Маргарет Каллахэн - Моя желанная
Девлин усмехнулся: она хочет его. Пусть лжет до посинения, но он-то знает, что Холли его хочет.
— Кажется, мне лучше уйти, — пробормотала она.
— То есть сбежать? От меня? Ни в коем случае. Это было бы невежливо, ведь мы только что встретились. Кроме того, не забывай об отсутствующем Джоне.
— Он меня разыщет, — холодно возразила девушка, отыскивая глазами сумку.
Она лежала там, где ее небрежно бросил Дев, однако, чтобы поднять ее, Холли пришлось бы пройти в опасной близости от него. Лучше уйти без сумки, хотя подобную роскошь вряд ли можно себе позволить: если косметичкой и полотенцем легко пренебречь, то паспортом и кошельком…
Конечно, у нее хватит смелости пройти по улице полуголой, но вдруг Дев обшарит сумку, найдет ее адрес и явится к ней. Значит, чем скорее она заберет сумку, тем скорее уйдет отсюда. Уйдет? Глупая надежда. Физически она свободна, а духовно? Нет, ей не уйти от Девлина. Никогда.
Холли шагнула к сумке, однако Дев опередил ее.
— Джентльмен есть джентльмен, — пренебрежительно сказала она, выхватывая сумку и стараясь не прикоснуться к его руке.
— Разумеется. В отличие от пропавшего Джона я знаю, как вести себя по отношению к леди.
— А почему ты уверен, что Джон этого не знает?
— Он опаздывает. Если вообще намерен прийти. Если вообще существует.
— Как прикажешь тебя понимать?
— Ты оказываешься наедине со мной и внезапно пугаешься. Очень легко придумать спутника, причем мужчину, к тому же отсутствующего.
— Жаль разочаровывать тебя, но Джон так же реален, как мы с тобой.
— Мужчина во плоти.
— Вот именно, — ответила Холли, порядком устав от словесной игры.
Кроме того, у нее разболелась голова от слишком яркого солнца и уже непереносимой жары.
— Сомневаюсь. Ни один мужчина не мог бы оставить тебя надолго одну… тем более в таком одеянии.
— Вполне скромное бикини.
— Как сказать, дорогая.
— Во всяком случае, тебя это не касается.
— Ошибаешься, Холли, — холодно возразил Дев, сверля ее глазами так, словно хотел даже сквозь темные очки заглянуть ей в душу. — Меня касается все, что относится к тебе. Потому что ты принадлежишь мне. Ты всегда была моей — примирись с этим, Холли. Ты моя!
— А ты сумасшедший, — отрезала она. — Я не принадлежу тебе и вообще никому из мужчин. Никогда не принадлежала и не буду принадлежать.
— Отлично. В таком случае попытайся это доказать.
Он метнулся к ней. Холли кинулась прочь, споткнулась о сумку и растянулась бы на песке, если бы Дев не подхватил ее. Он повернул девушку к себе и прижал к своему почти обнаженному телу. Холли поддалась, не в силах противиться. Она хотела его, хотела до боли, он был ей нужен.
Дев замер, выжидая, но Холли не шевелилась, даже не дышала, прислушиваясь к словам, которые омывали ее, нежные, как ветерок, однако пробуждающие бурю в сознании и теле.
— Ты хочешь меня. Можешь бороться, можешь драться со мной, можешь выкрикивать свои протесты, можешь обмануть целый свет, и все будет ложью. Признай это, Холли, — безжалостно настаивал он. — Ты хочешь меня. Нет?
Хотя она покачала головой, Дев улыбнулся и снял с нее темные очки — единственную слабую защиту. Когда их глаза встретились, окружающий мир куда-то отступил, обратился в туман, остался лишь Дев — его ощутимое присутствие парализовало ее разум, зовущий к сопротивлению. Она должна бороться, сказать «нет».
— Прошу тебя, Дев, — умоляюще произнесла она, глядя на него испуганными серыми глазами.
— Холли, Холли, не противься мне. — Он притянул ее совсем близко, хотя их тела еще не соприкасались, чего девушка боялась и вместе с тем жаждала. — Ты хочешь меня. Я тебе нужен. Мы принадлежим друг другу. — Спасения нет, признала Холли, а Дев продолжал: — Ты создана для ласк, для поцелуев, для любви. Ты моя. Ты всегда была моей. Мы принадлежим друг другу, ты и я, душой и телом.
Холли задохнулась от счастья. Он любит ее. Каждый взгляд, каждый вздох, каждое прикосновение доказывают, как он любит ее. Любил всегда… Нет, он говорил, что любит, а она, дурочка, поверила. Но больше этого не случится.
— Нет, Дев! — закричала Холли, пытаясь вырваться.
— Да, Холли!
Он засмеялся, его губы коснулись ее рта, легко и все-таки ощутимо, чтобы она качнулась к нему, призывно раскрыв губы. Язык Дева тотчас прорвался сквозь них, властно и грубо.
Холли отшатнулась, но было поздно. Он поцеловал ее, и она ответила. Девлин Уинтер добился своего.
Отступив на шаг, девушка с трудом вздохнула и заставила себя посмотреть в его насмешливые черные глаза.
— Заработал десять баллов, Дев? Значит, ты затеял это ради того, чтобы доказать свою неотразимость?
— Затеял и преуспел, — как ни в чем не бывало ответил тот.
— В самом деле?
— В самом деле. Я смотрю на тебя — и твое тело откликается. Я дотрагиваюсь — и оно вспыхивает. Отрицай, если хочешь, но…
— Ничего. Оставь меня, — прошипела Холли, занеся руку словно для пощечины, однако реакция Дева была молниеносной.
— И не думай. — Он завернул ей руку за спину и еще крепче прижал ее к себе.
Холли чуть не задохнулась, ощутив твердую выпуклость, когда их бедра соприкоснулись.
— К тому же, моя пылкая возлюбленная, я готов доказать, как сильно ты меня хочешь.
— Будь любезен, немедленно отпусти, — выдохнула девушка. — Иначе нас арестуют.
— Тебя это беспокоит? — спросил он, беря ее за грудь.
— Конечно, беспокоит. Я обязана думать о репутации семьи.
— Не говоря уже об отсутствующем Джоне.
Джон. Господи, они с Мерил могут появиться в любую минуту, ей нужно высвободиться и бежать прочь!
Дев сразу уловил ее испуг и, пренебрежительно фыркнув, оттолкнул Холли. В глазах загорелась ненависть. Конечно, насчет Джона он заблуждался, хотя насчет остального он близок к истине. У нее было слишком много мужчин, просто не счесть, о чем невозможно вспоминать без отвращения. Но угодила она в эту грязную трясину по милости Девлина Уинтера, который овладел ею, а затем пресытился и бросил. Не просто бросил — сломал ее. И Холли поклялась: никогда больше она не позволит ни Уинтеру, ни другому мужчине причинить ей боль.
Она достала из сумки майку с шортами, и, пока одевалась, слезы навернулись ей на глаза. Потом, униженная в душе, но спокойная внешне, Холли обернулась, моля Бога, чтобы Дев понял намек и удалился. Однако встретила все тот же презрительно-негодующий взгляд.
— Почему, Дев? — спросила Холли без всякого выражения. — Почему ты не можешь оставить меня в покое?
— Потому что у меня нет покоя. Я не живу. Все семь лет я мучаюсь каждый день и каждый час.
