Семен Малков - Расплата
– Но ты не думай, я не сдамся. Буду бороться как могу. Считал только нужным тебя предупредить, потому что это очень серьезно.
Вполне резонно готовясь к самому худшему, считая такой исход не только реальным, но и близким, Григорьев не мог не думать о дочери. Не родной он ей отец, но он ее вырастил и по-своему любил. Ему ли не знать все стороны советской действительности – не только лицевую, но и изнанку. Предупредить придется дочь о подводных камнях, что ее подстерегают, когда отца не будет рядом. С болью в душе сознавал он, что жизнь может с ней обойтись особенно круто, – ведь жила и росла она в тепличных условиях и практически не знала забот.
Сегодня, в этот солнечный, теплый день, Светлана обещала его навестить; прогуливаясь по парку, он пошел ей навстречу, на ходу обдумывая, о чем и как с ней говорить. Еще издали он увидел ее стройную фигуру: идет своей красивой, плавной походкой, гордо неся златокудрую головку. На ней длинное джинсовое платье, в руках пакет. Красива, эффектна, что и говорить… Он даже остановился, любуясь дочерью, и издали помахал ей рукой, самодовольно оглядываясь по сторонам: пусть все видят, какая у него дочь!
Когда она подошла и поцеловала его, Григорьев предложил:
– Давай посидим где-нибудь в укромном местечке, потолкуем за жизнь, а? Нехочется идти в душное помещение. А фрукты я потом заберу с собой.
В его любимом уголке парка они уселись рядом на белую скамью.
– А теперь расскажи: как идут твои дела в театре, какие успехи? – Он взял ее руки в свои, любуясь ее свежим цветом лица и синими, как небо, глазами.
«Все-таки здорово похожа на чертова профессора! – беззлобно подумал Иван Кузьмич. – А этот дурень даже не подозревает… Вот ведь что жизнь с нами делает».
– Давай выкладывай отцу все досконально. Я ведь знаю эти театральные интриги, – добавил он требовательно и ворчливо, но глаза его смеялись.
Светлану обрадовало его хорошее настроение – привыкла уже, что отец всегда хмурый и озабоченный. Ответив ему улыбкой, она охотно стала посвящать его в закулисные тайны:
– Сначала, пап, меня зачислили в хор, сольных номеров совсем не давали. И так довольно долго: в театре хороших голосов много, пробиться в солисты, даже на третьи роли, очень трудно. – Оглянулась, не слышит ли кто, и понизила на всякий случай голос: – На первых ролях у нас только жены нашего руководства или любовницы членов правительства. Да тебе ведь это ведомо…
Григорьев промолчал, и она продолжала:
– Поскольку к их числу я не отношусь, пользоваться этим методом не намерена, то вроде проявить свои способности мне не светит. Тем более что не принимаю участия во всяких групповых склоках, что постоянно будоражат труппу.
– Интересно, какую же цель преследуют эти склоки? Ведь неспроста, говорят, они есть в каждом театре? – полюбопытствовал Иван Кузьмич.
– Артисты, папа, народ очень самолюбивый и тщеславный. Каждый считает себя гением, и это, на мой взгляд, нормально, – рассудительна и немного грустно пояснила Светлана. – Сам знаешь: плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Вот они и борются сообща против протеже начальства, – а те часто бывают вовсе бесталанны.
Но тут лицо у нее прояснилось, она весело взглянула на отца.
– Решила я уже, что из хора так и не вылезу, как вдруг вызывает меня главреж и говорит: «Светлана Ивановна, есть мнение – дать вам небольшой сольный номер. Мы должны выдвигать молодежь, а у вас хорошие внешние данные». Представляешь, папа, в чем секрет карьеры? Так и сказал: не голос, а «внешние данные»!
«Ну да! Помогли бы тебе внешние данные, если б не мой звонок Нехорошеву», – самодовольно подумал Григорьев.
– Рассказывай дальше, доченька. Все это очень мне интересно!
– А что – дальше? Правильно говорят – важен почин. Стали давать небольшие роли. Видно, голос у меня есть, да еще, как сказал режиссер, внешние данные. Сейчас занята почти во всех спектаклях. Но дальше хода не будет, знаю.
– Это почему же, коли тебя заметили? – не понял Иван Кузьмич.
– Да все потому же. Не продамся я карьеры ради. Хотя предложений много, просто отбоя нет, – призналась она немного смущённо и вместе с тем гордо.
– В общем, папа, замуж мне надо! – неожиданно заключила Светлана, смело глядя в глаза отцу. – : А то проходу не дадут, хоть из театра беги!
– А как же Миша? – осторожно задел он больную тему. – Ты же поклялась его всю жизнь ждать.
– Я бы и дальше ни на кого не смотрела, Хотя прошло больше пяти лет – и никакой надежды, – серьезно ответила Светлана: боль ее за эти годы, конечно, притупилась. – Дело в том, что мне нужна опора, статус замужней женщины, если хочу и дальше жить в мире искусства.
– Значит, так тому и быть! Одобряю, как говорят, целиком и полностью. Неужели не найдешь какого-никакого режиссера или директора театра? А может, министра? – рассмеялся Григорьев, стараясь обратить эту тревожную тему в шутку.
– К сожалению, тут со свободными вакансиями туго – эти деятели нарасхват. Или женаты, или отъявленные донжуаны! – охотно подхватила Светлана шутливый тон отца. – Но будем стараться!
– Вот что я давно хочу сказать тебе, дочка, – нарочито беззаботным тоном, как бы между прочим, перешел он к главной для него теме разговора. – У тебя есть все, что нужно молодой певице для успеха, ты и сама это знаешь. Поэтому жаль, если тебя затрут, не дадут проявить свой талант во всем блеске. А это вполне может произойти.
Он остановил свою речь и взглянул на Светлану с характерным для него видом собственного превосходства.
– Думаешь, почему к тебе, как говоришь, пристают, но довольно умеренно, интеллигентно? – спросил он и сам же ответил: – А потому, что не забывают, кто твой отец. Почему тебя из хора выдернул любитель «внешних данных»? Ему директор приказал, получив распоряжение из Министерства культуры!
Видя, что дочь изумлена, готова протестовать, остановил ее жестом руки.
– Погоди, Света, не кипятись! Сама только что говорила, что одним талантом жив не будешь. Тем более что все это скоро кончится и отец тебе помочь ничем не сможет. Так что прости за вмешательство. Ведь я люблю тебя, вот и хочу позаботиться… пока в моих силах.
Светлана замерла, уловив со свойственной ей чуткостью мрачный смысл его слов, и обеспокоенно подняла на него глаза.
– У тебя какие-то осложнения со здоровьем, папа?
– Не совсем. Мама в курсе, она тебе объяснит. Важно не это. – Иван Кузьмич обнял ее за плечи и по-отцовски требовательным тоном произнес:
– Доверься мне без возражений и критики! Я знаю, что делаю. Есть у меня хороший друг, он мне многим обязан. Будет твоим ангелом-хранителем.
