Узнай меня - Тата Кит
— Предлагаю следующее: ты валишь того дрища, который за тобой, хватаешь у него, дохлого, пистолет и валишь того, который за мной. Как тебе план?
— Нихуёвый, — буднично ответил Миша, будто они сидели на кухне за столом за рюмкой чая. — А ты-то мне тогда нахрена?
— А вот это я как-то не продумал, — досадливо поджал губы Штырь, но даже с того расстояния, на котором я от них сидела, я смогла уловить их переглядки. Эти двое явно что-то затевали. Что-то такое, что не до конца соответствовало их словам.
— Дочка, — протянул скучающе отец, но в интонации его была слышна слишком очевидная угроза. — Я теряю терпение. Если ты решишь подумать еще хотя бы одну минуту, то я лично завалю этих двоих, а тебя все равно подложу под любого.
— Эх! — снова дал о себе знать Штырь, который будто на выставке в музее решил поразглядывать содержимое стола. — Говорила мне мама быть осторожнее со всех сторон. Надо было слушать.
В голове моей будто лампочка зажглась. Сразу стало ясно, кто креветка и о чем говорит Штырь.
«Осторожнее. Справа», значит?
— Считаю до трёх, — терял крупицы терпения Луневич.
— Знаешь, чему меня научил Штырь? — спросила я, пока моя правая рука тянулась под стол.
С тяжелым вздохом, будто его окончательно утомила моя болтовня, Луневич спросил:
— И чему же?
— Если хочешь в кого-то выстрелить — стреляй сразу, — выплюнула я и резко выхватила пистолет, приклеенный кем-то ко дну стола.
С первым же моим выстрелом в Луневича Колчин и Штырь попадали под стол, и я вместе с ними. Тот, что целился в голову Штырю, был той самой «креветкой», который сейчас прикрывал нас всех.
Вынырнула из-под стола и пальнула в типа, который влетел в зал с автоматом. Раненный «креветка» забаррикадировал зал изнутри. Колчин уже проверял патроны и собирал «магазины» у убитой охраны. Только Штырь всё ещё лежал под столом и громко сопел.
— Штырёчек, — нырнула к нему обратно под стол и бегло оглядела тело старого друга на наличие огнестрела. — Что с тобой?
— Да, чё-т, на жопу жестко приземлился, — поморщился он. — Годы-то, блять, уже не те, скакать тут зайчиком.
— Нашёл, блять, время, клоун хуев! Потом себе зад нацелуешь! — вклинился Миша и разрезал стяжку за спиной Штыря, сразу вложив тому в руки пистолет. — Твой пацан сказал, что здесь еще восемь человек охраны и еще столько же могут приехать, если им уже позвонили.
— Луневич где? — спросил Штырь, растирая запястья.
— Труп, — резюмировал Колчин.
— Моя девочка! — улыбнулся Штырь шикарной улыбкой с пробелами в зубах.
— Твоя девочка попала ему в плечо. В его башке моя пуля, — холодно отрезал Колчин.
— Мой мальчик! — Штырю, похоже, вообще, было плевать кого хвалить, особенно за смерть Луневича.
В чем-то я с ним была солидарна.
— Валите уже, мать вашу! — рычал «креветка», дежуривший все эти несколько секунд, что мы тратили на болтовню, у выхода из зала. — За камином черный ход с выходом в гараж. Он узкий, так что придется уходить по одному.
— И лучше врассыпную, — произнес Колчин. — Ты первая, — посмотрел он вдруг на меня, и это был первый его взгляд в мою сторону с момента, когда нас схватили у домика. Сердце болезненно сжалось.
— Да, Саш. Давай, первая и быстро, — поддержал его Штырь и подтолкнул меня из-под стола.
— Пообещайте мне, что тоже сразу пойдете за мной, — потребовала я у мужчин. — И не смотри на меня так, Штырь. Даже, сука, не вздумай! Я знаю каждый твой взгляд! — на глаза навернулись слёзы. — Ты выйдешь отсюда. Живым.
— Еще скажи, что я тебе как отец, — хохотнул он горько.
— Лучше. Ты мне как папа, — всхлипнула я.
— Ну… — вздохнул Штырь, шумно сглотнув и почти даже мило мне улыбнувшись. — Только ради этого я протащу свой жирный зад через тот узкий проходик, мой белокурый василёк. А сейчас вали. Беги в гараж, прыгай в тачку и газуй отсюда. А мы сразу за тобой по мере возможности. Находим всех, кто еще живой, через пятнадцать дней. Раньше не высовываемся, пока шумиха не уляжется.
Перед тем, как скрыться в узком проходе за камином, я снова посмотрела на уже готовых к обороне мужчин и встретилась взглядом с Мишей, который мне подмигнул. В груди внезапно стало свободно, я будто только сейчас начала дышать полной грудью. Стало легко.
Возможно дело в том, что на черном полу, глядя пустыми глазами в потолок, лежал Луневич, а я не почувствовала ни капли грусти оттого, что такого человека больше нет. Сколько людей он покалечил? Сколько принес боли и страдания в этот мир?
Две пули — он слишком легко отделался.
Эпилог
Семнадцать дней спустя
«Улица Овсяная» — гласила синяя табличка на покосившемся деревяном заборе.
Я пролетела полторы тысячи километров, чтобы оказаться на улице Овсяной в какой-то деревне? И пусть большинство домов здесь выглядели как из рекламы свеженьких коттеджных посёлков, менее тревожно от этого не стало. Вдруг это не Штырь оставил мне ту подсказку в отеле, а кто-то другой подкинул координаты, чтобы я сама пришла в чужую западню. Хотя, охотиться за мной уже некому: отца нет, его люди разбежались и растащили с собой всё, что смогли унести. Не прошло и недели, как от памяти о Луневиче
