Возложение (ЛП) - Карделло Рут
Неудивительно, что родители беспокоятся обо мне. Представив себя на их месте, я решила, что возьму себя в руки.
Не могу поверить, что меня так заинтересовала история Мерседес о проекте «Чернильница». Мое единственное утешение в том, что мы все ей поверили. Когда она сказала мне сегодня, что историю ей рассказал Хью, а не выдуманный дядя, о котором она говорила ранее, многое обрело смысл.
Часы исследований выявили только слухи о существовании «Чернильницы». Вероятно, это была городская легенда, созданная солдатами для развлечения — очень похоже на фольклор гремлинов военного времени. Каким-то образом Хью услышал об этом и включил в свою фантазию о вилках. Я восхищаюсь его воображением, но это не мешает мне чувствовать себя глупо из-за того, что я трачу столько времени на изучение того, чего никогда не было.
Пересекая комнату к тому месту, где я ранее оставила свою сумочку, я достаю ложку и передумываю возвращать ее. Зачем мне ставить себя в еще одну неловкую ситуацию? Если Мерседес захочет вернуть свою ложку, пусть попросит меня об этом.
Я открываю мусорный ящик на кухне, бросаю туда ложку и захлопываю его.
Вот и все.
И думать об этом не собираюсь.
Глава вторая
‡
Джек
Бостон, Массачусетс
1941
Страх — это то, чего я никогда себе не позволял, но мое сердце колотится.
— У тебя еще есть время передумать, — говорит моя мать, паркуя «Плимут Делюкс», который она научилась водить сама, как только мой отец уехал на очередную работу. Каждый трудоспособный мужчина либо уже отправился сражаться на войну, либо готовится к ней.
Никто не спрашивает, позовут ли меня на службу. Ожидания многих людей от меня снизились в тот день, когда я родился, и доктор сообщил моим родителям, что я слеп. Поначалу отец боролся с правдой, созывая специалистов со всего мира. Никто из них ничего не мог сделать.
Я умер для него в тот день, когда он понял, что не может меня исправить. Он был человеком, привыкшим все контролировать, и мое несовершенство сломило его на базовом уровне. С того дня он утверждал, что у него нет ребенка — до тех пор, пока не родился мой младший брат Пол.
Пол был бы сегодня со мной и мамой, вероятно, тоже попытался бы отговорить меня от этого, если бы он уже не готовился к отъезду. Отец радуется за обожаемого сына, отправляющегося за границу сражаться на войне, с которой многие не вернулись. Эта ирония не ускользнула от меня.
Как и тот факт, что я попросил женщину, которая всегда защищала меня, дать мне возможность сделать то же самое. Я прочистил горло.
— Ты научила меня видеть за пределами моих возможностей. Если я могу сыграть роль, любую роль, в спасении мира — я хочу этого. Нет, мне это нужно.
Она накрывает мою руку своей.
— Я знаю, но лучше бы Фарли не рассказывал тебе о листовке.
Фарли — единственная причина, по которой я чувствую, что могу оставить мать. Я поворачиваю руку, чтобы ободряюще сжать ее ладонь. Он был водителем моей матери еще до моего рождения. Теперь, когда другие мужчины из прислуги были отозваны на фронт, он взял на себя роль главного смотрителя поместья. Фарли под шестьдесят, считается, что он слишком стар для обслуживающего персонала, но я подозреваю, что он все равно вызвался бы, если бы не чувствовал, что моя мать в нем нуждается.
Он всегда заботился о нас двоих. Именно он нанял репетиторов из бостонской школы для слепых, чтобы они обучали меня. Именно он научил меня боевым искусствам и уличным боям, чтобы я был в состоянии защитить не только себя, но и свою мать, если потребуется.
Хотя ни один из них никогда не говорил ни слова, намекающего на это, я подозреваю, что Фарли любит мою мать и украл бы ее у моего отца, будь он моложе. Я бы не осуждал его за это. Фарли — хороший человек, который верит, что я такой же способный, как любой зрячий.
Когда он увидел в небе свирепого орла, спускающегося вниз для атаки, широко и гордо расправившего крылья, но с одной ногой вместо двух, он подумал обо мне. А затем поделился посланием:
Дяде Сэму нужна каждая птичка в воздухе.
Поддерживайте войска, осваивая специальные навыки.
С вашей помощью мы будем непобедимы. Зарегистрируйтесь сегодня, чтобы спасти мир.
Фарли знал, что я не мог упустить эту возможность. Повлечет ли это за собой расшифровку зашифрованных сообщений? Работу под прикрытием для сбора информации? Мы понятия не имеем, но я должен внести свой вклад.
Моя мать втайне такая же волевая, как и отец. Она не будет умолять меня остаться с ней, точно так же, как не просила об этом моего отца и брата. Это битва добра и зла. Каждый должен делать то, что в его силах. Она отпустит меня по той же причине, по которой остается с моим отцом: она верит, что это ее долг.
Тем не менее, я знаю, что ей нелегко, поэтому я поднимаю руку, чтобы найти ее лицо, а затем целую в щеку.
— Я не боюсь жить, я не боюсь умереть. Это все благодаря тебе, и я люблю тебя за это.
Ее рука снова находит мою, и она сжимает ее, прежде чем сказать:
— Когда выйдешь из машины, иди по аллее, которая перпендикулярна твоей стороне от машины. Видно плохо, поэтому я не уверена, но, похоже, здесь больше никого нет. Дверь, в которую тебе нужно будет постучать, будет справа. Если хочешь, я могу проводить тебя до…
— Нет, — я выпрямляюсь, хватаю трость и открываю дверь машины. — И не задерживайся. Это может быть небезопасно. Тебе следовало позволить Фарли отвезти меня.
В ее голосе звучит знакомая твердость, когда она говорит:
— Я останусь здесь на тридцать минут. Если ты не вернешься и не сообщишь мне, что все в порядке, у меня есть револьвер, и я войду туда за тобой. Я тоже не боюсь смерти, по крайней мере, когда речь идет о моем сыне, — через мгновение она добавляет. — Если все пойдет плохо, и Фарли заберет твои останки, я не смогу простить ему этого, и это было бы несправедливо по отношению к нему.
— Нет, все будет нормально, — тихо отвечаю я. Честность. Верность. Самодисциплина. У моей матери есть все это.
Я мог бы сказать, чтобы она не рисковала своей жизнью ради спасения моей, но я бы зря потратил наше время. Вместо этого я говорю:
— Я зарегистрируюсь, а потом вернусь сказать тебе, что все хорошо.
Я слышу ее глубокое дыхание, и это единственное, что говорит мне о том, как ее эмоции зашкаливают.
— Я понимаю, почему ты не можешь зарегистрироваться как Чатфилд, но спасибо за то, что оказал честь моей семье, назвав ее фамилию.
— Джек Салли, — я произношу это имя вслух, и мне нравится, как оно звучит. Менее претенциозно, чем Джексон Чатфилд. — Это хорошее имя.
— Сильное.
Я улыбаюсь и вытаскиваю свое крупное тело на тротуар.
— Убери машину, если почувствуешь что-нибудь подозрительное. Я найду тебя.
— Будь осторожен, Джексон-Джек, — легкая дрожь в голосе моей матери — это сигнал, что пора уходить.
— Я буду, — говорю я, несмотря на то, что почти ничего не знаю о том, на что подписываюсь. Регулярные подразделения вооруженных сил являются государственными, но ни одно из них не хочет меня. Мне все равно, кто написал эти листовки, если они предлагают таким людям, как я, шанс принять участие в войне и изменить ситуацию. Я пройду тысячу затхлых переулков, чтобы встретиться с ними.
Глава третья
‡
Шерил
Провиденс, Род-Айленд
2024
Я закрываю глаза и позволяю теплой воде душа омыть лицо. Я вымыла каждый дюйм тела, но все еще чувствую себя грязной.
Не то чтобы я не знала, что лучше не ходить в бар одной, но я чувствовала себя подавленной и… не знаю… может быть, я хотела что-то доказать самой себе. Я хотела быть сильной, независимой женщиной, которая бесстрашно выходит в мир.
Мне не следовало принимать напиток от незнакомого мужчины, но подобное внимание было таким желанным в день, когда я чувствовала себя плохо и искала, чем бы отвлечься. Я не большой любитель выпить, поэтому иногда интересный коктейль может доставить удовольствие, но точно не тот.
