Маурин Ли - Цепи судьбы
Мисс Бернс прикурила третью сигарету.
— Пора заканчивать, — пробормотала она. — Тебе пора на урок, Маргарита. Если захочется с кем-нибудь поговорить, не стесняйся, приходи ко мне. Заходи домой, если уроки уже закончатся.
— Спасибо, может быть, я так и сделаю.
Но я знала, что никогда не воспользуюсь этим приглашением. Я всегда испытывала неловкость в присутствии лучшей подруги моей матери, возглавлявшей школу, в которой я работала. Когда я была маленькой, Кэти Бернс была практически членом нашей семьи. Она качала меня на колене, читала мне, учила играть в карты. По воскресеньям, пока мама готовила обед, тетя Кэти водила меня в Сефтон-парк посмотреть на долину фей (в те времена мы жили в другой части Ливерпуля). Сейчас в отношениях с ней я старалась придерживаться золотой середины между дружеским и деловым общением.
Позже в тот же день секретарша мисс Бернс вторглась в хаос урока рукоделия, вручив мне запечатанный конверт с запиской, которая гласила: «Звонил Чарли, хотел поговорить с тобой. Я ему сказала, что ты уже знаешь об Эми. Он ответил, что в таком случае пообщается с тобой вечером».
Я всегда первой возвращалась домой. Мои дядя и тетя жили в Эйнтри, на окраине Ливерпуля. Чарльз, брат моей матери, работал чертежником в компании «Инглиш электрик» на Ист-Ланкашир-роуд. Его жена Марион работала там же секретаршей. Именно там они и встретились более тридцати лет назад. Им тогда не было еще и двадцати. У них никогда не было собственных детей.
Вернувшись домой, я тут же извлекла папку из-под лестницы, уселась на пол и все перечитала. Там были десятки фотографий моей необыкновенно фотогеничной матери и красавца отца, на которого я, по всеобщему мнению, была похожа. Но, пристально вглядываясь в сделанное в тысяча девятьсот тридцать девятом году свадебное фото своих родителей, я не усматривала никакого сходства между изображенным на нем темноволосым молодым человеком и собой. Мои родители широко улыбались, как будто все происходящее было просто большим розыгрышем. Через три месяца после того, как была сделана эта фотография, Барни Паттерсона призвали в армию и отправили во Францию.
«Тридцатидвухлетний Барни Паттерсон, который провел почти пять лет войны в немецком лагере для военнопленных, был зверски убит своей двадцатидевятилетней женой…» Это цитата из «Дейли скетч».
Остальные газеты писали почти то же самое. В некоторых статьях моего отца называли «героем войны», в других говорилось, что жена его «жестоко прикончила». Бесконечно муссировался тот факт, что ему удалось выжить в боях и в лагере только для того, чтобы погибнуть от руки собственной супруги. Раздавались призывы к смертной казни. В суд поступали петиции как в поддержку моей матери, так и против нее. В рубриках читательских писем бушевали споры между сторонниками и противниками смертной казни.
Обвиняемая отказалась объяснить, почему она вогнала кухонный нож в живот своего мужа. Ее подруга Кэтрин Бернс сообщила, что Барни Паттерсон постоянно обвинял свою жену в связях с другими мужчинами.
«Вы когда-нибудь при этом присутствовали?» — спросил у нее обвинитель. — «Нет, но Эми мне об этом рассказывала, — ответила мисс Бернс. — Однажды я увидела у нее на лбу большую шишку и сразу поняла, что это дело рук Барни». — «Вы видели, как Барни ее ударил?» — спросили у свидетеля. — «Честно говоря, нет».
Затем дело приняло «неожиданный оборот», когда в качестве свидетеля вызвали мать пострадавшего. Она заявила, что между ее невесткой и мужем существовала длительная связь. Как обвиняемая, так и Лео Паттерсон «возмущенно отвергли» это обвинение, назвав его «голословным». Тем не менее оно прозвучало, и вероятность того, что Эми Паттерсон вступила в связь со свекром, пока ее муж сражался за свободу своей родины, настроила присяжных против нее. У меня сложилось впечатление, что до этого они относились к ней довольно сочувственно.
Суд закончился на Пасху тысяча девятьсот пятьдесят первого года. Двадцать лет спустя, почти день в день, я сидела на полу в доме своего дяди и читала об этом. Эми Паттерсон приговорили к пожизненному заключению. Мать пострадавшего заявила, что ее невестка еще легко отделалась. «Она заслуживает смертной казни», — со слезами на глазах сказала Элизабет Паттерсон корреспонденту «Дейли экспресс».
В тысяча девятьсот шестьдесят первом году «Ивнинг стандарт» поместила фотографию сорокалетней Эми Паттерсон. На снимке была изображена невзрачная, безликая женщина, одетая в серое тюремное платье, напоминающее фартук с бретелями крест-накрест, к которому пришили рукава.
Я сложила все назад в папку и вернула ее на место под лестницей. По какой-то непонятной причине я читала эти вырезки, только когда Чарльза и Марион не было дома.
В кухне я нашла приклеенную к холодильнику записку от Марион. Она просила, чтобы я включила духовку без четверти пять. «В холодильнике баранье рагу». На моих часах было уже четверть шестого. Марион расстроится. Она любит, чтобы все делалось вовремя. Чтобы не огорчать ее, я решила не говорить, что читала о матери, а вместо этого соврать, будто поздно пришла домой. Марион так легко расстроить.
Я накрыла на стол и вскипятила воду для чая. Затем поднялась наверх и сменила бутылочно-зеленый свитер и бежевую юбку, в которых ходила в школу, на новые брюки клеш и кремового цвета блузку.
Брюки непривычно болтались вокруг ног, но когда я изучила свое отражение в зеркале, то убедилась, что смотрятся они хорошо. Мне всегда шли брюки. Я была высокой и очень худощавой. Я унаследовала абсолютно прямые и очень густые волосы отца, а также его карие глаза. Но мое лицо было круглее, а черты совершенно другими, по крайней мере, так мне казалось. Большинство моих знакомых находили мою внешность «интересной». Никто никогда не называл меня «хорошенькой», «прелестной» или «красивой». И я не знала, следует мне огорчаться или радоваться по этому поводу.
Я собиралась пойти в кино со своей подругой Триш. Мы решили посмотреть «Волшебного христианина» с Питером Селлерсом в главной роли. Этот фильм заинтересовал нас только потому, что в нем играл Ринго Старр. Мы по-прежнему были без ума от «Битлз».
Я поставила пластинку Саймона и Гарфункеля (не было никакого желания слушать рок-н-ролл) и легла на кровать. Лежала на спине, закинув руки за голову, и слушала «Мост через бурные воды». Скоро Триш навсегда уедет из Ливерпуля. Иан, ее жених, должен вернуться из Кувейта. Он будет работать в Лондоне. Через месяц они поженятся, и Триш переедет к нему в Лондон. Мне придется искать новую подругу, что не так-то просто в двадцать пять лет. Да и вообще я плохо себе представляла, как «ищут» друзей. Все мои прежние друзья появлялись естественным образом. Например, с Триш мы познакомились, когда нам было по восемнадцать лет и мы вместе сдавали на права. Сдав экзамен, мы отправились в паб, чтобы отпраздновать это событие. Теперь у Триш будет муж, а со временем, как и у других моих подруг, дети. Что касается меня, я не собиралась выходить замуж. Чего стоил хотя бы брак моих родителей! Но в самом ли деле мне хотелось провести всю жизнь в одиночестве и остаться бездетной? В этом я тоже не была уверена.
