Он и Я (СИ) - Тодорова Елена
— Вставай. Потанцуем.
По дороге к танцевальной площадке нас перехватывает очередной старый знакомый Тарского.
— Йен! Давно не виделись! Сколько? Пять лет? Больше?
— Чуть больше, — с привычной сдержанностью отбивает Гордей.
Однако сейчас каким-то образом, даже без улыбки, выглядит доброжелательно.
— Что нового? Неужели женился? — мужчина в форме, напротив, вовсю усмехается.
— Да. Моя жена — Катрин.
Это все, безусловно, понарошку и не в первый раз за вечер… Но по моему телу снова и снова носятся мурашки. Пропускаю мимо ушей имя этого мужчины. Точнее, забываю его, как только слышу следующие вопросы.
— Как Урсула? Она-то еще свободна?
Пока я фокусируюсь на этом имени и пытаюсь понять, кто эта девушка, Тарский весьма странно реагирует. Вытягивается и замирает. Взгляд ничего не выражает. Стеклянная пустота.
— Урсула погибла, — голос как никогда холодный.
Я резко и шумно выдыхаю. Немец столбенеет. Долго не находится с ответом.
— Мне жаль… Я не знал…
— Все нормально, — так же безучастно. — Рад был повидаться, Ганс. Мы пойдем. Обещал жене танец.
Меня приходится буквально волочить. Никаких танцев не хочу. И вообще… Пребываю в абсолютно потерянном состоянии.
— Что все это значит? — решаюсь заговорить во время танца, когда отмечаю, что лицо Гордея вновь расслабляется. — Откуда они тебя знают? Я думала, вся эта липа ради меня… Но они называют тебя этим именем. Пять лет? Как так получилось?
— Молчи. Не сейчас. Сюда иди, — зачем-то ближе к себе подтягивает. Возможно, не хочет, чтобы в лицо смотрела… Я задыхаюсь, когда от неожиданности впечатываюсь губами в его грудь. Даже сквозь рубашку ощущаю жар кожи. И запах, конечно… Во мне и так практически литр шампанского, а тут еще агрессивная эмоционально-гормональная стимуляция против, с которой я никак не научусь бороться. — Расслабься. Танцуй.
— Танцую, — шиплю сквозь зубы. — Только то и делаю, что пляшу тут под твою дудку.
— Ты та еще кобра, Катенька. Тебе играть приходится без передышки.
— Что-что?
— Иначе кусаешься, ядовитая моя.
— Ты улыбаешься? Ты улыбаешься, — почти уверена, но он сковал меня руками. Не позволяет отстраниться и взглянуть в лицо. — Да дай ты увидеть!
— Это просто игра, — замечает, так и не ослабив тисков. — Так что ты тоже давай… Сражай, Катенька.
— Ах, эта твоя чертова игра! Не хочется мне, — подтянувшись, прикасаюсь губами к его шее и незаметно кусаю. Немножко легче становится, хоть вся реакция Гордея — излишнее мышечное напряжение. Пару секунд спустя позволяет, наконец, увеличить дистанцию. Глаза его нахожу и без какой-либо задней мысли выдаю: — Я среди такого количества «мусорков» чувствую себя словно в клетке со зверями. Стремно. — Тарский как-то странно на меня смотрит. Прищуривается, поджимает губы и коротко кивает. Только это движение явно не для меня. Как будто самому себе адресовано. — Что? В следующий раз можем без этих погонов погулять? И вообще, мне не нравится имя Йен. Хочу по-нашему… Давай, домой…
— Будешь ныть, завтра останешься дома.
— Эй! — тотчас возмущаюсь. Приходится прикусить язык, чтобы сместить позиции. — Ладно-ладно… Молчу.
— Вот и отлично.
Отлично, но недолго.
Близость Тарского смущает. Как я могу молчать, когда он смотрит и прикасается? Ощущаю его эрекцию и начинаю думать, что это происходит исключительно из-за меня… Я ведь действительно уверена, что нравлюсь ему. Только никак не могу понять, насколько сильно?
Внизу живота зарождается знакомый томительный жар. И он грозит очень быстро превратиться в настоящее бесконтрольное пламя.
Господи…
Мне нужно чем-то занимать мысли, иначе они мчат в опасном направлении. А мне приказано было не фантазировать. Если бы это было возможно…
— Значит, я не могу тебе изменить? Раз тебя все знают… Получится неловко.
Итак, кажется, настроение Таира меняет градус… Прожигает меня таким взглядом — чудо, что не воспламеняюсь.
— Ты специально решил меня засветить, да? Сам не гам, но другому не дам!
— Порешь очередную чушь.
Научиться бы так же, как он, голос держать!
Когда-нибудь… Сейчас выплескиваю все, что думаю.
— Ах, очередную… А вот Федор не считает меня глупой. Ему я очень даже интересна…
— Можешь не стараться, — перебивает, будто просто устал от меня. — У тебя с Федором ничего не будет.
— Это кто сказал? Типа он тоже такой же рассудительный и всезнающий? Не заметила.
— Типа того.
— А я возьму и сама у него спрошу, — бросаю в сердцах. — Завтра. Да, так и сделаю! Скорей бы!
— Нравится выставлять себя идиоткой, мешать не стану.
— Я в твоих рецензиях не нуждаюсь! Нашелся мне эксперт…
— Тон сбавь. И лицо попроще сделай, — сам же давит интонациями и взглядом. — Ни к чему, чтобы кто-то решил, будто мы ссоримся.
— Так поцелуй меня, — подначиваю с едкой улыбочкой. — Пусть все решат, что у нас любовь неземная!
— Если я, Катенька, когда-нибудь тебя поцелую, вызови скорую. Психоневрологическую.
Пока я в растерянности решаю, как реагировать на очевидное оскорбление, Гордей уже тащит меня через площадку в другой конец зала.
— Кого ты ищешь?
Вижу ведь, как незаметно участок за участком, оцепляет помещение.
— Кого надо, — ладонь мою до боли сжимает.
— Эй… Скажи… Помогу! Очень хочу!
Уверена, что отвечает мне лишь затем, чтобы, не привлекая внимания посторонних, мирно утихомирить.
— Крупная родинка под глазом. На левой щеке шрам. Светлая шевелюра. Немного ниже меня ростом. Худощавого телосложения…
— Нашла! — ору так, что у Тарского глаз дергается. — Пойдем, пойдем…
Теперь я его веду. Он, наверное, крепко в шоке, раз позволяет. Непрерывно движемся, пока не останавливаемся перед искомым объектом.
Ну, вот! Все совпадает!
— Здравствуйте, — выговариваю, глядя в растерянное лицо офицера.
— Здравствуйте… — начинает улыбаться до того, как переводит взгляд с меня на Гордея. — Йен! Дружище! Слышал, что ты в городе, и не верил…
— Да. Несколько дней. Моя егоза-жена — Катрин Ланге, — указывает на меня, не глядя. — Мой давний друг — Петр Шульц.
Сегодня сколько имен прозвучало… В общем, я больше не пытаюсь их запоминать.
— Заходите в гости.
— Собственно, есть повод увидеться, — размыто сообщает Тарский.
Лицо Шульца в одно мгновение становится серьезным.
— В таком случае, жду завтра на кофе.
Мужчины как-то слишком быстро сворачивают разговор, и Гордей уводит меня обратно к нашему столику. Меня немного удивляет, что они не стали углубляться, но пытаться разобраться в делах человека-скалы бесполезно. Завтра постараюсь что-нибудь разузнать, даже если придется подслушать… А сейчас, стоит вспомнить лицо Гордея, когда я нашла этого чувака, и последующую реакцию, подмывает смеяться.
Что я и делаю, крутанувшись и вильнув перед ним пышными юбками.
— Я — молодец? — складывая у лица ладошки, восторженно ресницами хлопаю.
Хочу, чтобы похвалил.
— Ты, блядь, шумахер[11], который какого-то черта без элементарных навыков за штурвал вертолета лезет. При этом берешь разгон и тычешь все кнопки, которые только попадаются на глаза, — выдает вдруг Тарский после тяжелого вздоха.
— Осторожнее, — цокаю языком. — У меня истребитель. Я могу атаковать.
Так же хмуро смотрит.
— Держи расчет на ответку.
— А я только и жду! Дай все, что можешь!
— Уверена, что выдержишь?
— Ой, Таи-и-и-р-р… — вставляю-таки между немецких слов это прозвище. Он слегка качает головой и взглядом останавливает. Тотчас поднимаю руки, показывая, что сдаюсь. — А ты умеешь вертолетом управлять? — Не отвечает. Но тут мне и не нужно. По лицу понимаю. — Ты, блин, умеешь! Ну, ни черта себе! Сколько в тебе еще загадок, херр Ланге? Ну, что ты молчишь? — накидываю все эти вопросы и замираю. Потом смеюсь, чтобы хоть как-то справиться с эмоциями и не сойти с ума. — Кто ты такой, черт возьми?
