжу отказываться спать с ним. Но… мысль о том, что он дразнит какую-то другую женщину так, как он это делал со мной, о том, что он целует кого-то другого с такой же страстью, заставляет меня хотеть разрыдаться. Это даже больше не просто ревность, это глубокое, щемящее чувство печали, почти, как если бы…

Как будто я начинаю в него влюбляться.

Я зажмуриваю глаза, пытаясь не думать об этом. Если я буду думать о чем-нибудь другом, мне удастся заснуть. Я пытаюсь сосредоточиться на звуках города снаружи, слабо доносящихся через окно, или на звуках шагов Джио и Рауля по коридору, когда они совершают свой обход по пентхаусу. Верные словам Катерины, они проделали замечательную работу, сливаясь с толпой всю ночь. Я даже не заметила, как они появились через некоторое время, но я действительно чувствую себя в безопасности.

Лука зашел так далеко, чтобы обезопасить меня. Действительно ли это только потому, что он пытается сдержать обещание, которое было дано для него? Просто из-за собственного эго и потребности защитить то, что принадлежит ему? Или в этом есть что-то более глубокое, то, как, кажется, думают Ана и Катерина, что могло бы быть? Часть меня хочет в это верить. Но что, если я ошибаюсь? Что, если я позволю себе начать падать, и он разобьет мне сердце?

Он все еще в моих мыслях, когда я засыпаю. И я не могу избавиться от него, даже во сне.

Я снова в его постели, обнаженная под черными простынями, и я чувствую тепло его тела позади своего, когда он скользит ко мне, его пальцы скользят по моему горлу, когда он убирает волосы с моего лица. Его губы пробегают по моей челюсти, спускаются по задней части шеи, и их прикосновение к моему затылку заставляет меня дрожать. Он скользит рукой по моему бедру, вниз, между ног, так что его пальцы касаются складки моей киски, и я вздрагиваю, выгибаясь навстречу его руке.

— Ты была хорошей девочкой? — Шепчет он. — Ты трогала мою киску без моего разрешения?

— Нет, — хнычу я, выгибая спину так, что моя задница прижимается к нему, и я чувствую, что он тоже голый, его толстый член твердый и пульсирующий напротив меня, когда головка касается моей поясницы.

— Тогда тебе, должно быть, нужно кончить без промедления, — шепчет он мне на ухо. Его пальцы скользят между моих складочек, когда он бормочет эти слова. Я дрожу от стона, который он издает, когда чувствует, какая я горячая и влажная, уже взмокшая от ощущения его мускулистого тела напротив моего. — Тебе это нужно, София? Тебе нужно, чтобы я заставил тебя кончить?

— Пожалуйста, — шепчу я это тихим голосом, извиваясь рядом с ним, и я чувствую, как он протягивает руку между нами, направляя свой член так, что набухшая головка прижимается к моему входу. Я такая тугая, что даже такой мокрой, как я, ему приходится прилагать усилия, чтобы протолкнуть это внутрь, но мне так приятно, когда он это делает. Моя кожа наэлектризована ощущениями, когда он входит в меня дюйм за дюймом, его пальцы играют с моим клитором, когда он проникает глубже.