Натали Ричардс - Шесть месяцев спустя (ЛП)
Невозможно. Я не могу прожить и десяти минут без сообщения или вызова Мэгги с тех пор, как в девятом классе у нас обеих появились мобильные телефоны.
Я продолжаю листать список звонков и всё больше убеждаюсь, что это не мой телефон. Потому что этот список просто не может принадлежать мне! Наконец на седьмой и восьмой странице я нахожу пару звонков маме на мобильный и домой, но не Мэгги.
Смотрю, когда сделан последний вызов. 10 ноября, 18.32.
10 ноября? Я читаю это снова и снова. Остальные звонки тоже датируются этим месяцем.
Реальность больно бьет меня под дых, сообщая ужасную и неумолимую правду. Я спала шесть месяцев. Кома, или что-то ещё. Так или иначе, я потеряла полгода своей жизни.
Но это тоже не может быть правдой. Они же не могли меня бросить в этом кабинете. Я была бы сейчас в больнице, среди жизнеобеспечивающих аппаратов и заботливых медсестер. Но если я не спала… тогда что это?
Амнезия?
Может быть, у меня что-то типа туберкулёза? Или малярии. Без каких-либо определённых причин не бывает амнезии. Но что это ещё может быть? Меня захватили инопланетяне?
Передо мной медленно начинает открываться мрачная вероятность. Одно слово, четыре слога. И бесконечная река унижения.
Безумие. Должно быть, это безумие.
В том году я достаточно наслушалась шёпота за своей спиной. Я видела это и на лицах, меняющих выражение с сочувствия до презрения, которые смотрели на меня, как на «проблемную девочку». Но лучше быть проблемной, чем ненормальной.
Нормальные люди забывают, что они ели на завтрак. Или имена своих соседей. Но они никогда не просыпаются в тёмном кабинете, не имея ни малейшего представления, где потерялись последние полгода их жизни.
Адреналин приливает к голове, губы немеют, сердце стучит всё быстрее с каждым ударом. Нет. Только не сейчас. Это не должно перерасти в настоящую паническую атаку. Только не сейчас.
Я закрываю глаза и пытаюсь следовать указаниям своего терапевта. Напоминаю самой себе, что всё нормально. Я не больна, не умираю. Моё тело даёт мне дополнительную энергию, и это хорошая энергия. Это нормально. Здесь нечего бояться.
— Хлоя?
Я оборачиваюсь на звук своего имени и вижу чью-то фигуру в дверях кабинета. Адам Рид. Шесть футов и пара дюймов, испугавших меня до смерти.
Я чувствую, как кровь начинает приливать к щекам. Свет уличного фонаря подсвечивает его модельные скулы и широкие плечи. Адам кажется настолько прекрасным, что ему не хватает лишь крыльев и нимба. Но ангелы обычно не бьют криминальные рекорды.
Он здесь из-за пожарной тревоги? Смотрит на меня так же, полуулыбаясь. Но обычно Адам никогда мне не улыбается, так с чего он так расщедрился в последнее время?
— Ты что-то хотел? — Голос звучит глухо и испуганно.
Он хмыкает.
— Ты же сама позвала меня, помнишь?
Сама идея меня, зовущей Адама в пустой тёмный кабинет, кажется настолько нелепой, что я не нахожу, что ответить. Почему я должна его звать?
Несмотря на моё маленькое пожарное приключение, мы с ним совсем не в одинаковых кругах общения. Я нахожу общий язык практически со всеми. Адам же не может просто пройти по коридору, не вступив с кем-нибудь в драку. Иногда я выгуливаю собак из питомника. Он же иногда заходит в класс в сопровождении полиции. У нас с ним даже не разные социальные группы, у нас разные солнечные системы.
Он наклоняет голову, и я перевожу дыхание. Что может быть более нелепым, чем то, что происходит прямо сейчас? Я же не должна чувствовать себя с ним безопаснее. Наоборот, я должна быть абсолютно испугана.
Так почему же я не испугана?
— Так что ты здесь делаешь?
И хотя всё в нем, начиная от тяжёлых чёрных ботинок и заканчивая мешковатой курткой, кричит: «Не говори ему ни слова», его голос звучит заинтересованно. Возможно, даже обеспокоенно.
— Я… — Пытаюсь найти какие-то слова для объяснения того, что потеряла память, застряла во временной ловушке, но на ум ничего не приходит. Я не должна ему что-либо объяснять. Я даже не знаю его. — А почему ты здесь? — спрашиваю его в ответ.
— Потому что ты позвала, — отвечает он, вновь улыбаясь. Затем он кивает на мои руки. — Играла в куличики, пока ждала меня?
Я быстро прячу руки за спину и неосознанно делаю шаг навстречу ему. Затем вспоминаю, что он несовершеннолетний преступник и к тому же психопат. Я должна уже бежать от него! Тем не менее, он не выглядит как психопат. Всего лишь Адам. Он скрещивает руки на груди.
— Ты же помнишь, что звала меня, правда?
По позвоночнику бежит холодок. Горло пересыхает, и язык не поворачивается что-либо ответить.
Нет, не помню. Я вообще никогда не разговаривала с ним и тем более не стояла так близко к нему до этого момента.
Может, он пьян? Все говорит об этом, да? Только выглядит слишком трезвым. Ни красных глаз, ни трясущихся пальцев. Возможно, тоже сошел с ума. Как и я. Возможно, это просто массовое помешательство.
Адам весело ухмыляется, его голубые глаза сияют.
— Я впечатлён твоим взломом двери в кафетерий без моей помощи. Начинаю думать, что ты всегда это умела.
Чем он впечатлен? Что я сделала?
Я спятила. Теперь абсолютно спятила. Я никогда в жизни ничего не взламывала. И если бы даже что-то взломала, то точно не дверь в кафетерий.
Он кладет руки на спинку стула и наклоняет голову. Меня внезапно охватывает ощущение дежавю. Когда-то я это видела. Его, в такой же позе, смотрящего на меня точно так же, как и сейчас, поверх стула. Я уверена в этом.
Смотрю на его руки и бледнею. Внезапно выражение его лица изменяется: исчезает улыбка, прищуриваются глаза.
— Ты в порядке, Хло?
Моё прозвище звучит правильно на его губах. Естественно. Он вообще не должен знать, что у меня есть прозвище! Но, очевидно, знает.
— Ты выглядишь напуганной до смерти, — замечает он.
Я не уверена, что «напуганная» — верное слово. Я не уверена, что вообще существует такое слово, которое может описать мои чувства.
— Всё в порядке. Просто устала. — Ложь даётся мне на удивление легко.
Он подходит ко мне ещё ближе, и, клянусь, я забываю, как дышать. Моё сердце громко стучит, пальцы трясутся. Но мне совсем не страшно.
— Нам нужно поговорить? Для этого ты меня сюда позвала? — спрашивает он. — Ты же знаешь, ты всегда можешь всё мне рассказать.
— Да, знаю. — Я говорю автоматически, слова возникают из места в моей голове, где, должно быть, прячется моя память.
Я чувствую необъяснимую грусть, какую-то зияющую дыру, полнейшее отсутствие чего-то важного.
Что же со мной такое случилось? Что заставило меня всё забыть?
