Моррис Ренек - Сиам Майами

— Мне нравится, когда ты со мной серьезно разговариваешь.

— А потом появился философ по фамилии Ницше, который написал, что Бога больше нет.

— Как он об этом узнал?

— Погнал пророка на рыночную площадь, чтобы тот убедился в отсутствии морали. Раз люди так прогнили, значит, и впрямь Бога не стало.

Она села, подалась вперед и обняла его за шею. Ее лицо приобрело восторженное выражение.

— Полегче! — Он с трудом удерживал лимузин в правом ряду. — Ты меня задушишь!

Она убрала руки.

— Не знаю, что на меня нашло. Когда где-то появляются люди, которые не думают о том, чтобы заработать побольше денег, это просто чудесно! — Она подула на волосы, упавшие ей на лицо. — Вот ты разговариваешь со мной серьезно, и я чувствую себя респектабельной дамой.

Пришла пора отрезвить ее.

— Сиам, любой может прихватить бумаги корпорации с собой на небеса.

— Знаю. — Она по-прежнему веселилась. — Но мне понравился твой мыслитель. Подумать только: рыночная площадь убила Бога! Это мне нравится, это согревает. Одна смелая мысль — и я возношусь на небеса.

— Правда, эта мысль несовершенна, — предупредил Зигги.

— Знаю. — Она повесила голову. — Вывод не соответствует действительности.

— Вот именно. — Он попытался разглядеть в зеркале ее лицо. — Самое ужасное — не то, что Бог мертв и все дозволено, а то, что все дозволено людям, верящим в существование Бога.

— Да, — грустно согласилась она.

— Откуда такая покорность?

— Я размышляю.

— Я не велел тебе размышлять. Иначе зачем тогда менеджер?

— Потому что сегодня мне предстоит трижды выступать. Завтра начинается долгое турне с разовыми выступлениями. Я сплю без задних ног, а он вдруг куда-то меня тащит, как будто от этого зависит моя жизнь.

— Мы почти приехали, — успокоил ее Зигги.

Справа возникли разноцветные крыши аттракционов Кони-Айленда. Сиам опустила стекло, чтобы насладиться не только зрелищем, но и сопровождающими его звуками. Зигги в точности знал, что делать дальше. Он покатил по Серф-авеню и затем вниз по улице, ведущей к пляжу, где негде было приткнуть лимузин. Все же нашлось свободное местечко, там, где улица упиралась прямо в пляж.

Сиам снова развеселилась.

— Тебе захотелось, чтобы я надышалась свежим воздухом и долго не болела?

«Увидишь», — говорило выражение его лица.

Она оперлась на его руку и поднялась на деревянный помост. И он снова увидел пленительную крохотную бородавку почти на самом кончике ее носа. Как красивая, честолюбивая молодая женщина, работающая в шоу-бизнесе, может позволить себе разгуливать с бородавкой на кончике носа? Он полагал, что хорошо изучил Сиам, но обнаруженная бородавка подсказывала — это явное заблуждение. Амбициозность в ее характере, пожалуй, давно должна была заставить ее избавиться от бородавки.

— Сколько же здесь народу?! — Битком забитый пляж в жаркий выходной никого не мог оставить равнодушным. Сиам задала свой вопрос почтительным шепотом, словно, переступив порог музея, попала в окружение экспонатов, принадлежащих другой цивилизации.

— Больше миллиона, — ответил Мотли.

Казалось, сам здешний воздух пропитан безумием. Мотли знал,именно в такой солнечный день приходит успех, хотя пока что все складывалось неудачно. Из бесчисленных транзисторов лился рок-н-ролл в стиле «ритм энд блюз». Зигги в который раз порадовался, что его протеже не привержена какому-либо определенному стилю. Пение Сиам рождалось где-то в глубине самого ее существа, и Зигги знал, что такой стиль никогда не выйдет из моды. На пляже становилось все больше купальщиков, все труднее было отыскать местечко для подстилки или полотенца; застолбив место, Зигги и Сиам поспешно разделись и остались в одних купальных костюмах. Повсюду можно было видеть молодых женщин, раскачивающих бедрами в такт музыке. Это ленивое соревнование танцующих и откровенное демонстрирование обнаженного тела вызывало у Зигги чувство горького сожаления. Рев транзисторов заглушал шум океанских волн, все прибывающий и прибывающий народ заслонял телами океан, купальщики не давали любоваться пенными всплесками. С уходящего вдаль деревянного пирса Зигги мог разглядеть только покачивающуюся на волнах рябь — сотни мокрых голов.

Внезапно все прочие звуки заглушили душераздирающий крик и затем свист. Все на пляже дружно всполошились, узнав эту отчаянную трель, повергающую душу в тоску. Сей будничный звук нарушил беззаботность выходного дня.

— Вон он! — крикнула Сиам.

Из-под пирса выскочил голый по пояс широкоплечий молодой человек. Он отчаянно месил ногами песок. К груди же прижимал огромный бумажный пакет, из которого валил белый пар, не позволявший разглядеть его лицо. Следом за ним мчались, размахивая дубинками, два крупных полицейских без фуражек, в пропотевших синих рубашках.

— Беги, беги! — крикнула парню Сиам, хотя его положение было так безнадежно, что она не могла не вспомнить собственную слабость перед лицом жизни. Он один, а полицейских двое, он безоружен, а они вооружены до зубов; да, парень был совершенно беззащитен. Сиам тоже почувствовала себя на миг терпящей крушение; это чувство не посещало ее с тех пор, как ее карьерой занялся Зигги. Не желая демонстрировать собственную слабость, она открыла объемистую сумку и вынула оттуда большие солнечные очки.

Мотли улыбался, наслаждаясь ее внезапной сосредоточенностью. Точно так же она отдавалась пению. Пляж превратился в сумасшедший дом. Она надела очки. Он не сказал ни слова. Возможно, у него не все дома, но Сиам в темных очках нравилась ему еще больше. Без них она была слишком беззащитной, а в них казалась совершенно безразличной к происходящему.

— Что это там дымит у него в пакете? — со страхом пробормотала она себе под нос.

— Он торгует мороженым. Это пар от сухого льда, предохраняющего мороженое от таяния.

— Почему за ним гонятся полицейские?

— У него нет разрешения на торговлю.

Голоса из толпы увещевали полицейских:

— Лучше бы гонялись за настоящими жуликами!

Впрочем, смельчаки не спешили подставлять себя под удары дубинок, которые вполне могли посыпаться на них в отместку за насмешки: полицейские были разъярены тем, что им приходится заниматься бегом в такую жару.

Сиам недоверчиво проводила взглядом взмокшую троицу.

— Что за кошмарный бизнес!

— Кошмар начинается только тогда, когда продавца засекают, — возразил Мотли. — В остальное время он делает, что хочет.