Плам Сайкс - Блондинки от «Бергдорф»
Оказавшись в Нью-Йорке, юная Джулия и я ехали в «Пьер», запирались в номере и заказывали туда горячие апельсиновые пирожные с шоколадным соусом и кленовым сиропом. Поверьте, куда забавнее быть маленькой американской девочкой в Нью-Йорке, чем маленькой американской девочкой в Англии! Нью-йоркские девочки вроде Джулии очень избалованы и имеют все — ролики, коньки, макияж и косметичек. И самое главное — вечно отсутствующих родителей. Настоящее блаженство! К тринадцати годам Джулия близко познакомилась с географией «Барниз», мало того, покупала там все что вздумается. Уже тогда она была Блондинкой от «Бергдорф», хотя мы об этом еще не подозревали.
Благодаря Джулии тем летом я вернулась в Англию, помешанная на журнале «Вог» и МТБ, и к тому же обзавелась неподражаемым американским акцентом, который поддерживала, раз за разом просматривая «Высшее общество». Маму это совершенно выбило из колеи, что означало мой полнейший успех. Хотела я только одного — перебраться в Нью-Йорк, осветлить волосы и выглядеть так же потрясно, как Джулия. Пришлось долго умолять маму и папу разрешить мне поступить в американский колледж.
То, что я сейчас скажу, — величайший секрет, но, думаю, единственная причина, по которой я получила проходной балл в Принстоне, — это мысль о кислородной чистке лица, которую делают лишь в Нью-Йорке. Только она помогла мне вынести алгебру, латинский и поэтов-романтиков! И когда меня приняли в Принстон, бедная мама пролепетала:
— Но как ты можешь покинуть Англию ради Америки? Как? Как?!
Очевидно, она понятия не имела о кислородных процедурах.
Оказалось, Джулия не случайно пропустила прием у Мими. Ее арестовали за воровство в «Бергдорф Гудман». Весь остаток дня мне звонили люди, чтобы передать свеженькую новость, но, попытавшись связаться с подругой, я выяснила, что ее сотовый переключен на голосовую почту. Что ж, ничего удивительного. Хотя Джулия и клялась мне, будто завязала с воровством, когда получила доступ к своему трастовому фонду, она вполне способна на подобное безумство, если вдруг заскучает… минут этак на пять. Я уже начала немного тревожиться, когда в начале восьмого она мне позвонила.
— Привет! Ужасно смешно, не находишь? Я в кутузке. Не можешь подъехать, вытащить меня отсюда? Внести залог? Я посылаю за тобой своего водителя.
Когда сорок пять минут спустя я прибыла в Семнадцатый участок на Восточной Пятьдесят первой улице, Джулия уже сидела в убогом закутке для задержанных и выглядела при этом невероятно шикарно. В этот холодный октябрьский день на ней были узкие белые кашемировые брючки, простенький лисий жакет и огромные темные очки. Для двадцатипятилетней девушки она смотрелась почти смехотворно утонченной… впрочем, как все принцессы с Парк-авеню.
Потерявший голову коп как раз вручал ей кофе с молоком из «Старбакс», за которым, очевидно, сбегал в ближайший кафетерий. Я уселась на скамью рядом с подругой.
— Джулия, ты с ума сошла. С чего это ты снова начала воровать вещи в магазинах?
— Да просто, дорогая, мне ужасно захотелось иметь эту сумочку от «Гермес Биркин» — знаешь, такую нежно-розовую, из страусовых перьев, с белой отделкой. У меня началась настоящая депрессия! — призналась она с наигранной наивностью. — Я была так подавлена! У всех есть, а у меня…
— Почему бы не купить? Уж это ты можешь себе позволить!
— Нельзя просто взять и купить «Биркин»! Список желающих — длиной в три года, если только ты не Рене Зельвегер, и даже в этом случае еще неизвестно, получится ли. Я и так бог знает сколько жду нежно-голубую, замшевую, и это убивает меня.
— Но, Джулия, это воровство, и к тому же ты как бы крадешь у самой себя.
— Ну, разве не прелесть?
— Давно пора остановиться. Ты попадешь в газеты!
— Да это же здорово!
Нам пришлось торчать там еще около часа, прежде чем появился адвокат Джулии и объявил, что ему удалось убедить полицию не заводить дело. Он втолковал им, что, намереваясь купить товар, она никогда не платит в магазинах, а счета присылают прямо ей в номер, так что произошла досадная ошибка.
Как ни странно, но Джулию действительно все это развеселило. Ей даже не слишком хотелось уходить из участка: очевидно, понравилось, как копы плясали перед ней. Мало того — она очаровала детектива Оуэна, который явно втрескался в нее по уши в ту же минуту, как арестовал, потому что, прежде чем сфотографировать для полицейского архива, разрешил позвонить парикмахеру и визажисту. Думаю, Джулия была права, посчитав эту процедуру чем-то вроде фотосессии для модного журнала, ведь этот снимок может воспроизводиться еще много лет.
Пресса взбесилась, узнав о ее освобождении. Не успела Джулия на следующее утро выйти из «Пьера» (где папочка великодушно купил ей другой угловой номер), чтобы отправиться в тренажерный зал, на нее набросились орды фотографов. Джулия в панике вбежала обратно и, позвонив мне, завопила:
— О Боже! Они все тут! Папарацци, пресса, и у них мое фото! Фу! Я сама не справлюсь!
К концу разговора она уже истерически рыдала, но такое происходит постоянно, хотя особенных причин для этого нет. Я объяснила, что никто не смотрит на снимки на первых полосах газет и тем более не помнит то, что случилось вчера. И, честное слово, ничего особенного, если о ней напишут все таблоиды.
— Дело вовсе не в газетах, — простонала моя подруга. — Они застали меня в спортивных штанах! Что теперь будет?! Я больше не посмею носа показать на Мэдисон и Семьдесят шестой! Пожалуйста, приезжай скорее!
Когда Джулия говорит подобные вещи, я порой думаю: «Хорошо, что она моя лучшая подруга, ведь иначе за такие фокусы я непременно невзлюбила бы ее».
Едва я показалась на пороге, экономка сразу провела меня к Джулии. На заднем фоне в испуганном молчании маячили парикмахер и визажист. Они почти сливались со стенами спальни, выкрашенной в бледно-нефритовый, любимый цвет Джулии. Два антикварных китайских сундучка, отделанных перламутром, стояли по обе стороны камина. Гигантская, задрапированная бархатом кровать — наследство, доставшееся Джулии от бабушки. И внучка не желала туда ложиться, пока все простыни не были помечены ее монограммами, выполненными светло-фисташковым шелком.
Я нашла красную от стыда подругу в гардеробной, где она лихорадочно перебирала вещи. Но с какой бы скоростью она ни выбрасывала груды одежды на толстый белый ковер, горничная успевала снова все развесить, так что гора не слишком увеличивалась или уменьшалась. Наконец Джулия выудила скромное черное платье от Шанель, явно принадлежавшее матери, туфли на средних каблучках и очень большие солнечные очки. Значит, как всегда, решила следовать канонам кабельного телевидения.
Час спустя, накачанная таблетками и раскрашенная сверх всякой меры, она выплыла из «Пьера» с уверенной улыбкой на физиономии и дала ожидавшим репортерам интервью, в котором все объяснила насчет «досадной ошибки».
В воскресном выпуске «Нью-Йорк тайме», в разделе «Стиль» появилось потрясающее, шикарное фото Джулии под «шапкой» во весь разворот: «ПРЕКРАСНАЯ БЕРГДОРФ НЕВИННА». Далее следовала статья обозревателя мод. Джулия была на седьмом небе, как и ее папа. Она позвонила мне в понедельник — сообщить, что получила от него антикварный браслет с запиской: «Спасибо, дорогая дочь. П.».
— Он доволен? — поразилась я.
— Я так счастлива! Прежде мне никогда не удавалось добиться его благодарности! Вся эта история с наследницей-воровкой оказалась потрясающей рекламой для магазина: продажи сразу взлетели до небес, особенно хорошо идут очки, которые были на мне. Отец рекомендовал совету директоров сделать меня директором по маркетингу. Надеюсь, мне не придется работать слишком уж усердно.
После этого Джулия не могла и шагу ступить без того, чтобы кто-то не щелкнул камерой, и это, как она утверждала, поднимало рейтинг популярности «Бергдорф» одновременно с ее собственным. Она считала, что известность хорошо влияет на ее самооценку и помогает с проблемами, — при этом имелись в виду грандиозные психологические недуги, которые обычно поражают жителей Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.
У Джулии возникли проблемы с регистраторшей на курорте Блисс: та отказалась записать ее на курс инъекций витамина С у Симонетты, лучшего тамошнего косметолога. Психотерапевты побуждали Джулию глубже погрузиться в «проблемы детства», причинявшие «столько боли» из-за того кошмарного обстоятельства, что каждое Рождество родители отправляли ее в Гштад бизнес-классом, тогда как другие родители покупали своим отпрыскам билет в салон первого класса. Джулия, естественно, имеет целый каталог «пищевых проблем» и однажды села на диету доктора Перрикона, предупреждающую появление морщин, после чего у нее появились «проблемы с картофелем и пшеницей». Она может похвастаться проблемой избытка денег, а также их недостатка, как и другие принцессы с Парк-авеню. Прежде Джулия мучилась проблемами пребывания в шкуре еврейской БАП, от которых излечилась, когда дипломированный психолог сообщил, что Гвинет Пэлтроу тоже страдала от подобного несчастья как продукт брака еврея-отца и БАП-мамаши. После того как эта проблема благополучно разрешилась, Джулия приобрела очередную, причем из-за этого самого психолога, содравшего с нее двести пятьдесят баксов за информацию, которую она спокойно могла получить в «Вэнити фэр» за три пятьдесят, поскольку, как оказалось, именно там дипломированный психолог и почерпнул сведения об этнических корнях Гвинет. Когда кто-то не соглашается с Джулией, это означает, что у них проблемы, а если Джулия не согласна со своим шринком[12], выходит, проблемы есть у него.
