Маша Царева - Маленькая большая девочка
Я открыла глаза. И увидела Того Мужчину.
Что я могу о нем сказать?
Если бы великий комик Дэнни де Вито переспал с моей дальней родственницей из Киева тетей Тамарой, то плод их любви выглядел бы примерно так.
Невысокий, кругленький, с разрумянившимися на солнце тугими щечками и поблескивающей лысиной (это все от Дэнни де Вито), пористым носом-картошкой, по-бабьи дрябловатыми боками и уныло висящим задком, смело обтянутым красными купальными трусами (это от тети Тамары). Его запястье обнимал оранжевый пластиковый браслет – значит, он жил в пансионате.
Мое лицо автоматически приняло выражение «немедленно-выйдите-вон», брови сами собою сдвинулись к переносице, губы напряглись.
Он присел на песок рядом со мной.
– Извини, вижу, что отвлек. Но я за тобой уже неделю наблюдаю. Ты здесь самая красивая.
Комплименты никогда не действовали на меня как размягчитель мозгов. В свои жалкие шестнадцать я настолько к ним привыкла, что перестала обращать на них внимание. Без тени иронии говорила подругам (прекрасно зная, как злобно они будут об этом сплетничать, когда останутся одни), что у меня карма такая – нравиться всем.
– Меня зовут Андрей Андреевич, – представился дядька, а потом без паузы сказал: – Твой парень тебе совсем не подходит.
– А вот это уж не вам решать, – усмехнулась я. – Можно мне остаться одной и дослушать песню?
– Нет, – улыбнулся он. – Прекрасно понимаю, глупая девочка, о чем ты сейчас думаешь. Я не первый и, боюсь, не двадцать пятый, кто к тебе на этом пляже пристал. Я кажусь тебе непривлекательным и старым. Но послушай, что я тебе скажу: этот мир полон сладких мальчиков, таких, как тот, с которым ты сюда приехала. И пока ты такая свежая и красивая, мальчики будут выстраиваться к тебе в очередь, они будут драться за право отпить от тебя хоть глоточек. Конечно же, ты принимаешь это как должное – каждой королеве положена рабская свита. Но пройдет пять лет, потом десять, а потом и вовсе пятнадцать, хотя сейчас тебе, возможно, кажется, что все это будет в другой жизни и не с тобой. Выйдет в свет новый модельный ряд женской красоты, а образцы твоего года выпуска будут распроданы со скидкой.
Ты поймешь, что твоя сила иссякла и останешься ни с чем… И не надо так на меня смотреть. Ты скажешь, я ничего о тебе не знаю – может быть, сила твоя вовсе не в красоте, может быть, ты будущий кандидат физико-математических наук или изобретатель таблетки от рака простаты. Аргумент справедливый, но к тебе он отношения не имеет, я уверен. Если бы я не видел людей насквозь, как рентген, то не стал бы тем, кем сейчас являюсь, – энным номером в списке Форбс, если тебе это, конечно, о чем-то говорит.
– Да что вы от меня хотите? – разозлилась я. Этот Андрей Андревич не сказал ничего обидного, он ласково улыбался и смотрел даже не на меня, а на море, упирающееся в горизонт. Но мое настроение почему-то испортилось.
– Я тебя вижу насквозь, – повторил он, печально покачав плешивой головой. – Ты наверняка мечтаешь стать актрисой, или финалисткой «Фабрики звезд», или моделькой, хотя ты, скорее всего, далеко не дура и понимаешь, что для модельки ты слегка не вышла ростом. Возможно, ты уже успела получить первые зуботычины. Не приняли во ВГИК, не прошла какой-нибудь кастинг? Было такое?
– Я сейчас милицию позову, – мрачно пригрозила я.
Андрея Андреевича почему-то это развеселило.
– Позови, позови, девочка. Можешь даже позвонить в Интерпол. Но я вот что тебе скажу. У каждого человека есть шанс чего-то добиться. Многие из нас считают, что это не так, что козырные карты выпадают только другим. На самом же деле эти неудачники просто неспособны видеть дальше своего носа. Они ревниво наблюдают за успехами других, а их личная синяя птица тем временем уныло пролетает мимо, не понимая, почему никто даже не пытается ее поймать. Жизнь каждого неудачника – это вереница упущенных шансов. Так вот, твой Большой Шанс, глупая девочка, сидит сейчас рядом с тобой. Сумеешь ли ты им воспользоваться, зависит только от тебя. Добиваться я тебя не стану, и вообще у меня через полчаса тайский массаж. У меня таких, как ты, сотни. Все модельные и актерские агентства Москвы к моим услугам, все голливудские старлетки на ходу срывают с себя трусы, когда я в комнату вхожу. А ты, скорее всего, больше никогда не будешь находиться в полуметре от такого человека, как я. Я не буду тебя добиваться, стараться, ухаживать. Однако в обмен на то, что нужно мне, я могу дать тебе такое, о чем у тебя не хватало фантазии мечтать.
– Да что вы себе позволяете? – в этом моем восклицании было не больше экспрессии, чем в медитирующем буддийском монахе. Казалось, этот странный человек высосал мои силы, как энергетический вампир.
– И последнее, – невозмутимо продолжил Андрей Андреевич. – Я оказался в этой помойке по делу, обычно предпочитаю отдыхать в других местах. Мне придется провести здесь еще три дня. Завтра я собирался выписать сюда одну мою знакомую, стриптизершу из «Распутина». Она хорошая девочка, добрая, даже честная, насколько это возможно для ее профессии; она понимает, что такое шанс. Так что завтра будет уже поздно, я даже не отвечу на твой звонок. Но сегодняшний вечер я оставлю для тебя. Вот моя визитная карточка, на ней указан мой местный мобильный телефон. Сегодня мои двери для тебя открыты, завтра – можешь даже не думать об этом. Это все. Желаю приятного дня!
И он отчалил с невозмутимой улыбкой, неся себя гордо, как Апполон, совершенно не стесняясь своего дряблого тела, кисловатой старости, отвоевывающей сантиметр за сантиметром.
– Урод, жалкий урод, – сквозь зубы пробормотала я в его удаляющуюся спину.
Мое настроение было испорчено окончательно.
Я могла тысячу раз сказать себе самой: успокойся, милая, ты прекрасно знаешь, кто ты есть и какие у тебя перспективы, а вот он, возможно, всего лишь образчик нереализованного эго, построенного по банальной формуле: большие амбиции – маленький член. Но почему-то эта мантра мне не помогла: ни море больше не радовало, ни солнце, ни даже готический панк-рок.
Скомкав влажное полотенце и кое-как запихнув его в сумку, я ушла с пляжа. Немного успокоилась только на веранде нашего убогого дощатого домика – там, в остроконечной тени кипарисов, поедая ледяную сладкую черешню и тупо наблюдая за влажной траекторией садовых улиток, я внушила самой себе, что никакого Андрея Андреевича не было и в помине.
Тем временем отбывший в никуда Валера не торопился возвращаться. Тени становились длиннее и тянулись к востоку, ветер усиливался, черешня закончилась, книга – тоже, и вот в какой-то момент я осознала, что прошло шесть часов с тех пор, как его велосипед скрылся за углом. Не успела я начать волноваться, как в мой домик забарабанил чей-то настойчивый кулак – по ту сторону хлипкой двери ощущалась нарастающая тревога. Не надо было быть медиумом, чтобы понять: что-то случилось.
