Извращенная принцесса - Айви Торн
Тем не менее, от этой мысли у меня потеют ладони.
Я не должна так сильно заботиться о том, что думает мужчина. Меня вообще не волнует, что думают обо мне мужчины. Но с Глебом я не могу не желать его одобрения. Возможно, это просто какой-то посттравматический комплекс жертвы — моя благодарность за то, что он спас меня, усилилась до нездоровой степени, так что кажется, будто я влюбилась в него по уши.
Все, что я знаю, — это то, что необъяснимая преданность, которую я испытываю к нему, уже несколько недель держит меня в узле. Но это не объясняет, почему мой желудок вздрагивает каждый раз, когда он входит в комнату. И мысль о том, что я могу разочаровать его, ненавистна мне гораздо больше, чем следовало бы.
Именно поэтому я не хочу, чтобы он знал, что я сделала.
Потому что он ненавидит, когда я ставлю под сомнение его правила или оспариваю его решения. Я точно знаю. Потому что я часто это делаю.
— Помнишь, недавно к нам заходила фотограф Дани, подруга Сильвии? И предложила устроить фотосессию?
Глеб, как бесшумная тень, следит за моими движениями, когда я возвращаюсь к кухонному столу. Нехотя я открываю манильский конверт и на ходу достаю фотографии.
— Да? — Говорит он, но его ответ больше похож на вопрос. Затем его взгляд снова падает на снимки, которые я раскладываю по столу. Я могу прочесть буйство эмоций, мерцающих в глубине его взгляда. Но его лицо остается неподвижным, безмятежным, как гладь озера, отражающего небо, ничем не выдавая себя.
С трудом сглотнув, я продолжаю.
— Ну… она посоветовала мне отправить фото в несколько агентств, чтобы узнать, смогу ли я получить от них предложение стать моделью.
Глеб резко поднимает глаза, чтобы встретиться с моими, и я вижу в них злость, несмотря на его обещание. Тем не менее я продолжаю, понимая, что лучше сорвать пластырь, чем затягивать с этим.
— На следующей неделе у меня первая профессиональная фотосессия, — шепчу я, мой голос почти извиняющийся, хотя я не жалею о своем успехе. Просто мне не нравится разочаровывать Глеба, и я готовлюсь испытать на себе всю силу его гнева после того, как призналась в своем неповиновении его желаниям.
— И как это поможет тебе держаться в тени? — Спрашивает он, его голос такой же ровный и спокойный, как гладь горного озера. Затем он испускает тяжкий вздох — первое истинное выражение разочарования, которое, как я знаю, таится внутри. Закрыв глаза, он помассировал виски, словно ища в себе чрезмерное терпение, необходимое для работы со мной.
— Глеб? — Неуверенно произношу я, наклоняясь ближе, так как беспокойство поглощает меня. Ненавижу, когда он закрывает глаза, потому что только так я могу понять, что он чувствует на самом деле. Но пока я не уверена, что довела Глеба до предела и мне стоит бежать.
Он никогда не поднимал на меня руку и даже не намекал, что может это сделать. Но я на собственном опыте убедилась, что мужчинам нельзя доверять, какими бы внимательными они ни притворялись поначалу. Глаза Глеба распахиваются и встречаются с моими с ужасающей силой, от которой у меня дрожит нутро.
— Ты обещал не злиться, — напоминаю я ему, держась за последнюю защитную стену, прежде чем действительно сбежать.
— Я не злюсь, — рычит он, его тон становится неожиданно жестким. И на долю мгновения мне кажется, что он может протянуть руку и схватить меня. Затем он засовывает руки в карманы своих брюк, словно желая занять их, пока не успокоится и не возьмет себя в руки. — Полагаю, я горжусь тобой за то, что ты достаточно смела, чтобы следовать своим интересам.
Я схожу с ума, или он действительно говорит так, как будто имеет все это в виду? Это совсем не та реакция, которую я ожидала.
— Правда? — Пролепетала я, не в силах сдержать недоверие.
Может, я зря так разволновалась? Может, я неправильно поняла предупреждение Глеба, а может, он пришел сегодня, чтобы сказать, что опасность миновала. Что Михаил Сидоров не придет за своим краденым добром, и нам не нужно прятаться. Я даже не подумала о такой возможности.
— Жаль только, что ты не можешь выбрать что-то, что не связано с риском для твоей жизни, — говорит Глеб. Он продолжает говорить, но все, что я слышу, это то, что он гордится мной. Он не злится. Он считает меня смелой.
Я не могу побороть головокружительное волнение, которое бурлит во мне. Я так хочу получить эту возможность стать моделью. Это первое, о чем я осмелилась мечтать. И единственное, что мешало мне раньше быть в экстазе от этого, это опасения, что мое решение может стать причиной новых проблем для Глеба. Ему и так хватает стресса.
Переполненная внезапным и сильным облегчением, нахлынувшим на мою грудь, я издаю девичий визг и бросаюсь Глебу на шею, чтобы поблагодарить. Но в своем волнении я не подумала об этом. И вместо того, чтобы обнять друг друга, наши губы встречаются в полном и слишком восторженном поцелуе. Меня пронзает притяжение, а губы покалывает, словно их ударило током. Но сильнее всего я ощущаю, как напрягается Глеб: его плечи под моими руками напрягаются, а спина становится железным стержнем дискомфорта. Я полностью переступила черту. В своем волнении я не подумала о том, что моя нездоровая влюбленность может заставить меня вести себя глупо в его присутствии.
А теперь я взяла и поцеловала единственного мужчину, который не проявлял ко мне ничего, кроме уважения и внимания. Стыд и раскаяние захлестнули мою грудь. Слезы застилают глаза, и я отступаю назад, чувствуя нелепое неприятие реакции Глеба.
— Прости, — говорю я, чувствуя, как кожа пылает от смущения. — Я не должна была этого делать. Я просто… — Боже, я все испортила.
Я даже не могу заставить себя встретиться с Глебом взглядом, и мой ужас усиливается, когда я понимаю, что начинаю плакать. Что со мной такое?
Я не стану задерживаться, чтобы узнать, какую глупость я решу совершить в следующий раз.
Повернувшись хвостом, я убегаю, чтобы не встречаться с Глебом взглядом. После этого необдуманного, подросткового поступка я не уверена, что когда-нибудь смогу снова посмотреть ему в лицо.
— Мэл! —
