30 дней моей мести (СИ) - Муравская Ирина

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дом. Милый дом детства. Здесь всегда пахло заботой, любовью и вкусной едой. Порой она жалела, что уехала, но почти сразу понимала, что поступила правильно. Рано или поздно птенец вырастает и должен покинуть гнездо, чтобы учиться жить самостоятельно.

Долгие беседы, словно они не созванивались целый год, хотя на самом деле всего пару дней назад, не заканчивались. Первым сдался папа и к полуночи пошёл спать. Затем и мама начала с завидной регулярностью зевать. Ощущение "маленькой девочки" усилилось, когда ей застелили скрипучий диван в её старой комнате и, тепло поцеловав, пожелали сладких снов.

Письменный стол, шкаф, плакаты на стенах, книги и статуэтки на полках ― всё на своих местах. Что-то, конечно, тасовалось, когда она приезжала погостить, но перестановка давно не касалась этого места. Старые мягкие игрушки и фарфоровые куклы смотрели на бывшую хозяйку с упрёком: обижались, что она бросила их и не забрала в столицу.

Матвеева с восторгом закуталась в одеяло, доставая телефон из рюкзака. Несколько непрочитанных сообщений и один пропущенный звонок. Ответ Кристины, которую она ещё в дороге предупредила, что домой сегодня не вернётся, девчонка с работы, которая согласилась её подменить завтра, староста, согласившаяся в очередной раз прикрыть невольную прогульщицу на парах и три сообщения в ватцапе от Кирилла. Пропущенный от него же. Она была с родителями в комнате и не слышала звонка.

Решив, что проще поговорить, чем долго писать, был сделан перезвон.

― Почему не отвечаешь? ― без привета наехали на неё буквально после первого гудка.

― Не слышала. Прости.

― Всё нормально? Ты где?

― Дома. Где ещё. Спать ложусь.

Несколько секунд молчания.

― Хорошо. У нас тоже всё в порядке.

Ульяна, свернувшись калачиком, меланхолично разглядывала отблески уличных фонарей, гуляющих по окну и проникающих через тонкую штору.

― Да. Я поняла по сообщениям. Как он?

― Общается очень даже бодро. Если так и останется, через несколько дней его выпишут.

― Это замечательно. Я рада. Правда.

― Мать с утра поедет к нему, я после обеда собираюсь. Что насчёт наших планов?

― А у нас есть планы?

― Теперь есть.

― Значит, в силе. Я только в первой половине дня собиралась дойти с мамой в магазин.

― К шести освободишься?

― Думаю, да.

― Значит, в шесть. Я буду ждать внизу.

― Ладно, ― неловкое молчание. Никто не решался первым закончить разговор. Но сделать ведь это надо. ― Спокойной ночи, ― понизила голос она, словно стыдилась собственных слов. Слишком уж непривычно было вот так разговаривать с ним. Нормально. По-человечески. Без подколок.

― Спокойной ночи, ― на том конце оборвался звонок.

Ощущение, что ей снова семнадцать не покидало Ульяну весь следующий день. Начиная с завтрака, каши с улыбкой из фруктов, какао и сэндвичей, которые ей приготовила с утра мамочка и заканчивая шумным походом в супермаркет, где, судя по количеству туалетной бумаги, родители решили затариться на полгода вперёд.

На этом дело не ограничилось. Прослышав про то, что у доченьки сегодня свидание, да не абы с кем, а с самим Кириллом Кометой, которого Валентина Павловна помнила ещё семилетней шпаной с вымазанным зелёнкой носом, тайком закапывающим в песочнице игрушки девчонок, было решено пошопиться. Ведь Ульяна не брала с собой сменой одежды, даже носков запасных не прихватила.

Аргумент, что в родительском доме осталась куча старых шмоток, в которые она влезала, не сработал. Родителям почему-то всегда кажется, что их чадам непременно что-то нужно. А когда те пытаются убедить, что это не так ― это значит, что точно нужно, но они просто стесняются просить.

Слегка поартачившись, Матвеева младшая сдалась под напором Матвеевой старшей. Новая клешённая юбочка в красную клетку на ладонь выше колена, новая чёрная водолазка, балетки на лето, парочка новых укороченных блузок и… Ох, тот неловкий момент, когда ты с мамой выбираешь себе новый комплект нижнего белья, потому что, цитата: «тебе уже двадцать пять, не девочка, пригодится». Спасибо, мам.

В общем, к шести часам Ульяна была во всеоружии. Лёгкий макияж с акцентом на яркие губы, небрежные локоны, которые давались весьма сложно на её волосы, новая юбка, новая водолазка, чёрные плотные колготки в тон, большие кольца-серьги, берет с козырьком, случайно отрытый в закромах кладовки, ну и сапожки. Вот смотрела она на отражение в зеркале, и сама себя не узнавала. Есть такое выражение: "блеск в глазах". Матвеева никогда его не понимала, но сейчас в прямом смысле слова видела его в собственных… Это ведь плохо?

Кирилл ждал её там же, где и вчера. Стоял, оперевшись пятой точкой на капот, скрестив ноги. Такой весь из себя небрежный и очаровательный. На носу солнечные очки, в руке телефон и… вот же ирония, в чёрной водолазке. Это они красиво подумали об одном и том же.

― Привет, ― Кометов окинул её скрытым тёмными стёклами взглядом: таким, что нифига не ясно, оценили ли её старания.

― Даже без цветов? На свидании положено дарить цветы.

― Я запомню. Поехали?

Ульяна перебросила из одной руки в другую прихваченную на всякий случай джинсовку, хотя сегодня обещали тепло и безоблачно.

― Куда?

― Я обещал тебе ресторан. Тут есть один приличный.

― Ресторан? Это твоя стандартная карта для выгула девушек?

― Никто не жаловался.

― Я жалуюсь. Не хочу в ресторан.

― А куда хочешь?

― Давай просто прогуляемся. Сто лет тут не бывала.

Кириллу затея не очень понравилась. Просто так на улицу он выходил редко, обычно это заканчивалось собравшейся толпой, цепкой как пираньи и такой же неконтролируемой. Однако согласился. Скоро стемнеет, он в очках, может и обойдётся. Потому что, если уж на чистоту, ему и самому хотелось пройтись по родным местах. Там, где всё начиналось.

Глава 12. Свидание

Это было необычно. Странно. Волнительно. Слегка… сюрреалистично. Несколько лет назад она и мечтать не смела о том, чтобы ходить по этим улицам с этим человеком. Господи, впервые за прошедшие годы Ульяна начинала вспоминать, насколько же сильно она была влюблена в Кирилла.

Настолько, что зная где он обычно тусил после школы, специально мчалась туда, чтобы как бы ненароком пройти мимо и получить хотя бы крупицу его внимания. Сейчас становилось смешно от самой себя, а тогда это казалась таким хитрым, таким взрослым решением.

И вот теперь они проходили мимо того самого сквера, где прежде на лавках собиралась компания самых популярных девчонок и парней. Они смеялись, веселились, пили купленное старшими пиво, Кометов разбивал хрупкие девичьи сердца песнями на гитаре (уже тогда талантливыми), а она пряталась в тени и с завистью тайком наблюдала за ним.

Глупая, наивная, закомплексованная толстушка. Ужас, а она ведь действительно на что-то надеялась. Пересмотрела романтических фильмов и верила, что самый красивый мальчик школы вполне способен влюбиться в дурнушку.

― Как же ты мне нравился. Вечером перед сном я представляла, как ты на какой-нибудь дискотеке признаёшься мне в любви на глазах у всей школы. Как поешь песню, которую написал специально для меня. Как обкусывают в зависти ногти вместе с пальцами наши девки… Боже. Неужели я была такой бестолковой?

― А сейчас?

― Что, сейчас? Сейчас я вроде как поумнела. Надеюсь на это, во всяком случае.

― Нет. Чтобы ты сделала, признайся я тебе в любви сейчас?

― Посмеялась бы и пошла дальше.

― Даже так?

― А есть другие варианты? Снявши голову, по волосам не плачут. Отношения ― это доверие, а оно было потеряно ещё в восьмом классе.

― Мы изменились. Ты сама это сказала. Повзрослели, поменяли приоритеты.

― Именно поэтому я уже ни за что не повторю ту же ошибку.