Леший, твою мать! - Регина Кам
Почти. Подойдя к своему подъезду услышала громкую музыку. Из наших окон. Чёрт. Опять. Как же я устала от всего этого. Сейчас самое главное незаметно проскользнуть в квартиру и запереться в своей комнате. Снова осталась без душа.
Только зашла в подъезд, как тут же открывается соседская дверь, из которой выглядывает баба Маша.
— Даночка, здравствуй, опять твои пляски устроили, я уже вызвала милицию, как же ты с ними живёшь?
— Здравствуйте, баб Маш, лучше не спрашивайте и спасибо Вам, — устало проговорила она.
Хорошо, что понимает, что не я виновата в том, что тут творится, а то бы могла и возмущаться, и требовать всех успокоить.
Открыв дверь меня оглушила музыка из девяностых. Скривилась. Не то, чтобы я против каких-то песен, просто у каждого поколения свои вкусы, но смесь алкоголя с любой музыкой вызывает у меня отвращение. А ещё запах.
Из кухни слышались голоса, смех, пошлые шуточки, звон рюмок. Замерла. Вроде никто не слышал, как я вошла. Сняла кеды и взяла их в руки. На ходу достала ключ от комнаты, но у двери замерла. Она была открыта. Вернее замок был выдран. Забежала внутрь, бросила рюкзак на кровать, а кеды под нее. Рванула к книжной полке. Сердце моё заколотилось. Господи, только не это.
Книги были расставлены в другом порядке. Я стала пролистывать книги, в том числе и сказки Пушкина, в поисках спрятанных мною денег. Паника накрывала с головой, глаза горели от напрашивающихся слез. Ком в горле мешал свободно дышать.
Денег нет. Вообще. Они всё забрали. Схватилась за голову. Дура. Зачем я их тут оставляла? Но и носить с собой глупо, вдруг потеряю или стащат в автобусе. Божечки, лучше бы у меня их украли, не так обидно было бы. Спрятала рюкзак за шкаф. Меня начало трясти. Как они могли? Это ведь мои деньги! Я сама их заработала!
Пошла на кухню. Там сидели мои родители вразвалочку, рядом какие-то две женщины с опухшими лицами и трое мужиков. Одеты все были в какие-то обноски. На столе стояли коньяк, виски и вино, вместо обычной водки, дорогая колбаса, сыр, копчёная горбуша, мидии в рассоле, разные фрукты, готовые магазинные салаты, какие-то конфеты и пирожные. Они сейчас купили то, от чего я долгое время отказывалась, стараясь экономить, а они. Все мои заработанные деньги спустили на всё это.
— О, Данка явилась! — воскликнул папа.
— Нагулялась? — съязвила мама.
— Отдайте мои деньги! Вы не имели права их брать! — крикнула я.
— Закрой свой рот! Ты нам обязана! Сколько я с тобой мучилась, пока я беременная была, а? А потом? Подтирала за тобой сопли, слюни. И где благодарность, дрянь? Вы только посмотрите на неё! Шляется Бог знает где, перед мажорами задницей крутит, а теперь возмущается! Скоро икру черную ложками жрать будет, а мы тут с голоду подыхать, а ей хоть бы хны! Тварь!
Собутыльники воззрились на меня осуждающим взглядом, цокая, говоря, какие сейчас дети неблагодарные пошли.
— Отдайте мои деньги! — крикнула я, окидывая их ненавидящим взглядом.
— Пошла отсюда, дрянь! Нет их у меня больше, — довольно улыбаясь, проговорила она.
Меня трясло от безысходности. От обиды. Хотелось кричать. Плакать. Выть. Но не здесь. Ненавижу их. Ненавижу!
— Вы пожалеете об этом, — глядя ей в глаза произнесла я и развернувшись пошла в сторону своей комнаты.
Позади меня послышались шаги. Я ускорилась, но меня тут же схватили за руку и развернули всем корпусом. Передо мной стоял дружок родителей, с перекошенным лицом от пахабной ухмылки. Одет был в какую-то футболку с дырками в некоторых местах и растянутых спортивных штанах. От него исходил запах алкоголя и немытого тела. Меня затошнило. Попыталась вырвать руку, не получилось.
— Чё надо? — грубо спросила я.
— Пошалим, малая? — он улыбнулся, демонстрируя гнилые зубы и отсутствие некоторых.
— Отвали, урод, — толкнула алкаша, но хватка его стала только сильнее, а после сам одним ударом впечатал меня спиной в стену. Больно. Аж воздух выбило из груди.
— Я тебя сейчас так оттрахаю, что забудешь своё имя, — стал смеяться он.
Ненавижу таких. Как же мне это надоело.
— Только через мой труп. Отпусти, — зло процедила я.
Его хохот стал громче.
— Поверь мне, я и твой труп трахну, — заигрывающим голосом проговорил он.
Ком в горле не проходил, более того, мне сию же секунду захотелось блевать. Что я и сделала прямо на его футболку. Он отпустил меня, но тут же влепил мне пощёчину. После скинул футболку и сказал:
— Сейчас ты ответишь за это, сука! — схватил за горло одной рукой, второй пытаясь содрать с меня футболку.
Собравшись с силами, пнула его коленом прямо между ног со всей дури. Тот взвыл. На шум пришла моя мать.
— Что тут происходит? — поинтересовалась она, осматривая нас.
— Этот урод приставал ко мне, — прохрипела я, держась за горло, пытаясь восстановить дыхание.
Тот держался двумя руками за своё мужское достоинство и выл от боли. Чтоб у него там всё перестало функционировать! В том числе и мочеиспускание! Урод!
— Слышь, Вась! Ты это, её не трожь! Вадик тут одному мажору задолжал, так что целку трогать нельзя, иначе нам всем кирдык будет. Он ведь порченную брать не будет, придётся хату продавать. А ты иди отсюда, нечего тут чужих мужиков соблазнять! И в кого такая распутная? Завтра же позвоню этому мажорику, пусть забирает ее.
Я быстро, как могла метнулась в свою комнату и придавила дверь комодом, замок уже не починить. Что делать? Что делать? Села на пол и горько расплакалась. За что мне это всё?
3
"Отвяжись, плохая жизнь, привяжись хорошая".
Наплакавшись ночью, я поняла, что делать мне тут нечего. Надо бежать. Пока к бабушке, а дальше разберусь как-нибудь. Положила в рюкзак сменное нижнее бельё, носки, спортивный топ, воды, фонарик, кухонный нож, завёрнутый в плотный картон, деньги, полученные за эту последнюю смену, золотые серьги и кольцо, доставшиеся от бабушки со стороны папы, средства гигиены, расческа и прочая мелочь. Из еды в комнате ничего нет. Нужно будет зайти в магазин, взять с собой продукты.
Надела привычные джинсы и темную футболку, выбора в гардеробе у меня особо не было, пошла на выход из комнаты. Отодвинула комод, открыла дверь и тут же увидела недовольное лицо матери.
— Куда собралась?
— На работу, — соврала я.
— Деньги давай, надо похмелиться, башка трещит, — безапелляционно потребовала она.
Я сделала