Диана Килина - Je taime (СИ)
Ночь. Шепот. Сонный город.
Окна настежь. Лунный обломок.
Дым. Кофе. Горечь в горле.
Любовь. Тоска. Сердце с кровью.
Звонки. Слезы. Шипы. Розы.
Песок. Часы. Мечты. Звезды.
Земля. Воздух. Люди. Вечность.
Я. Ты. И знак бесконечность...
Никита стоит на сцене в рубашке и светло–синих брюках, читая текст песни Ивана Дорна. Мы услышали ее на концерте, и с тех пор она стала нашей личной, персональной, интимной. Я выхожу к нему, держа в руках микрофон, в белоснежном платье в греческом стиле, которое шуршит по полу. Никита продолжает петь, смотря в мои глаза:
Боже, что же ты наделала...
Страданием несбыточной мечты дышу.
И в целом мире без тебя мне тесно так...
Не отпускай ладонь мою, прошу!
Боже, что же ты наделала...
Теперь и я не я, и ты не ты.
Дома ансамблем острых спиц проткнули небо...
Прошу тебя не уходи...
Следующий отрывок мы поем вместе, в унисон, обнимая друг друга за плечи и танцуя в медленном танце:
Не прогоняй меня
Мне некуда идти
Не прогоняй меня, прошу
Ведь я совсем один.
Не отпускай меня
Не дай мне сжечь мосты
Пока горит огонь в груди, он мне не даст остыть.
Песня заканчивается, раздаются аплодисменты. Камера ловит лицо моей матери, по которому льются слезы. Потом оператор снова наводит на нас объектив, мы целуемся. Это наш день. Мы счастливы.
Вытерев щеки, я закрыла ноутбук и поставила его на ночной столик. Посмотрев на собранную дорожную сумку из черной крокодиловой кожи, я прикинула, все ли я собрала в поездку. Решив, что все, я залезла под одеяло прямо в одежде и провалилась в сон, так и не распаковав чемоданы матери.
ГЛАВА 2
– Lentoasemalla[5], – сказала я таксисту, устроившись на заднем сидении машины.
Он кивнул, широко улыбаясь как все финны, и тронулся с места.
Я включила музыку, чтобы как–то убить двадцать минут дороги. Что играло в наушниках, если честно, не помню, потому что я думала о том, как пережить этот полет.
Я очень боюсь летать. В общей сложности сегодня мне придется провести целых три часа в небе. От этой мысли мне дурно, но выбора у меня нет. Конечно, я могла бы приехать в Таллинн, и сесть оттуда на автобус до Швейцарии, но от одной мысли, что я окажусь в этом городе, меня тошнило. Встретив полгода назад Сашу в пробке, я готова была наложить на себя руки. Опасаясь подобной встречи еще раз, я не приезжала после свадьбы в Эстонию даже к матери. Она все понимает.
Увидев в окне очертания аэропорта, я выключила музыку и убрала телефон с наушниками в сумочку–мессенджер, которая сменила мой рюкзак несколько месяцев назад. К ней я привыкала долго, несмотря на то, что она удобно свисала через плечо. Мой черный старичок, сшитый из кусочков кожи, служил мне верой и правдой с самой школы, но, увы, ничто не вечно. Достав кошелек, я вытащила двадцатку и протянула ее водителю, когда он остановился у центрального входа в аэропорт. Он забрал деньги, любезно помог мне с моей сумкой и уехал по своим таксистским делам. А я осталась у входа, собирая остатки воли в кулак.
Быстро пройдя регистрацию, я вошла в салон лайнера. Усевшись на широком кресле возле иллюминатора, я расслабленно опустила плечи и закрыла глаза. Пульс неровно забился, ладони вспотели. Поначалу, я подумала, что это от того, что я боюсь полета. Но, когда меня накрыло волной энергии, исходящей откуда–то сбоку, я распахнула глаза.
Наверное, они у меня расширились, как у лемура на старом бородатом ролике из интернета, потому что я увидела наглую ухмылку, а потом до боли знакомый взгляд скользнул по моему телу. Приятный холодок пробежался по спине. Что–то знакомо–странное стало происходить с воздухом: он стал горячим и тягучим, как растопленный мед. Я уставилась на своего соседа, не моргая, судорожно пытаясь вспомнить, кто я и что я здесь делаю. Когда мой разум затолкнул все воспоминания о владельце этих темно–карих глаз в прочный сейф, и закрыл его на замок, я смогла выдохнуть. Но, едва он заговорил со мной своим мягким баритоном с легкой хрипотцой, я снова забыла все напрочь:
– Алиса, рад вас видеть.
Не то, что я должна была бы так бурно реагировать на его появление, но иногда разум отключается, и тело ведет себя так, как будто существует отдельно от него. Последнее такое отключение было именно полгода назад, когда я случайно его встретила. Слава богу, что нас разделял металл автомобилей и небольшое расстояние в пробке. Если бы тогда он поманил меня пальцем, я кинулась бы к нему в объятия и лизнула в шею, как послушная собачка. У меня было такое ощущение, что я всадник, а моя голова находится чужих руках. Не могу сказать, что это непривычное для меня ощущение, но приятного в этом мало.
Я ничего не ответила. Просто резко поднялась и стала искать глазами стюардессу. Когда моя возможная спасительница показалась в проходе, я позвала ее жестом и спросила по–фински:
– Простите, в самолете еще есть свободные места? В любом классе? – мой голос предательски дрогнул.
– К сожалению, нет, – покачала головой девушка, и удалилась.
Я со свистом выдохнула, плюхнулась обратно в кресло, и закрыла лицо ладонью.
– Поздравляю, – проворковал мой сосед, и я в ярости уставилась на него.
– С чем?! – спросила я, взвизгнув.
– Со свадьбой, – он кивнул на золотое кольцо на моей правой руке, и я невольно в него вцепилась.
Под его испепеляющим взглядом оно как будто плавиться начало.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела я.
– Лечу в Женеву, – довольно улыбнулся этот гад, – Готов поспорить, что ты делаешь то же самое.
– Господи, за что мне это?! – тихо спросила я, поднимая глаза вверх.
Ответа оттуда не последовало, зато я услышала громкий смех справа от себя. Я зажмурилась в надежде, что все это сон, но когда открыла глаза, уставилась в кожаную спинку кресла передо мной. Я не сплю, это реальность. Я лечу, бизнес классом рейса Хельсинки–Женева, и рядом со мной сидит мой бывший босс и просто бывший. Если кого–то можно сегодня назвать неудачником, то меня и только меня. Я побила все рекорды по невезучести.
