Звева Модиньяни - Ветер прошлого
Миниатюра на крышке, бесспорно, принадлежала талантливому художнику, увы, оставшемуся безымянным. Точно были известны только место и дата создания табакерки: Париж, 1769 год. Полотно, воспроизводящее тот же самый рисунок, было написано на тридцать восемь лет позднее — предположительно одним из учеников Лондонио — на вилле Альбериги. Но где же связь? Моя семья и маркизы Альбериги д'Адда?
Когда я был еще ребенком, мой отец передал мне драгоценную табакерку, лежа на больничной койке. Слова его были бессвязны, но я их запомнил.
— Меня пытали, — повторял он, словно в бреду, — меня мучили. У меня за спиной был пейзаж с табакерки. В меня стреляли… стреляли…
Теперь, когда я нашел большое полотно с виллы Альбериги, не осталось никаких сомнений в том, что слова моего отца были не бредом умирающего, но показаниями уцелевшего.
Я постучал. Ждать пришлось долго. Наконец белая муслиновая занавесочка отодвинулась в сторону, и за стеклом показалось лицо старушки. Дверь открылась, и она появилась на пороге. На лице у нее играла веселая и лукавая улыбка непослушной девочки. Она держала на руках пушистого полосатого кота.
— У нас гости, Наполеон, — сказала она, и кот неохотно приоткрыл желтые щелочки раскосых глаз.
Ее тщедушная фигурка тонула в длинном черном платье. Я так волновался, что в эту самую минуту, деликатную и долгожданную, не смог удержаться и оглушительно громко чихнул — раз, два, три, четыре! Четыре раза подряд! При каждом чихе желтые щелочки зажмуривались и тут же недовольно раскрывались снова.
— Ты эльф, — решительно заявила мне старушка.
— Эльф? — растерялся я.
— Разве ты не знаешь, что такое эльф? — насмешливо спросила она и взглянула на кота, словно призывая его в свидетели. — Бьюсь об заклад, ты даже стихов не читаешь.
Она, конечно, права, стихов я не читал, но тоже готов был биться об заклад: у старушки не все дома. — Когда восходит луна, — принялась она декламировать, — эльфы покидают дупла деревьев, где прячутся днем, и собираются на траве для ночных танцев. Ты это знал?
— Нет, — ответил я, растерявшись от этой непредвиденной встречи. — А эльфы злые?
— Эльфы черные, маленькие, безобразные и злые.
Я решил, что не подхожу под такое описание.
— Ты солнечный эльф, — успокоила она меня. — Ты ласковый и добрый, но у тебя каменная болезнь.
— Она опасна?
— Нет. Все эльфы ею болеют. Они живут в лесах, среди деревьев, а когда подходят к каменному дому, начинают чихать. Ты эльф.
— А ты кто? — спросил я, включаясь в эту безумную игру.
— Я злая ведьма.
Ее присутствие, словно грозовая туча, подгоняемая ветром, оспаривало пространство у солнца и голубизны.
— Я пошутила, — сказала она, и атмосфера волшебства вмиг рассеялась.
— Вы хранительница виллы? — спросил я, приспосабливаясь к новой ситуации.
— Я хранительница своих кошек, — ответила она. — И своих воспоминаний.
— Можно осмотреть дом? — снова попытался я.
— Ну мало ли… — протянула она, окинув меня пристальным взглядом небесно-голубых глаз, так поразивших меня в первое же мгновение.
— Мало ли — что?
Я привык сметать препятствия на своем пути, и этот нелепый словесный менуэт уже начал выводить меня из себя.
— Мало ли что скажет управляющий, — улыбнулась она.
— Могу я с ним поговорить?
— А вы кто? — спросила она, опять поставив меня в тупик.
— Я просто случайно проезжал мимо, — придумал я с ходу.
— Никто не заезжает сюда случайно, — изрекла непоколебимая старуха.
— А я заехал именно случайно, — упрямо повторил я, решив стоять на своем. — Вилла очень хороша. Хотелось бы походить здесь, посмотреть.
— Да, но все-таки кто вы такой? — вежливо переспросила она, улыбаясь и не сдвинувшись ни на шаг.
Имело ли смысл говорить ей правду? С таким же успехом я мог бы объявить себя вице-королем Индии. Мое подлинное имя скорее всего ничего для нее не значило. А впрочем, в конечном счете я ведь и сам не знал, кто я такой. Более того, я приехал сюда именно для того, чтобы это выяснить.
— Я врач, — сказал я наконец. Это был дурацкий ответ, но он помог мне продолжить не менее нелепый разговор. — Мне хотелось бы знать, не продается ли вилла.
— Нет, — ответила она без колебаний. — Вилла не продается.
— Вы уверены?
— Разумеется. Срок еще не истек, — пояснила старушка.
— Какой срок?
— Столетний срок со дня смерти маркизы Саулины. Она умерла в октябре 1882 года. Значит, осталось еще два месяца.
— То есть через два месяца будет ровно сто лет?
Несколько кошек, видимо попривыкнув к незваному гостю, подошли поближе и теперь опасливо кружили около меня, сохраняя, однако, некоторую дистанцию.
— Не бойся, Рибальдо, — сказала старушка, поворачиваясь к огромному сиамскому коту, который терся о ее ноги, не спуская с меня глаз.
Я вздрогнул. Каким образом одному из котов досталось имя моего прадеда, да притом того самого, с которым была связана история табакерки? Неужели это тоже простая случайность?
— Почему Рибальдо? — спросил я.
— А почему бы и нет? Почему Саулина? Почему Феб, Ипполита, Фортунато или Стелла Диана?
— Стелла Диана? Откуда тут взялась Стелла Диана? — растерялся я.
— А откуда взялся Наполеон? — продолжала загадочная старуха, не отвечая на вопрос.
Услышав свое имя, полосатый кот нежно замурлыкал у нее на руках.
— И почему же?
— Для памяти, — доверительно призналась она. — Память порой играет со мной скверные шутки. Я и даю своим котам имена людей, бывавших в большом доме. Вот и не забываю.
— Понятно, — протянул я, хотя ровным счетом ничего не понимал.
— Ты слышишь, Наполеон? Он говорит, что ему понятно, — обратилась она к коту с видом заговорщицы. — Он думает, что мы и вправду его не узнали!
— Вы меня узнали? Что это значит?
— Ах, господин маркиз, да вы, должно быть, решили подшутить над старой женщиной? — чуть ли не обиделась она. — Вас ни с кем не спутаешь! Я бы вас узнала в любой толпе: это бледное лицо, черные волосы с серебристой проседью, пронзительный взгляд серых глаз, полный властности и силы, орлиный нос, решительный подбородок.
— Диана, — сказал я задумчиво. — Диана сегодня утром говорила мне те же самые слова.
— Диана — это чужое имя, я не знаю, кто она такая. А вот Стелла Диана — это семейное имя.
Уже второй раз она упомянула Стеллу Диану. Возможно, речь и не шла о женщине, с которой я расстался всего несколько часов назад, но у меня было такое чувство, что в этот странный августовский день может случиться все, что угодно.