Цвет жизни (СИ) - Ройс Саша

— Пепельница есть?

Панкратов затягивается — в полумраке загорается огонек и вновь исчезает.

— Десять штук, — смирившись, я выдыхаю: — за твоей спиной ваза. Стеклянная. Пустая. Потом уберешь.

Мой начальник делает очередную затяжку и стряхивает пепел в импровизированную пепельницу.

— Он проиграл, — кратко выдает Валентин, возвращая сигарету в рот.

Головной компьютер сигналит мне, что речь идет о главе японской делегации. Но все-таки есть вероятность ошибки. Ведь борьба братьев за наследство тоже актуальная тема. Прокашлявшись, озвучиваю уточняющий вопрос:

— Кто?

— Комацу, — как ни в чем не бывало, поясняет мне Панкратов. Что происходит? Неужели он на меня совсем не злится?

Он тушит сигарету и, выпустив остатки дыма, бросает окурок на дно вазы. Затем возвращает сосуд на место.

— Акио рассчитывал на эффект неожиданности по случаю его назначения и, разумеется, на твою реакцию при обстоятельствах личной встречи. Но не вышло. Японцы хотели уронить объем своих инвестиций в проект. Потому что у нас до сих пор не было на руках разрешения с финской стороны на производство по согласованной технологии. А еще они были бы не против, если бы мы сами расплатились за разработку нового экологичного способа производства. В общем, многого хотели.

Мой собеседник говорит очень уверенно, размеренно и почти без напряга.

— Что ты сделал?

— Я? Ничего, — скрестив руки на груди, пожимает плечами он.

— Тогда кто?

— По моей задумке, переговоры должны были провести: Татт, Семеныч и ты. Мое присутствие на переговорах было уткой изначально.

— Для кого? Это был развод? — широко распахиваю глаза.

Ну, Панкратов, сколько можно!

— Так было нужно. Подозреваю, что в моем окружении есть еще один крот, который сливает информацию именно Комацу. Другого я вычислил ранее. У меня была идея в последний момент оставить тебя с собой в номере. Чтобы мы вместе прослушали встречу, — лукаво улыбаясь, он проводит большим пальцем по нижней губе. — После аварии я не провожу переговоры. Пользуюсь исключительно прослушкой. Переговоры с японцами я слушал, будучи в том самом номере, где оставил тебя, стервочка!

— Не видела смысла оставаться. Чувствовала себя паршиво, — честно выдаю я, что было на душе, чувствуя, как в горле образуется ком.

— Конечно, Света, ты виновата, кто ж спорит.

Блин! Сейчас начнется. Лучше сыграть на опережение.

— Ты вызвал Соню, — напоминаю я.

— Хотел снабдить парней своеобразным отвлекающим маневром. Михаэль рассказывал, что надо было видеть лицо Комацу, когда он понял, что на переговорах не будет ни меня, ни тебя. А после Татт вполне себе двусмысленно намекнул, что у нас другие планы.

— Серьезно?

— Так и было. — Брови Панкратова подпрыгивают вверх. — Лица на нем не было, когда Татт преподнес ему подписанное финнами разрешение.

— Даже так?! Японцы весьма скупы на эмоции.

— Семеныч и Михаэль в один голос подтверждают смятение парня. Не забывай, что его мать строптивая америнка. Да и по его речи я сам многое понял о нем.

— А что Соня? — вспоминаю я о молоденькой секретарше.

— А вот Соня меня удивила. — Валентин задумчиво проходится ладонью по подбородку. — Я не заметил у нее ни энтузиазма, ни задора. Поручил Аркадию за ней понаблюдать, пока меня не будет.

— Что происходит? Я постоянно ловлю тебя на том, что ты что-то не договариваешь, — нервно сжимаю одеяло на груди.

— У меня есть на то причины, — идиллически парирует собеседник, — я владелец крупного бизнеса. Не могу себе позволить подобную роскошь, если хочу удержать компанию на прежнем уровне.

На это мне нечего сказать и я немигающим взглядом смотрю на угол постели.

— Света.

— Да, — бездумно отзываюсь я.

— Я еще тебе не сказал кое-что важное.

Мой слух улавливает изменение в тоне его голоса, и сердце с тревогой убыстряет ритм.

— Вот что опять, а? Хочется уже какого-то покоя!

Валентин поперхнулся.

— Я улетаю на операцию в Бельгию.

— Что-о? Когда? — ошеломленно произношу я.

— Сегодня.

Глава 48

Мое сердце бросается в пляс, а пульс просто зашкаливает. Та-ак… Тихо, Салевич. Спокойствие, только спокойствие. Истерика сейчас никому не нужна. Всем плевать. Не забывай, что твой косяк с Комацу никто не отменял. И ты, вроде как, побывала в постели с «врагом», с конкурентом, конечно, но сейчас это одно и то же.

Сминаю одеяло пальцами, что аж костяшки на руках побелели.

Дышу.

— Сегодня летишь на операцию в Бельгию, — голос предательски дрожит, — и как давно это было известно?

Я не могу себя заставить поднять на него глаза. Несмотря на то, что во мне все бурлит, дышу я через раз.

— Это не важно. Я посчитал нужным сообщить тебе эту новость непосредственно в день вылета.

Офигеть!

Холодно. Так резко стало холодно от того, что голос мужчины утратил всякий цвет. Я не улавливаю никаких оттенков чувств, и меня охватывает паника. Словно тогда, после поцелуя в подвале. Он так же резко посерьезнел.

Прикрываю глаза и поджимаю губы. Меня просто разрывают эмоции. Ну, я же не буду ему показывать своего волнения. Зачем? Дохожу собственным умом, что человеку все равно на мои чувства.

Впервые за долгое время компания отошла на второй план. Все теперь с ней ясно.

Панкратов улетает на важную операцию. Аркадий Семенович останется за него.

Команда элитных адвокатов будут судиться с Григорием и рано или поздно дожмут его либо до мирового соглашения, либо и вовсе оставят ни с чем.

При этом держим в уме тот факт, что у младшего сына Виктора Станиславовича, как минимум припрятан один козырь в рукаве. Ведь он каким-то образом заставил Григория не появляться на переговорах.

А я? А меня сошлет в Сибирь… то есть в Финляндию, чтоб глаза не мозолила, когда он вернет себе зрение. ШИ-КАР-НО!

Да, этот пасьянс даже первоклассник разложит. А я-то дура на что-то надеялась? Знала ведь, что он любит эту… И все равно в постель залезла… Ну ты, Света, точно дура!

Как бы я не пыталась себя вразумить, меня на сей момент тревожило исключительно то, что происходит между мной и Валентином.

— А я? Как быть мне? — негромко и на грани слез отваживаюсь я на мучающий меня вопрос.

Я поднимаю на него свои глаза, а он будто чувствует это, смотрит на меня, изредка мигая.

— Ты поедешь в Финляндию, — Добро пожаловать в ссылку! — так, по крайней мере, ты избавишься от контактов с Григорием. Поверь мне, когда ему что-то нужно, он может брать изощренным измором.

В следующий миг я наблюдаю, как Панкратов отходит от окна и, мягко ступая, приближается к постели. Невольный трепет охватывает меня. Я отползаю к изголовью кровати, наскоро поправляя на груди одеяло. Он садится близко, но взмахнувшая в воздухе рука не обнаруживает ни моего плеча, ни моей головы. Понимающая усмешка отражается на его лице.

— Ты обиделась?

— Я не понимаю, что происходит, — к счастью своему уже спокойнее отвечаю я.

Мужчина лукаво улыбается, поворачивается и нагло ложится спиной поперек матраса так, что с комфортом пристраивает свою голову на моих бедрах, подсунув под нее руку.

— Валентин, — удивленно пыхчу я, но не смею и шелохнуться. Приятно, что он совсем рядом.

— Мне нужно время, Света, и покой. Помнишь, ты обещала мне покой?

— А ты, Валентин, обещал не врать!

И опять эта снисходительная улыбочка. Ну что ты будешь делать! Панкратов точно надо мной издевается!

Ворчу про себя, а сама уже ладони на его лице устроила и то и дело ласково скольжу пальчиками по его лбу, вискам, щекам, подбородку… Не выдерживаю и, склонившись над мужчиной, с упоением вдыхаю запах его волос, кожи.

— Ты мой верный раб! А я твой справедливый господин! — смеясь, шутит он.

— Да ну тебя, Панкратов! — восклицаю я, одергивая руки от его лица.

Глава 49

— Ты меня подвела.