Ненавистная жена - Янина Логвин
Борзов тихо матерится, стирая с ключицы кровь, но мне мало, я только вошла во вкус и, увидев на комоде вазу, запрыгиваю на кровать, хватаю вазу и бросаю в муженька…
Он уклоняется в последний момент, и ваза пролетает мимо. Громко хлопнув о стену, разбивается, осыпаясь на пол осколками… Жаль, что это не его голова. Вот прямо слышу музыку треска! Не страшно, у меня еще есть весомый аргумент моего гнева — кожаный саквояж с драгоценностми! Мое приданное. Пусть забирает, мне оно нахрен не нужно, и я беру в руки кожаный бокс, стоимостью миллионов двадцать (а может, и все сорок)… и, подняв на головой, бросаю в Борзова. Получай!
Сволочь, поймал! Но по лбу попало!
Дальше подушку, еще одну… Спрыгнув с постели к столу, хватаю ноутбук, но передумав, возвращаю его на место. Зато отлично подойдет компьютерное кресло — вдруг у меня получится сломать им что-нибудь этому громиле? — и я без раздумий, вцепившись в спинку, швыряю его в мужа…
— Ненавижу тебя!
Не знаю как у Ярослава получается вдруг оказаться рядом, но он обхватывает меня своими руками, поднимает и прижимает спиной к груди.
— Отпусти! — я сопротивляюсь что есть силы, стараюсь его пнуть, но из таких железных объятий не вырваться. — Я все равно от тебя уйду!
— Нет.
— Да!
— Если уйдешь, я тебя найду.
— Ненавижу!
Он ставит меня на пол, собираясь что-то сказать. Разворачивает к себе лицом, но я не намерена его слушать. Никогда! И, вырвавшись из рук, отшатываюсь.
В нашей схватке с моего плеча слетела бретелька сорочки, почти открыв взгляду Борзова голую грудь. Пусть! Сейчас мне плевать даже на это.
Я жду, когда он насмотрится и поднимет глаза. Смотрю в них прямо, когда сжимаю пальцы и вкладываю в удар всю злость, полосуя его скулу ногтями.
В эту секунду я готова всадить жало ему в самое сердце, и бросаю сквозь зубы:
— Пошел… вон! Вон!
Глава 14
На этот раз мы не сверлим друг друга взглядами. Борзов просто уходит, захлопнув за собой дверь, а я остаюсь одна.
Я все еще стою и громко дышу, когда он через несколько минут открывает гараж и уезжает из дома. И только потом, шагнув к кровати, устало опускаюсь на нее.
Вокруг настоящий бедлам — постель смята, вещи разлетелись по комнате, на полу осколки вазы и разбитой лампы… Я цепляюсь за простыню, забираюсь на кровать с ногами и ложусь на бок. Смотрю перед собой на часть стены и окна, ни о чем не думая, и ничего не ощущая. Только пустоту, в которой я наконец-то могу спокойно дышать.
Сил нет, глаза закрываются, и я проваливаюсь в сон. Без сновидений и фаз.
Так бывает, когда не остается вопросов.
А когда просыпаюсь — в какой-то миг просто открыв глаза, — понимаю по часам на стене, что проспала шесть часов и ужасно замерзла. Я всегда была мерзлячкой — это непреходящее наследие из детства, когда часто оставалась одна и мерзла не так от холода, как от отсутствия тепла близких людей. И вот сейчас снова…
Я не спеша встаю и подхожу к окну. Не отдергивая тюль, замечаю за забором на улице белый «Ниссан» охранника моего отца. Сам мужчина стоит, привалившись бедрами к капоту автомобиля, и при виде его по моей коже мгновенно пробегает неприятный озноб. Такой можно почувствовать, оказавшись в темной комнате один на один с опасностью. Когда тревожность ожидания пугает больше, чем сама темнота.
Осторожно переступая через беспорядок в спальне, я нахожу свою сумку и достаю из нее телефон. Включив его, набираю номер и звоню абоненту, который, возможно, меньше всего этого ожидает…
— Ольга Борисовна? Здравствуйте.
Женщина не удивлена, и отвечает сразу же после второго гудка.
— Марина? Девочка, здравствуй! Говори… — затихает в ожидании, зная, что из праздности я бы никогда ей не позвонила.
— Ольга Борисовна, уберите Макара. Я не сбегу, обещаю… но не хочу его больше видеть.
— Причину не спрашивать?
— Не надо.
— С тобой все хорошо?
Нет, не все. Но только, что изменит мое признание? Они с мужем прекрасно знали, выдавая меня замуж за Борзова, что легко не будет. Это я, глупая, еще на что-то надеялась…
— Да, я в порядке.
— Хорошо, Марина.
— До свидания…
Не знаю, почему я остаюсь стоять у окна и ждать. Наверное, мне важно убедиться в том, что мачеха меня услышала, и Макар исчезнет. Лучше навсегда из моей жизни, даже если придется выполнить обещание.
Хотя последнее — самообман, выбора все равно нет.
Макар уезжает уже через четверть часа, и только тогда я надеваю удобные спортивные штаны и теплую кофту. Волосы просто перебрасываю на плечо. Меня все время тянет поправить очки, но их нет, и рука соскальзывает вниз. Хорошо, что я всегда ношу в сумке линзы — их и не снимаю с самой ночи.
Я надеваю тапки и иду на кухню. Сделав большую чашку горячего кофе и захватив плед, выхожу из дома на улицу и сажусь на верхнюю ступень крыльца.
Ну вот, я и одна. Одна в доме, в этом дворе и такое ощущение, что на этой улице тоже.
Вокруг тихо, по-осеннему тепло светит солнце, золотя еще зеленые листья кленов и тополей, и я впервые за долгое время ощущаю себя предоставленной самой себе. Словно я вновь студентка, которая только что сдала сложный зачет, а после вышла присесть на скамейку.
В эту секунду я не знаю, как жить дальше. Не хочу знать. Злость отпустила, а на ее место ничего не пришло. Лишь душевное опустошение.
Одна.
Я пью кофе и наблюдаю за игрой воробьев на тропинке. Почему их здесь столько? Порхают стайками и нет бы улететь. Чего ждут?
А я чего?
Только куда тебе бежать, Марина?
К дому подъезжает машина, открываются ворота, и заезжает во двор.
Это дед моего мужа. Пожилой, но еще крепкий мужчина в широкой куртке и кепке.
Я практически не знакома с этим человеком, но лицо у мужчины располагающее — такие лица бывают у простых и серьезных людей, которые повидали в жизни всякого и предпочитают о том молчать. Оттого и складочки угрюмые в уголках рта, и брови нахмуренные, но
