Диана Машкова - Я хочу быть с тобой
– Я еще не прощаюсь!
– Хорошо! Увидимся.
Алла вышла за дверь и поспешила к Алешеньке. Ей и самой важно было знать ответы на множество вопросов. Но – увы!
За короткое время, проведенное в палате, Алла привыкла к тому, что жизнь в больнице подчиняется другим законам. Наверняка что-то подобное происходит с людьми на войне или во время катастрофы. Самыми важными здесь были вещи, о которых обычно не приходится даже задумываться – они происходят сами собой. Но в клинике великое множество ритуалов было посвящено именно им. Особой виртуозности требовал утренний туалет: не вставая с постели, умыться, почистить зубы и обтереться влажным полотенцем вместо того, чтобы принять душ. Умудриться опорожнить капризный после травмы и операции кишечник в присутствии посторонних людей. Постараться впихнуть в себя немного каши на завтрак, хотя и без того утром мутило. Выпить горсть прилипающих к небу горьких лекарств. Каждый обряд требовал огромных усилий, каждой победе, даже самой крошечной, здесь были рады. Только работа разладившегося организма имела значение. Все остальное – то, чем жили люди, спешившие за окном на работу, – не содержало ни малейшего смысла.
К девяти утра в палате собрались все мамы, и Алла с осторожностью неофита исподтишка наблюдала за процедурами, которые делались их умелыми руками под ободряющий шепот и ласковые уговоры.
Истории Максимки и Степки оказались до боли похожи: оба попали под машину. Максимку на пешеходном переходе сбил в темноте пьяный водитель. Степка попал под колеса, когда стоял с бабушкой на автобусной остановке – ехал домой из секции карате. Бабуля успела заметить летящий на них с дороги автомобиль, закрыла собой внука. Но сила удара была такой, что и Степке досталось. Бабушку похоронили три месяца назад, Степка с тех пор не выходил из больницы.
Третьему пациенту в палате, Ивану, «повезло» гораздо больше, если так можно сказать: сломал позвоночник на уроке физкультуры, неудачно прыгнув через «козла».
Все это Алла узнавала между делами, которыми были заняты женщины. Лена, мать Максима, говорила мало: Алла поняла только одно – ей пришлось уволиться с работы, чтобы спасать ребенка. Степкиной Кате тоже не удалось сохранить за собой место главного бухгалтера. Ванина мама, Людмила, перешла на свободный график, согласившись с тем, что ей в два раза снизят зарплату. Но если в последнем случае ждать помощи было попросту неоткуда – решили не требовать со школы возмещения вреда: ребенку там еще учиться, – то в двух первых ситуациях виновники были! Реальные преступники, имена которых известны. Но ни Степан, ни Максим до сих пор не получили от своих палачей ни копейки.
Изломанные судьбы детей оказались не более чем констатацией факта в новостной сводке: «Есть пострадавшие». Даже если виновников посадили, как дальше выживать семье, столкнувшейся с катастрофой, как спасать детей? Все это оставалось за кадром. А ведь именно жизнь после трагедии и имела значение; кто-то должен был заставить преступников нести за нее ответственность…
Алеша по-прежнему спал. Алла не знала, нужно ли его переодеть, стоит ли умыть намоченным в теплой воде полотенцем, как делали остальные, можно ли накормить? Вдруг если он проснется, то сразу почувствует невыносимую боль, от которой его спасали сейчас сильные препараты? Она так и не решилась потревожить мальчика: сидела на краешке кровати без движения и держала спящего ребенка за руку, слушая печальные истории женщин. Алла прекрасно понимала, что Катя и Люда говорят без умолку лишь для того, чтобы отвлечь ее от собственных страхов перед предстоящей операцией. Конечно, это не помогало: внутри ее все тряслось от ужаса. Но все равно она была им благодарна.
Дверь в палату открылась, на пороге появилась медсестра с каталкой. За ее спиной стояла врач с фонендоскопом на шее.
– Ваши анализы готовы, – обратилась она к Алле, – Борис Кузьмич разрешил оперировать.
– Прямо сейчас?! – Алла испуганно встрепенулась.
– Да. К счастью, удалось перенести планового больного, бригада сможет вас взять.
– Спасибо, – ее голос дрогнул.
– Раньше переносили наркоз? – Врач начала заполнять опросный лист, пока медсестра расстилала на каталке одеяло.
– Я не знаю, – Алла растерянно уставилась в пол.
Дама посмотрела на нее как на клиническую идиотку, но от комментариев воздержалась.
– Кардиологических отклонений не наблюдали?
Алла виновато пожала плечами. Теперь уже вся палата смотрела на нее с изумлением.
– Знаете что, – лицо врача стало красным от гнева, – ребенок вам не игрушка! Ваша обязанность помнить обо всех болезнях.
– К сожалению, я не мать, – прошептала она одними губами.
– А кто?
– Тетя. Его мама моя сестра, – ее голос становился все тише, пока совсем не угас.
– Помогите раздеть, – раздался голос медсестры, которой надоело наблюдать за этой сценой.
Алла послушно вскочила с кровати и, не глядя на врача, начала осторожно стаскивать с ребенка пижаму. Потом взяла Алешу за плечи – медсестра аккуратно подхватила его под ноги, – и они вместе переложили малыша на каталку.
– Подписывайте! – Анастезиолог сунула Алле заполненный лист.
– Я должна сначала прочесть.
– Принесете в ординаторскую!
Каталку вывезли в коридор, Алла осталась с листом бумаги в руках. Она быстро пробежала документ глазами – согласие на операцию и на общий наркоз. И что было в этой ситуации делать?! Она не мать, даже не родственница, чтобы брать на себя такую ответственность. Но без операции нельзя: врачи взяли анализы, они знают, что делают.
Нервничая, она подписала лист и прошла в ординаторскую, чтобы отдать документ. Потом вернулась в палату. Аккуратно заправила разворошенную кровать и села на край.
Палата жила своей жизнью. Уставшие мамы продолжали суетиться вокруг детей, таскали туда-обратно железные судна. Катя ласково сражалась с сыном, пытаясь накормить его рисовой кашей. Степка капризничал, не ел и порывался отстегнуть ногу от противовеса, хотя это было ему строго-настрого запрещено.
Одна Алла сидела неприкаянная и ненужная посреди больничной суеты, погрузившись в мысли об Алешеньке, который лежал сейчас на операционном столе. Она видела его худое израненное тельце под яркими лампами, хирургов в белых колпаках и повязках, сверкающие инструменты. Видела изуродованную маленькую ножку, по которой скользил скальпель, оставляя за собой кровавую нить. Ей было страшно как никогда в жизни, она молила лишь об одном: чтобы операция прошла успешно. Врачи должны были спасти малышу ногу! Ему еще жить и жить…
– Теть Алла, – Максимка посмотрел на нее ободряюще, даже нежно, – все будет хорошо. Меня оперировала та же бригада.
