Правила бунта - Калли Харт
Переворачиваюсь на бок, потирая пальцами глаза. Я измождена, но сейчас нет ни малейшего шанса впасть в бессознательное состояние. Потому что слишком взвинчена. Призраки прошлого прячутся в тени моей комнаты, намереваясь преследовать меня до восхода солнца. И в любом случае, если я засну, мне будут сниться сны, а сны имеют неприятную привычку превращаться в кошмары. Я никогда не умела вытаскивать себя из них. Я…
Снаружи доносится звук.
Из коридора.
Тихий шуршащий звук и жуткий скрип.
Мне выделили эту комнату почти на два года. В этом коридоре нет ни одной половицы, с которой я не была бы знакома. И половица, которая скрипнула, находится прямо за дверью моей спальни. Мой пульс учащается, хотя для этого нет оснований. Каждый вечер кто-то встает, чтобы воспользоваться ванными комнатами в конце коридора. Это обычное дело для других девушек на моем этаже, которые передвигаются по ночам. Но... сейчас все по-другому. Это не полусонный глухой стук кого-то, кто слепо пробирается в темноте, чтобы пойти в ванную, или торопливые шаги одного из студентов Вульф-Холла, крадущегося в чью-то комнату, чтобы посмотреть Netflix после комендантского часа.
Это… подкрадывание.
Охота.
Кто-то стоит в коридоре, отбрасывая свою длинную тень под дверью моей спальни…
Тук, тук, тук.
Стук тихий — такой тихий, что я едва слышу его.
«Господи Иисусе, что, черт возьми, со мной не так? Почему мое сердце вдруг учащенно забилось? Здесь я в безопасности. Меня окружают люди. Если закричу, десять других девушек в одно мгновение вылетят из своих комнат».
— Уже три часа ночи, — шиплю в сторону двери. — Поговорим утром, Прес.
Но этот был стук не Пресли. И не Мары. Ни у одной из них стук не такой вкрадчивый, и у нас есть свой собственный фирменный сигнал. Я бы сразу поняла, если бы это был кто-то из них, а это не так.
Тяжелая тишина звенит в моих ушах, пока часы отсчитывают еще несколько секунд. Затем раздается голос по ту сторону двери.
— Не заставляй меня вскрывать замок, Мендоса.
Холодная волна тревоги проносится от кончиков пальцев на ногах вверх, ударяя по внутренней части моей головы, заставляя комнату пошатнуться. Это он. Каким-то образом, без каких-либо обоснований, я поняла это в тот момент, когда услышала этот скрип. Сбрасываю одеяло и крадусь к двери, прислонившись к дереву, словно боясь, что он может попытаться проникнуть сквозь эту чертову штуку.
— Какого хрена ты делаешь? — шиплю я. — Тебя исключат из школы. Ты должен быть у себя дома.
— Открой дверь, Карина.
В его голосе слышится предостережение. Он будет совершенно счастлив выполнить свою угрозу вскрыть замок на моей двери, и что тогда? В любом случае Дэш не только будет в моей комнате, но и разозлится.
Приоткрываю дверь, стреляя взглядом-кинжалом в неясную фигуру, маячащую с другой стороны. Моим глазам требуется секунда, чтобы привыкнуть к полумраку коридора, но, когда зрение фокусируется, я действительно жалею об этом. Дэш весь мокрый — я даже не знала, что идет дождь — и цвет его волос превратился из блестящего пепла в обожженный мед. Под глазами темные тени, похожие на синяки. Он одет в тонкую футболку, которая прилипла к его груди. Она серого цвета, такого темного и влажного, что кажется почти черной на нем. Низ его джинсов подвернут, но они все равно покрыты грязью и сосновыми иглами, что говорит о том, что парень шел по грунтовой пожарной дороге в академию от Бунт-Хауса, а не по главной асфальтированной подъездной дорожке. Его челюсть двигается, глаза суровые и пронзительные, когда он оглядывает меня с ног до головы.
На мне слишком большая ночная рубашка и никакого чертового лифчика. Фантастически. Мои соски торчат под тканью, очень, очень заметные в холодном воздухе коридора.
— И? — спрашивает он, раздувая ноздри.
Я смеюсь себе под нос, хотя звук далеко не счастливый.
— И? Что «и»? Какого черта ты делаешь? Я спала.
Дэш ухмыляется, глядя на свои грязные кроссовки (где, черт возьми, его туфли?), склонив голову набок. Разряд электрической энергии бьет меня прямо в грудь. У меня странно перехватывает дыхание, когда я вижу, как в уголках его глаз собираются морщинки.
— Нет, не спала. Ты лежала в своей постели, уставившись в потолок, отказываясь прикасаться к себе, даже если хочешь...
Самоуверенный английский ублюдок. Какая наглость с его стороны.
— О, и, полагаю, я собиралась трогать себя, думая о вас, не так ли, лорд Ловетт?
Его улыбка немного тускнеет, как будто поворачивают выключатель, но только на секунду. Через секунду она возвращается в полную силу. Парень прислоняется к дверному косяку.
— Не кори себя за это. Ты всего лишь человек.
Я могла бы ударить его. Никогда раньше никого не била, но могу представить, как хорошо было бы сжать руку в кулак и двинуть им в четко очерченную линию подбородка этого самодовольного ублюдка. Откуда у него, черт возьми, такое высокое мнение о себе? Просто с ума сойти!
— Иди домой, Дэш. Сейчас не самое подходящее время для светского визита.
— На самом деле я бы сказал, что сейчас идеальное время.
От него пахнет алкоголем. Крепким. Кажется, виски. Парни никогда не осмеливаются подниматься в женское крыло. Слишком легко попасться, и последствия ужасны. Дэш, должно быть, вдрызг пьян, чтобы даже подумать о таком опрометчивом поведении.
— Почему бы тебе не вернуться, когда проспишься? — говорю ему. — Я не в настроении сражаться с тобой…
— У меня был действительно странный гребаный день. Я немного выпил. Подай на меня в суд. И... вот я подумал, что ты захочешь схватиться за мое копье. — Он надувает губы.
Ненавижу, когда мои щеки краснеют.
— Слушай. Это мило, но я злюсь на тебя, помнишь? Ты был…
— Чертовым идиотом. — Он кивает, словно моментом протрезвев. — Да. Об этом. Я просто… — Его щеки раздуваются, глаза округляются. Парень пожимает плечами. — Эм...
