Подлинное искупление (ЛП) - Коул Тилли
— Они должны собственным бичеванием и в полной изоляции заплатить за грех, который совершили. Им предлагается покаяться. Об этом говорится в наших священных книгах.
Брат Стефан кивнул.
— Ну, а потом? Куда они деваются? Что, если они не покаются? — он помолчал. — Ты никогда не замечал, что грешники редко возвращаются в общину?
Я растерянно уставился на мужчину.
— Не понимаю, какого черта ты имеешь в виду. Я воспитывался вдали от нашего народа. Меня вместе с Иудой держали в изоляции в Юте. Я впервые попал в общину всего несколько месяцев назад. Это…, — я провел рукой по усталому лицу. — Это меня ошеломило. И Иуда… Иуда являлся Десницей Пророка. Он был инквизитором грешников. Он назначал наказания.
Я покачал головой.
— К чему ты клонишь? Кто вы все такие? И я хочу слышать грёбаную правду!
Мне надоело ходить вокруг да около. Мне было нужно, чтобы эти люди были со мной честны и прямолинейны. В этой выгребной яме бредовой веры я забил на попытки быть вежливым и вести себя в духе Пророка. Сейчас всем управлял мой гнев. Я давно научился его контролировать, выставляя на первый план более спокойного Каина.
Но теперь мне было на всё это глубоко насрать.
Пророк Каин умер. С этим козлом покончено.
Брат Стефан посмотрел на сестру Руфь, затем на двух охранников. Все они молча кивнули в ответ на безмолвный вопрос.
— Наша маленькая община находилась в Пуэрто-Рико. До недавнего времени люди Пророка нас в основном не трогали.
Он вздохнул, но я заметил в его голосе едва сдерживаемую ярость. Брат Стефан сложил руки вместе.
— Каин, мы, люди в нашей коммуне, все были вероотступниками, — он указал на охранников и сестру Руфь. — Всех нас изгнали за то, что мы сомневались в обрядах и догматах вероучения, грешили против веры или высказывались против Пророка. Всех нас подвергли наказанию, а затем отправили в Пуэрто-Рико, чтобы обречь на изоляцию.
Он рассмеялся язвительным смехом.
— Пророк Давид полагал, что община, находящаяся в удушающей жаре, на чужой земле, так разительно отличающейся от нашей, вновь вернет нашу веру на путь истинный. Он не рассчитывал, что небольшая группка людей найдёт утешение в сомнениях друг друга.
Он наклонился и, убедившись, что всецело располагает моим вниманием, произнёс:
— Мы стали сильны как сообщество. Не все, конечно — многие из нас остались истово верующими, некоторые охранники остались на своих постах. Но нас было вполне достаточно, чтобы понимать, что, когда придет время, мы вернемся и каким-то образом попытаемся освободить тех, кто родился и вырос в этой пародии на веру… Тех, кто настолько погружен в эту жизнь, что даже не знает, что за пределами общины есть другой мир, мир, в котором они могут жить свободно и счастливо, — брат Стефан откинулся на спинку стула. — В Пуэрто-Рико с помощью нескольких местных жителей, нам удалось узнать правду о Пророке Давиде и собрать доказательства. Следствием этого стал наш план возвращения.
— Все оказалось ложью, — глухо ответил один из охранников. — Всё это, всё, что делалось для нас и наших семей, было лишь для того, чтобы какой-то старик мог безнаказанно пихать свой член в детей. Старый ублюдок за наличные вывозил контрабандой оружие из Израиля и вкладывал их в производство детского порно для личного извращенного просмотра, делая насилие нормой.
Он замолчал и с силой зажмурил глаза, так, словно вновь переживал что-то, что случилось с ним. Я хотел спросить, что, но тут он снова открыл глаза и добавил:
— Затем он начал сбывать это порно посторонним лицам. Порно с детьми, делающими разное с ним… с остальными охранниками…
Он умолк, его лицо покраснело от гнева.
Я поддержал его в этом порыве внезапной ярости. Сердце пронзила жгучая боль. Мой дядя… чтобы финансировать свою общину, он распространял детское порно. Я знал, даже не спрашивая, что Иуда будет делать то же самое.
Мой собственный брат-близнец, творящий нечто настолько извращенное…
От всего, что мне только что рассказали, у меня в голове лихорадочно заметались мысли. Я едва за ними успевал. Кровь так стремительно неслась по венам, что у меня зашумело в ушах, и закружилась голова. Я наклонился вперед и уронил лицо в ладони.
Под общее молчание я закрыл глаза и попытался вернуть хоть какое-то самообладание. Подняв взгляд, я увидел, что все глаза устремлены на меня.
— Всё это полная херня… Всё это…, — прошептал я, и почувствовал, как по телу разлилась боль предательства и откровенного гребаного унижения.
На мое голое плечо осторожно опустилась чья-то рука. Это была сестра Руфь. Ее глаза светились сочувствием, а нижняя губа дрожала.
— Ты был изолирован от мира? Всю свою жизнь? — с болью в голосе спросила она.
Я кивнул.
— Вместе с Иудой. В детстве с нами общался только богослов. Он был строгим надсмотрщиком. Я видел Пророка Давида лишь однажды, когда мне было четырнадцать. Помимо этого мы были совершенно одни.
По ее щеке сбежала слеза.
— Значит, у вас не было никого, кто заменил бы вам мать или отца? Кто подарил бы вам любовь и ласку? Кто просто бы… вас любил?
У меня в груди образовалась огромная дыра. Я никогда раньше об этом не думал. Но у нас действительно никого не было… никто никогда не приходил к нам, когда мы плакали, когда нам было больно. Только мы с Иудой составляли друг другу компанию, заботились друг о друге, когда кто-нибудь из нас болел.
— Нет, — ответил я, и к горлу подступил комок.
Мысленно я вернулся в детство, во времена, когда мы с Иудой болели. Я вспомнил, как ухаживал за Иудой, прикладывал к его лбу холодные компрессы, когда у него был жар, обрабатывал ему раны, когда он падал, от этого ком в горле стал еще больше. Это было любопытно, потому что, когда помощь требовалась мне, и я лежал в постели с лихорадкой или гриппом, то не мог припомнить такого, чтобы рядом находился Иуда. Он всегда занимался учебой.
Правда больно меня ранила, словно ломом по ребрам. Когда я болел, Иуда никогда за мной не ухаживал. Не так, как я за ним.
— Он никогда мне не помогал.
Сестра Руфь взяла в руки мою ладонь, и тогда я осознал, что произнес это вслух. Она крепко ее сжала. Я проглотил боль.
— Почему я представлял себе это по-другому? — не обращаясь ни к кому конкретному, проговорил я. — Почему в глубине души я был уверен, что Иуда мне помогал, хотя он этого никогда не делал? Ни разу!
— Потому что кроме него у тебя никого не осталось, — печально сказала сестра Руфь. — Тебе было сложно принять реальность, которая заключалась в том, то ты вырос один, без любви и заботы, поэтому твоё подсознание создало иллюзию. Благодаря которой ты поверил, что твой брат тебя любит… заботится о тебе так же, как и ты о нем.
Я слушал слова этой женщины. Казалось, она понимает… знает, о чем говорит. Она была права. Без Иуды я бы не справился. Во всяком случае, именно в этом я всегда себя убеждал. Но подумав обо всем, что он сделал, о том, как он раз за разом меня подводил, я понял, что… что…
— На самом деле, я всё это время был один, — вслух заключил я.
На меня обрушился смысл этих слов, и стало нечем дышать.
— Уже нет, — произнесла сестра Руфь и коснулась ладонью моей щеки.
Я заглянул ей в глаза и почувствовал в них совершенно неведомое мне тепло. Как будто она каким-то образом меня знала. И у меня возникло ощущение, что я тоже давно ее знаю.
— Теперь у тебя есть мы. Наша поддержка, — сказал брат Стефан, оторвав меня от добрых, проницательных глаз сестры Руфи.
Оба охранника кивнули.
— Я Соломон, — сказал тот, что покрупней. — А это мой брат, Самсон.
— Теперь вы последователи-охранники в Новом Сионе?
Соломон кивнул.
— Как вам удалось проникнуть в ближайшее окружение Иуды?
— Когда мы приехали, то показали, насколько мы суровы и, как хорошо справляемся со своей работой. Мы сказали ему, что раскаялись в своих грехах, но ждали, пока придет истинный Пророк и вернет нас из изгнания. Сказали, что хотим доказать ему свою пользу.
