Времена года - Наталья Литтера
Ей именно это было надо? А он давал другое – красивый рафинированный дорогой мир – свой мир. Дуня брала. А ее Катю, Пензу и шашлыки Илья взамен не принимал. Думал, не нужно.
Вот в чем ошибка.
Резко затормозил у обочины. Острая боль в груди не давала дышать. Хорошо, что уже выехал за город и машин на дороге немного. Он неподвижно сидел, глядя, как методично и без остановки дворники стирают мелкие моросящие капли с лобового стекла. В салоне было удушающе жарко. Надо убавить печку.
Илья всегда находил ошибки, поэтому держался на поверхности даже в кризис. Жаль, что эту нашел слишком поздно.
Когда в груди отпустило, он снова тронулся в путь. Потихоньку. И лишь доехав до родительского дома, понял, куда брал курс. Мать была одна. Отец утром улетел в Петербург на два дня.
– Что-то у него не ладится, – рассказывала она, идя в столовую. – Ты голоден? Есть будешь?
– Нет, – ответил Илья, следуя за матерью.
Одна дома, никого не ждала. В платье. С укладкой. В кольцах. Безупречная, как английская королева. Верная подруга отца. Его тыл. Много лет.
Наверное, он отказался от ужина как-то не так. Во всяком случае, мама обернулась и внимательно посмотрела:
– Илюша, что-то случилось?
– А что могло случиться?
– Что-то с работой?
– С работой все хорошо, – он отвернулся и направился к бару. Вынул виски, плеснул в стакан с толстым дном, добавил льда. – Тебе налить?
– Нет, спасибо. Я выпила таблетки, давление что-то шалит, – она устроилась на небольшом диване в углу.
– Это, наверное, погода, – сказал Илья.
– Наверное.
Большая столовая с массивным овальным столом казалась пустынной. Она была шумной и жилой во время приемов гостей или когда в Москву приезжал дядя – брат отца и останавливался в доме. Но в этот промозглый ноябрьский вечер даже изысканная цветочная композиция в центре стола не спасала, не вдыхала жизнь в огромную комнату. Жизнь теплилась лишь в углу, на уютном бежевом диване, там, где сидела мама, перебирая рукой нитку жемчужных горошин на шее. Илья сделал глоток из стакана и почему-то сказал то, о чем совершенно не собирался говорить:
– Я видел Дуню.
– И как она? – осторожный вопрос.
Илья пожал плечами, сделал еще один глоток:
– Счастлива.
– А ты нет, – холеная рука с начавшими выступать возрастными венами отпустила бусы.
– А я один, – Илья с легким стуком поставил стакан на стол.
Стук отразился эхом от стен в этой большой столовой. Совершенно несвойственным ему жестом Илья запустил руку в волосы, но тут же отдернул ее и отошел к окну – чтобы не смотреть на мать.
Его очень долго учили не показывать свои слабости. Он научился.
– Я совсем один, мама. У меня есть компания, есть планы, сметы и знание, что будет через год и к чему я должен прийти через два. Есть Елена Дмитриевна, которая убирает квартиру и готовит ужины. Есть друг Лёня, которому я должен помочь, потому что он друг. Но я не знаю, поможет ли он когда-нибудь мне. И я не понимаю, для чего все это – планы, акции, рост прибыли. Нет, понимаю, конечно, как финансист и игрок на рынке. Но для чего? Для кого? Я же совершенно один.
– Ты повзрослел, – раздался тихий мягкий голос рядом, и материнская рука ласково коснулась макушки. – Ты совсем вырос и теперь знаешь цену всему.
– Она так высока?
– Да.
– Можно я переночую сегодня у тебя?
– Конечно.
Илья повернулся, и мать его обняла. Совсем как в детстве. Только теперь он был выше ростом.
* * *
Черное концертное платье мягко поблескивало люрексовой нитью. Майя еще какое-то время смотрела на него, а потом закрыла дверь шкафа. Смешно. Не в зале же играть, в самом деле. Уши бы не отморозить – как назло, сегодня похолодало. Поэтому шапку обязательно и митенки с собой взять – чтобы руки хотя бы немного в тепле были. Да и вообще, что надеть – дело десятое. Она с репертуаром не определилась – вот в чем загвоздка.
Зашелестели листы из нотной папки. Шостакович? Шнитке? Сен-Санс? Чем бы удивить людей в черном из Москва-Сити? Мимо чего они не пройдут точно?
Майя вздохнула и принялась запихивать ноты обратно в папку. Они пройдут мимо всего, что не имеет ценника. Но это не значит, что она не должна попытаться. Майя вспомнила цитату Бродского, которую очень часто любил повторять отец: «Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека – всегда можно». Вот и она пойдет спасать. Кого-нибудь. И свой выигрыш в споре.
А что же все-таки играть? Девушка перевела взгляд на стену. Помоги, а? Он улыбнулся ей с плаката своей чарующей улыбкой с шикарными идеальными ямочками на щеках. И Майя вдруг поняла – что именно надо играть. Быстро перетряхнула ноты. Есть нужные! Ну вот и славно. Она представила, как закатит глаза Севка. Скажет, что это слишком просто, а ты попробуй-ка зацепить слушателя Шнитке. Представила и злорадно усмехнулась. A la guerre comme a la guerre[2], товарищ Контрабас. Готовься к проигрышу, Севчик!
На пороге она обернулась. Пожелай мне удачи! Майя точно знала, что Дэвид[3] ей подмигнул. Ну, подмигнул бы, если бы был настоящий, а не напечатанный на глянцевой бумаге.
* * *
– Илья Юльевич, вы просили информировать, когда мы получим технический паспорт на жилой комплекс, – послышался в трубке голос секретаря.
– Документы в порядке?
– В целом да, но есть некоторые спорные моменты…
– Я подъезжаю к офису. Все посмотрю сам.
* * *
Погода испортилась еще сильнее, поднялся колючий ветер. Но отступать было поздно и не в правилах. Нотная папка устроена в ногах, там же, рядом – раскрытый скрипичный футляр. Майя сняла верхние теплые варежки, поправила шапку, чуть сдвинув назад, чтобы полностью освободить левую щеку.
Обернулась на стоящего на приличном отдалении Севку – тот изобразил бурные аплодисменты.
К черту!
Привычно лег в руку смычок. Только бы пальцы к струнам не примерзли. С первыми же звуками, как по заказу, в воздухе закружились белые хлопья. Но девушка этого уже не видела. Она играла, прикрыв веки.
Что потом заставило ее резко открыть глаза прямо во время крещендо, Майя не знала.
Шел снег. В скрипичном футляре лежало несколько купюр – Майя не смогла разглядеть, каких именно. Потому что она во все глаза смотрела на человека, стоящего перед ней. На белые снежинки на идеально чистых черных туфлях, ткани темного пальто, волосах, не
