Живу тобой - Натализа Кофф
Вероятно, всему виной стало то, что между нами не было защитного куска латекса. И все ощущалось острее и ближе.
Или нет, все дело было в нас самих.
В откровенном взгляде моего мужчины. В его нежных прикосновениях. В его эмоциях, написанных в глубине глаз. В его глухом "Моя!", произнесенном в моменты чистейшего экстаза.
Я не знала ответа. Но именно эта наша близость запомнилась мне остро и в мелочах. Тогда я не понимала и не знала, что именно она станет последней. В тот миг я не могла ни о чем думать, кроме как о легких поглаживаниях теплых пальцев по моему лицу и о глубоком, сияющем взгляде карих глаз.
Самуил касался моей щеки аккуратно, изучал каждый изгиб кончиками пальцев. А я даже дышать боялась. Потому что утонула в том тепле, что видела во взоре Сэма.
Я не очень запомнила, как оказалась в постели. Но помнила свое пробуждение. Очень четко и остро. Словно ушат ледяной воды кто-то вылил на меня.
— Тина Никоновна! — шепотом позвала Верочка.
Я встрепенулась, перевела взгляд на часы. Четыре утра. А Сэма рядом не оказалось.
— Я ваши вещи упаковала. Нам пора, — настойчиво проговорила Вера.
А ведь еще вчера мы были закадычными подругами, хохотали, веселились, общались на "ты". А сейчас вновь вернулся официальный тон. Выходит, отпуск подошел к концу?
— Где Сэм? — пробормотала я, уже страшась услышать тот ответ, который мне не понравится.
— Самуил Георгиевич уже улетел. С Всеволодом. Теперь Никита будет присматривать за вами, — отчиталась Вера.
Такая перестановка охраны меня немного смутила. Но я решила, что нужно позвонить Сэму, и пусть он мне сам все объяснит. Вера, конечно, отличный собеседник, но в качестве передатчика информации между Молотовым и мной меня не устраивала.
По пути в ванную комнату я набрала номер абонента. Но в ответ расслышала только голосовую почту. А потом и вовсе оборвалась связь. Сразу шел сброс, будто абонент поместил мой номер в "черный список".
— Вера! Молотов ничего мне не оставил? — осторожно спросила я.
— Да, вот, на столе, — тихонько ответила Верочка, когда уже собралась покинуть номер.
Я перевела взгляд на небольшой столик в гостиной. Не сразу решилась приблизиться к нему. И не расслышала тихий щелчок закрывшейся двери.
Я осталась одна.
Почему-то мне было страшно открывать небольшой кейс. А еще страшнее — читать записку, оставленную поверх серебристого металла.
Но я ведь не трусиха!
На листке бумаги размашистым крупным почерком было написано всего несколько фраз. Они не сразу дошли до моего сознания. Я читала и не понимала их смысла. А потом, когда поняла, мне стало невероятно больно. Был бы Молотов рядом, я бы заставила его сожрать этот клочок бумаги, или занялась бы с ним бурным сексом прямо здесь, на неудобном диване.
Или отвесила бы ему пощечину.
Или….
Но Сэма здесь не было. А были сухие, горькие, обидные слова.
Нет, я не стану плакать из-за того, что один заносчивый засранец решил, будто может разбить мне сердце!
Не дождется он от меня слез!
И стоя под прохладной водой в душевой кабинке, я сотни раз прокручивала в голове все события последней недели. И вчерашнее возвращение в отель после прогулок и ужина.
Выходит, Молотов уже тогда знал, что этот секс окажется прощальным!
— Ненавижу! — прошептала я, до боли закрывая глаза. Запрокинула голову так, чтобы потоки воды хлестали в лицо.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Я повторяла это слово сотню тысяч раз, когда выходила из номера отеля. Еще сотню по пути в аэропорт. Еще миллиард раз, когда самолет взлетал и садился, спустя несколько часов утомительного полета.
И один раз, но уже вслух, громко, отчаянно, когда осталась в своей квартире одна, без свидетелей, заботливой Верочки и собранного Ника.
Но все равно не поверила в эти слова. Все равно вместо жгучей, опустошающей ненависти я ощущала, как сердце рвется от беспокойства за любимого мужчину.
26
Как будто я оказался в чертовой детской сказке, и вот теперь настало время проснуться.
Тина спала, обнимая тонкими руками подушку, на которой спал я еще полчаса назад.
Нужно уезжать. Нужно включить голову и поглубже в памяти спрятать все события, что случились за эту неделю.
Хотелось во весь голос заявить миру, что Тина Вершинская вот уже неделю моя законная жена. Что все документы подписаны, заверены, скреплены всевозможными печатями и штампами о легализации. Что ни один адвокат не подкопается к подлинности свидетельства о браке, как и к самому браку. Мы с Тиной женаты по всем законам и правилам. Пусть девчонка и не помнит, как сказала мне "да" в присутствии Ника, Веры и уполномоченного регистратора. Думаю, Тине понравилась бы наша свадьба. Или нет. Но я твердо знал, что как только решу все проблемы, то тут же устроим настоящую свадьбу на родине, пригласим всех, кого захочет малышка.
А уезжать нужно. Чем больше времени провожу здесь, тем меньше шансов провернуть все так, как задумано.
Тиша пошевелилась во сне, что-то пробормотала и вновь заснула.
Не мог я отказать себе в последнем, прощальном поцелуе. Подошел ближе, присел рядом с кроватью.
Тина лежала, повернув голову в мою сторону. Приоткрытые губы так и манили меня.
И я понял — не стоит ее касаться, иначе сорвусь. И без того охренеть, как тяжко, вот так уходить, оставив лишь записку после себя.
Но выбора нет. Ни одна душа не должна знать о том, что произошло между мной и Тиной. Как там говорят? Что случилось в Вегасе, остается в Вегасе? Это правда.
Усмехнулся своим мыслям.
Дольше тянуть нельзя. Нужно встать и идти.
А каждый шаг давался с трудом. И ведь раньше я не думал, что со мной может случиться подобная хрень. С кем-то другим — запросто. А вот с Молотовым — никогда.
Однако Тиша сотворила чудо. Взяла и превратила меня из черствого, неспособного испытывать
