Сьюзен Кросленд - Опасные игры
В отличие от многих американских журналистов он понимал, как строится британская политика. Он громко смеялся, когда англичане поддразнивали американцев за страсть к доллару.
— В соблюдении материальных интересов, лишенном какой бы то ни было сентиментальности, ни один американец не сравнится с английским джентльменом, — писал он.
Теплым летним вечером, в семь часов, теплоход «Ореол» отошел от пирса Чаринг-Кросс. Теплоход нанял для вечеринки Бен Фронвелл — известнейший английский редактор. На борту собралось шестьдесять человек гостей. Бен Фронвелл имел репутацию человека, с которым лучше не сталкиваться, если есть возможность избежать этого. Он славился своим пренебрежением к условностям и тем, что бывал приветлив с собеседником только тогда, когда сам считал нужным.
На палубе «Ореола» Фронвелл поучал Хьюго:
— Говорят, власть развращает, деньги развращают. Вот я скажу тебе, что действительно развращает. Дружба.
Тех гостей, с которыми Хьюго еще не был знаком лично, ему нетрудно было узнать: министры кабинета, владельцы газет, издатели, финансовые короли, популярнейшие ведущие телешоу, редакторы политических разделов и собиратели ежедневных сплетен, чьи лица каждый день глядят на вас с газетных стендов. Некоторые были с женами, но большинство — с теми, кого называют либо «девушками для приятного времяпрепровождения», либо «девицами для постели», в зависимости от того, насколько сумели они преуспеть в реализации своей жажды легкой жизни.
Хьюго возглавлял лондонское бюро около двух лет. Гостям Фронвелла, еще не знавшим Хьюго, дано было понять, что уж репутация-то его должна была быть им хорошо известна. Большинство влиятельных лиц в Британии получали «Ньюс» в числе того набора газет, который доставляли им в офис. Они могли уяснить свой международный статус из того, пишет ли о них Хьюго Кэррол или же не беспокоится на их счет. Он был американским журналистом, которого жаждал видеть каждый английский политик, что, в свою очередь, открывало ему двери в те дома, где политика, пресса, деньги — все смешивалось воедино. И конечно, никого не смущало, что он был один. Неженатый преуспевающий мужчина, как и незамужняя преуспевающая женщина, если они обаятельны и знают, как себя подать, имеют в Лондоне широкий выбор светских развлечений.
Пока «Ореол» плыл вниз по течению под центральной аркой Саусворкского моста, некоторые гости Фронвелла, потягивая шампанское, смотрели вниз, на прибывающую воду. Всего несколько лет назад здесь потерпел крушение другой теплоход, на котором тоже шла вечеринка, и пятьдесят человек были затянуты в холодную глубину. Их протащило много миль, прежде чем прилив оставил в покое их тела. И все же гости Фронвелла продолжали веселиться, устанавливать контакты, производить впечатление, пускать по кругу сплетни. И мало кто обращал внимание на проплывающие мимо берега.
Часом позже, миновав Гринвич, «Ореол» пришвартовался к пирсу фешенебельного ресторана. Банкет был устроен в саду, под полосатым тентом. Каждый круглый столик с крахмальной скатертью, уставленный сияющим серебром и хрусталем, был накрыт на десятерых. Место Хьюго было рядом с женой министра обороны. С другой стороны от него сидела эффектная темноволосая девушка в лимонно-желтом платье. Это был любимый цвет Хьюго. Но он тут же забыл о ее одежде, когда взглянул на черные волосы, подстриженные, как у японской куколки, и увидел золотисто-карие глаза. Бегло взглянув на карточку против прибора девушки, он прочел «Джорджи Чейз».
Сначала Хьюго заговорил с женой министра обороны, с которой он был знаком. Потом он решил представиться Джорджи Чейз.
— Я уже знаю, кто вы, — сказала девушка. — Я расспросила, когда увидела вас на палубе «Ореола». Я тоже журналист. Но не такой грандиозный, как вы. Когда-нибудь стану.
Ей было тогда 23, Хьюго — 28.
Оба рассмеялись.
3
С девятилетнего возраста Джорджи Чейз испытывала странное чувство отчужденности от всего, что происходило вокруг.
До девяти лет Джорджи точно знала, кто она: веселый и счастливый младший ребенок в благополучной среднеамериканской семье. Джорджи была папиной любимицей.
Семья Чейзов жила на ферме близ Линкольна, штат Небраска, которой Чейзы владели еще с начала века. Ферма была окружена пастбищами. Год от года территорию отхватывали банкиры и промышленники, которых привлекали прелести деревенской жизни и одновременно возможность добираться до своих офисов без особых хлопот.
Джорджи назвали в честь отца. Джордж Чейз решил перебраться на ферму после того, как умер его отец. До этого он был вице-президентом консервной компании в Линкольне.
— Джейн, дорогая, как тебе нравится моя идея переехать на ферму? — спросил Джордж жену. — Ферма достаточно большая, мы сможем там жить вполне достойно. У меня будет больше времени для тебя и девочек. А светских развлечений там будет не меньше, чем в городе.
— Я не против, — сказала Джейн Чейз. — Единственное, о чем я прошу, так это чтобы никто не ждал от меня, что я стану доить коров.
Однако внешне миссис Чейз вполне походила на хорошенькую доярку — белокурые волосы, молочно-белая кожа, ярко-голубые глаза. Как и ее муж, она была женщиной добродушной, но большой бездельницей. Работа на ферме утомила бы ее. Однако в использовании огромного сельского дома для светских развлечений был свой шарм. Жить за городом считалось высшим шиком.
Так что жизнь Джорджи в семье текла спокойно. В доме царили теплота и спокойствие. Когда семья перебралась в деревню, Джорджи было около пяти лет, а ее сестры уже учились в колледжах. После отъезда сестер в колледж Джорджи наслаждалась положением единственного ребенка, которого любят и балуют родители. По правде говоря, по-настоящему баловал только отец, но жизнерадостная натура миссис Чейз никогда не позволяла ей относиться к дочери критически.
Придя домой из детского сада, Джорджи в первую очередь искала отца. Она обожала вертеться вокруг него в хлеву, пока он следил за доением.
Через два дня после девятого дня рождения Джорджи мать окликнула ее с веранды, когда она возвращалась домой из школы: — Иди, посиди со мной на качелях, Джорджи.
Качелями они называли трехместный диванчик, подвешенный на двух опорах. Джорджи любила качели. Отталкиваясь ногами, она могла заставить это сооружение качнуться три-четыре раза, прежде чем требовалось приложить следующее усилие.
— Я должна что-то сообщить тебе, дочка, — сказала миссис Чейз.
Джорджи еще раз оттолкнулась ногой, и они с матерью так и сидели бок о бок, покачиваясь взад-вперед.
