Мэриан Кайз - Не горюй!
К сожалению, мы никогда не могли куда-нибудь пойти вечером в субботу. Но он не жаловался. Странно, правда?
Да, я тоже так думала.
Кроме всего прочего, Джеймс помогал мне считать мои чаевые. И давал замечательные советы, куда вложить эти деньги: в государственные облигации и все такое.
Я же обычно покупала туфли.
Вскоре, однако, мне повезло и меня из официанток уволили (глупое недоразумение, в котором оказались замешаны я, несколько бутылок импортного пива, предложение сесть на колени — и совершенно неблагоразумный клиент без капли чувства юмора. Я все же надеюсь, что у него не останется шрамов). К счастью, мне тут же удалось устроиться на другую работу, с более приемлемым расписанием, так что наш роман развивался уже в нормальное время.
А еще немного погодя мы съехались. И через некоторое время поженились. Еще через пару лет мы решили завести ребенка. Мои яичники не возражали, от матки тоже не поступало протестов, так что я забеременела. И родила девочку.
Теперь вы вполне в курсе дела.
И если вы ожидаете от меня жутких рассказов о родах, щипцах, стонах от боли и вульгарного сравнения с попыткой выдавить из себя тридцатифунтовый мешок картошки, то, простите, мне придется вас разочаровать.
(Ладно уж, просто смеха ради, вспомните свою самую сильную боль при месячных, умножьте ее на семь миллионов и растяните на сутки — вот тогда вы будете иметь приблизительное представление о том, что значит рожать.)
Да, это было страшно, неудобно, унизительно и очень-очень больно. И одновременно волнующе и прекрасно. Но для меня самым главным было то, что все это наконец закончилось. Я вроде бы помнила о боли, но у нее больше не было власти мучить меня. Однако когда Джеймс меня бросил, я осознала, что скорее соглашусь еще сотни раз пройти через родовые муки, чем испытывать ту боль, которую причинил мне его уход.
Вот как он объявил мне о том, что бросает меня.
После того как я впервые подержала дочку на руках, сестры забрали ее у меня и отнесли в детскую палату, а меня отвезли назад в мою, и я ненадолго уснула.
Проснувшись, я увидела, что Джеймс стоит надо мной, не сводя с меня зеленых глаз, ярко выделяющихся на белом лице. Я сонно и победно улыбнулась ему.
— Привет, дорогой, — сказала я.
— Привет, Клэр, — ответил он.
По глупости я решила, что его мрачность и серьезность — дань уважения моему подвигу. (Вот моя жена, она сегодня родила ребенка: она настоящая женщина, дарительница жизни и все такое прочее.)
Он сел на самый край жесткого больничного стула. Вид у него был такой, будто он вот-вот вскочит и убежит. Что, по сути, и произошло.
— Ты уже посмотрел на нее? — спросила я. — Правда, она прелестна?
— Нет, не посмотрел, — коротко бросил он и добавил: — Послушай, Клэр, я ухожу.
— Почему? — спросила я, поудобнее устраиваясь на подушке. — Ты же только что пришел. (Да, я и сама поверить не могу, что смогла такое сморозить.)
— Клэр, послушай меня, — продолжил он, слегка раздражаясь. — Я ухожу от тебя.
— Что? — переспросила я медленно и осторожно. Надо признать, он таки завладел моим вниманием.
— Клэр, мне правда очень жаль, но я встретил другую женщину и хочу быть с ней. Извини, что так вышло с ребенком и вообще, что я тебя вот так бросаю, но я должен, — пробормотал он. Белый, как призрак, только глаза горят.
— «Встретил другую женщину»? Что ты имеешь в виду? — удивилась я.
— Я имею в виду, что я полюбил другую, — признался он удрученно.
— Значит, ты полюбил другую женщину? — спросила я, чувствуя себя так, будто кто-то врезал мне по затылку бейсбольной битой.
— Да, — сказал он с явным облегчением. Я наконец-го врубилась в ситуацию.
— И ты меня бросаешь? — переспросила я.
— Да, — подтвердил он, глядя на свои ботинки, в потолок, на бутылки с лекарствами, на все, что угодно, только не мне в глаза.
— Разве ты больше меня не любишь? — услышала я свой голос.
— Не знаю, не думаю, — ответил он.
— А как же ребенок? — обалдело спросила я. Не может быть, чтобы он меня бросил, особенно сейчас, когда я только что родила нашего общего ребенка. — Ты должен о нас обеих заботиться.
— Прости, но не могу, — сказал он. — Я прослежу, чтобы ты не пострадала с финансовой точки зрения, мы как-нибудь договоримся насчет квартиры и закладной, но уйти я должен.
Я не могла поверить, что мы вот так друг с другом разговариваем. О чем он, черт побери, говорит?! Какая-то квартира, деньги, закладная и прочая чушь. По сценарию мы сейчас должны ворковать над нашей девочкой и ласково спорить, в чью породу она пошла. Но Джеймс, мой Джеймс говорит, что хочет меня бросить! Нет, так не пойдет. Я четко заказывала счастливую жизнь с любящим мужем и новорожденной дочкой, а что я получаю взамен?
— Господи, Клэр, — сказал он. — Мне ужасно не хочется вот так тебя бросать. Но если я вернусь домой с тобой и ребенком, я уже не смогу уйти.
«Но разве не это он должен сделать?» — удивленно подумала я.
— Я знаю, я выбрал неподходящее время. Но я не мог ничего тебе сказать, пока ты была беременна, у тебя мог случиться выкидыш. Вот я и говорю сейчас.
— Джеймс, — слабым голосом произнесла я, — все это очень странно.
— Да, я понимаю, — торопливо согласился он. — Тебе и так много пришлось пережить за последние сутки.
— Зачем же ты присутствовал при родах, если собирался оставить меня через минуту после того, как все закончится? — спросила я, беря его за руку и пытаясь заставить взглянуть на меня.
— Потому что я обещал, — сказал он, отдергивая руку и не глядя мне в глаза. Он напоминал школьника, получившего взбучку.
— Потому что ты обещал… — повторила я, стараясь хоть что-нибудь понять. — Но ты обещал мне кучу всяких вещей. В том числе любить и беречь меня, пока смерть не разлучит нас.
— Ну, прости, — промямлил он. — Но эти обещания я не могу сдержать.
— Так что же будет? — тупо спросила я.
Ни на секунду я не воспринимала то, что он сказал, всерьез. Оркестр продолжал играть, хотя давно уже никто не танцевал. У меня было такое впечатление, что я наблюдаю за всем со стороны, будто Джеймс говорит с кем-то другим. И вообще, никакой это не разговор: ведь наши слова не имеют никакого отношения к тому, что происходит на самом деле. Когда я спросила, что же теперь будет, я не ждала ответа. Я знала, что будет. Он вернется домой со мной и ребенком, и мы забудем всю эту ерунду. Я думаю, мне тогда казалось, что, если он будет продолжать со мной говорить, он поймет, как глупо было с его стороны даже думать о том, чтобы оставить меня.
Джеймс встал. Он стоял слишком далеко, чтобы я могла его коснуться. На нем был черный костюм (мы раньше шутили, что он надевает его только в случае ликвидации какого-то дела), он выглядел бледным и мрачным. Странно, но никогда раньше он не казался мне таким красивым.
— Вижу, ты надел свой погребальный костюм, — с горечью заметила я. — Как трогательно.
Он даже не попытался улыбнуться, и тогда я поняла, что потеряла его. Он выглядел как Джеймс, у него был голос и запах Джеймса, но это был уже не Джеймс. Я почему-то вспомнила старый научно-фантастический фильм, в котором телом подружки главного героя овладевают инопланетяне. Она все еще выглядит по-прежнему (розовый пушистый свитер, миленькая сумочка, бюстгальтер с такими острыми чашечками, что ими можно пауку глаз выколоть, и так далее), но глаза у нее изменились.
Человек посторонний мог бы решить, что передо мной все тот же Джеймс. Но, глядя в его глаза, я понимала, что мой Джеймс ушел. В его геле — холодный, не любящий меня незнакомец. Куда подевался мой Джеймс, я не знала.
— Я забрал почти все свои вещи, — сказал он. — Я свяжусь с тобой. Всего хорошего.
Он повернулся и быстро вышел из палаты, практически выбежал. Мне хотелось кинуться за ним, но этот подлец знал, что я не могу подняться из-за нескольких швов в промежности.
Он ушел. Долгое время я лежала как оглушенная. Я была в ужасе и не верила происходящему. Но каким-то странным образом было во всем этом нечто знакомое.
Я знаю, это невозможно: ведь меня раньше никогда не бросал муж. Но в мозгу у каждого человека, вероятно, есть такие участки, которые всегда находятся в ожидании опасности. Просто до сих пор остальная часть моего мозга пребывала в прекрасной, благоухающей долине беременности и отказывалась замечать эти слабые сигналы.
Я знала, что Джеймс почти все время моей беременности пребывал в унынии, но относила это за счет резких смен в моем настроении, моего обжорства и излишней сентиментальности, когда я могла рыдать над всем, начиная от «Домика в прерии» до программы «Деньги» И, разумеется, мы практически не занимались любовью Но я думала, что стоит мне родить, как все придет в норму. Станет даже лучше.
Я полагала, что плохое настроение Джеймса вызвано моей беременностью и всем, что с этим связано, но сейчас, оглядываясь назад, я поняла, что не обращала внимания на многое совершенно напрасно.
