Здравствуй, мама! (СИ) - Борн Амелия
— И что же ты решил? — улыбнулась она, стараясь выглядеть уверенно. Но я заметил, что на самом деле Ольга нервничает. И то ли еще будет! Это разговор завершится совсем не так, как она того сейчас ожидает!
— Я подумал, что не стоит мешать воссоединению матери и детей, — ответил с ледяной улыбкой.
— Это правильно! — оживилась Ольга. — Я так скучаю по своим крошечкам!
— Да, я заметил, — усмехнулся цинично. — Ты даже пыталась их похитить с помощью своего любовника.
Она застыла. Потом отрывисто рассмеялась:
— Что за ерунда!
— Дети во всем сознались, — сблефовал я. — Так что можешь не отрицать.
— Да, я это сделала! — пошла она в атаку. — И что с того? Я их мать!
— Вот и я так подумал, — угрожающе осклабился я. — Ты их мать, так что дети должны быть с тобой.
— Правда? — растерянно моргнула она.
— Конечно. Можешь забирать их прямо сейчас.
Я практически слышал, как в ее голове напряженно вертятся шестеренки. Наконец она спросила:
— А деньги?
— Какие деньги? — деланно удивился я.
— Деньги на их содержание!
— Содержать их будешь за свой счет, — усмехнулся в ответ, с наслаждением глядя как растерянность на ее лице сменяется гневом.
— Мне нужны деньги! — буквально выкрикнула она. — Я подам на алименты!
Не сдерживаясь, я расхохотался. Ржал от услышанного очень долго и со вкусом.
— Ты круглая дура, Ольга. Какие алименты? Ты лишена родительских прав и вообще не имеешь права приближаться к детям! Так что, пока я добрый, забирай детей и убирайся!
— Мне не нужны эти дети! — разъярилась она. — Мне нужны деньги!
— Как же так? — изобразил я искреннее удивление. — Ты же только что говорила, что скучаешь по своим крошкам!
— Я ненавижу этих сопливых детей! Как жаль, что ты не сварился заживо в той сауне, тогда я получила бы все, а от них избавилась!
К моему ужасу, в этот момент дверь распахнулась и в кабинет ворвался Адам. Позади него, с потрясенно распахнутыми глазами, застыла Дина.
Бросившись к матери, сын стал молотить ее маленькими кулачками, крича:
— Лгунья! Ты говорила, ты нас любишь!
— Отцепите его от меня, он порвет мне колготки! — истерически заверещала Ольга.
Я подскочил и, подхватив сына на руки, выкрикнул:
— Ба! Почему дети здесь?!
Подоспевшая бабушка забрала у меня Адама и без всякого сожаления сказала:
— Ну надо же! Убежали от меня, как только услышали, что мама пришла!
— Нет у нас мамы! — шмыгнула носом Дина и вдруг заревела так надрывно, что у меня сжалось сердце.
Я с осуждением посмотрел на бабулю, которая осталась совершенно невозмутима, и скомандовал:
— Уведи их отсюда немедленно!
— Папа! — попытался вырваться Адам. — Не отдавай нас!
Полоснувшая по нутру боль прокатилась по всему телу, подступила к глазам, которые стало нестерпимо жечь. Неужели дети всерьез думали, что я могу их отдать кому-либо?
— Потом поговорим, — глухо ответил сыну и, когда дверь за бабулей и детьми захлопнулась, посмотрел с кривой усмешкой на растрепанную Ольгу:
— Кажется, дети к тебе уже не хотят.
— Мерзавец! Ты все подстроил!
— Нет, — покачал я головой. — В отличие от тебя, я переживаю за чувства своих детей. И что же ты теперь, интересно, будешь делать? — поинтересовался насмешливо, сложив на груди руки.
Взгляд Ольги заметался по комнате, и выглядела она при этом, как затравленный зверь. Видимо, даже до нее дошло, что это конец. И в ее случае — отнюдь не счастливый. Наконец она гордо заявила:
— Я ухожу!
— Не так быстро, дорогая, — жестко отрезал я, перерезая ей путь к двери. — Ты думаешь, что уйдешь так просто и безнаказанно? Нет. Хочу, чтобы ты кое-что послушала. Узнаешь эти голоса?
Я включил записанный Тамарой разговор и с отвращением наблюдал, как на лицо бывшей жены наползает паника, затем — бешеная ярость:
— Ты ничего не докажешь! — прошипела она.
— Ошибаешься, — усмехнулся я. — В этом кабинете стоят камеры. Кроме того, есть несколько надежных свидетелей всех ваших подвигов. Так что… счастливого времяпрепровождения в тюрьме… дорогая.
Часть 37. Тамара
Я сидела и листала журнал с такой скоростью, что у меня стало мельтешить перед глазами. Не видела ни одной строки, написанной на его страницах, но продолжала упорно делать вид, что увлечена чтением.
— Тамара, — тихо окликнул меня Игорь.
Я не сразу подняла на Разумовского взгляд.
— Тома!
Это воззвание прозвучало чуть громче. Я отложила журнал и повернулась к Игорю.
— Что-то случилось? — поинтересовался он мягко.
Хотелось бы мне знать, случилось ли что-то, или после того, как с Ольгой было покончено, стало можно расслабиться и больше ни о чём не думать.
— Нет. Ничего, — соврала я, поднялась с дивана и отошла к окну.
Уставилась на улицу, где ровным счетом ничего интересного не происходило. Только однообразный пейзаж, да и только.
С того момента, как я узнала, что бывшая жена Разумовского теперь нам ничем не грозит, я заметно успокоилась. Поначалу. Потом же меня стали терзать мысли, одна другой краше. И мысли эти были продиктованы в первую очередь молчанием детей.
И Адам, и Дина стали самыми послушными детьми из всех возможных, но при этом они закрылись. Превратились из близнецов, способных на самые вопиющие поступки, в двух замкнутых детей. Это пугало. Игорь же заверял, что ничего страшного не произошло, и что совсем скоро Адам и Дина придут в себя.
Я очень и очень в этом сомневалась. Та прививка реальностью, которая была сделана им при прямом участии их матери, была слишком болезненна. И последствия ее могли стать непредсказуемыми.
— Тамара…
Разумовский оказался позади меня, положил ладони на мои плечи и провел ими сверху-вниз и обратно.
— Если ты будешь молчать, мы ничего не решим.
— Я очень переживаю за детей, — выдохнула, поворачиваясь к Игорю.
Он сразу стал мрачнее тучи, но не отстранился. Одной рукой прижал меня к себе, другой — растер свое лицо.
— Я тоже очень за них переживаю, — признался Разумовский.
Некоторое время мы постояли так. Близко друг к другу, насколько это было возможно.
Наконец я сказала:
— Хочу подняться к ним. Вдруг им нужна сказка на ночь.
По правде говоря, сильно сомневалась в том, что сейчас Адам и Дина желают чего-то подобного. Но надежду ведь никто не отменял.
Разумовский чуть отстранил меня на вытянутых руках и сказал:
— Я думаю, что очень нужна. И я бы сделал все, чтобы рассказать ее вместе с тобой.
— Тогда пойдем и расскажем! — горячо заявила я. — Даже если они не захотят слушать — мы хотя бы попытаемся!
Эта мысль стала настолько осязаемой, что я высвободилась из рук Разумовского. Уже направилась к лестнице, ведущей наверх, но застыла, когда услышала:
— Тамара…
— Да?
Обернувшись к Игорю, я взглянула на него с непониманием. Ожидала чего угодно — что он скажет, что я не должна лезть туда, куда не стоит. Что сейчас все же нужно оставить близнецов с самими собой наедине. Но Разумовский вдруг произнес:
— Я тебя люблю.
Тихо, но в то же время уверенно.
— Что?
Мне показалось, что я не расслышала. Игорь Разумовский взаправду признался мне в любви? Боже! Я оказалась совсем к этому не готова!
— Я люблю тебя.
Он подошел, и я застыла на лестнице. Впилась пальцами в перила, стояла, как соляной столп и смотрела на мужчину, которого тоже любила больше жизни.
— И я… я тебя люблю, — шепнула в ответ, жадно всматриваясь в черты лица Игоря.
Может он так надо мной шутил?
— Скажи это еще раз, — потребовал Разумовский ответа.
