Оттепель. Инеем души твоей коснусь - Ирина Лазаревна Муравьева
— При чем же здесь?.. — Она запнулась, не смогла произнести «Виктор», и глаза ее в зеркале стали растерянными.
— При чем здесь наш Виктор Сергеич? — уточнила Лида. — А кто их там знает! Правильно Геннадий Петрович говорит: «Допьются до чертиков»…
Марьяна резко встала с наполовину доделанной прической.
— Голова кружится! — сказала она. — Душный сегодня день, правда? Как же можно так говорить о человеке? Неужели вам не совестно? — Она быстро шагнула к двери, хлопнула ею и торопливо сбежала по ступенькам.
— Что это с ней? — недоуменно спросил Будник. — Мы думали, тише воды, ниже травы, а девушка с норовом!
Мячин бушевал на съемочной площадке. Готовые кадры пришлось три раза переделывать, генератор перегоняли в лес, возвращали обратно и снова перегоняли. Люся Полынина в насквозь пропотевшей ковбойке, взвалив на плечо неподъемную камеру, снимала вручную и тихо чертыхалась про себя.
— Если вы не хотите выполнять мои требования, — кричал Мячин, — я попрошу, чтобы мне прислали другого оператора!
— Да не могу я это снять! — не выдержала наконец Люся. — Вы тучку не видите, что ли?
— Плевал я на тучку! Снимайте, и все!
— Егор Ильич! — попробовала вмешаться Регина Марковна, полные ноги которой были снизу доверху покрыты волдырями от крапивы. — Я не первый год в помрежах хожу! Семнадцать фильмов на счету! А такого кошмара никогда не было! Вы посмотрите, что вы со мной сделали! Сказали, что будем снимать из оврага, а там ведь сплошная крапива! И я вам не девочка, Егор Ильич! Я вам не коза, чтобы по оврагам скакать!
— Я вас попросил, Регина Марковна, проверить исходную точку! — угрожающе перебил Мячин. — А есть там крапива или нет там крапивы… На это мне тоже плевать!
— Люся! — Регина Марковна тут же сменила требовательный тон на мягкий, медовый и заулыбалась светло. — Пойди, Люся, покури! Мы с Егором Ильичем тут кое-что обсудим. Рабочий момент!
И дождавшись, пока Люся, с мокрыми от обиды глазами, облокотилась на плетень, у которого главный герой Михаил должен объясниться в любви председателю колхоза Иринке, укоризненно сказала Мячину:
— Егор, иди в жопу! Нельзя так с людьми!
Мячин, не обращая внимания, проводил глазами тоненькую фигурку Марьяны, которая медленно обогнула Люсю, постояла на тропинке, ведущей к летней столовой, освещенная внезапно брызнувшим сквозь облака солнцем, зашла за деревья и скрылась.
— Ты слышишь, Егор? Я тебе говорю!
— Регина Марковна! — Мячин обернул к ней отчаянное лицо. — Почему она ходит такая убитая? Я про Пичугину! Смотрите: сама на себя не похожа!
— С чего веселиться, Егор? — разумно спросила его Регина Марковна. — Вот пообедаем сейчас, и я побегу на почту, надо в Москву звонить Кривицкому. Кто его знает, какие там новости? У меня у самой душа не на месте!
Глава 2
В столовой, устроенной хотя и на скорую руку, но очень уютной — деревянные некрашеные столы и скамейки под большим брезентовым навесом, на каждом столе стеклянная баночка с букетиком скромных, но свежих цветочков — сидела вся съемочная группа. Марьяны не было. Мячин обежал взглядом собравшихся и подошел к Александру Пичугину, вот уже вторую неделю работающему главным художником по костюмам.
— Санча! Где твоя сестра?
Санча разговаривал с развеселившейся Люсей Полыниной, которая смотрела на него влюбленными и счастливыми глазами.
— Сколько такая камера весит? — смеясь, спрашивал он, машинально поправляя завернувшийся воротничок на Люсиной блузке. — Небось я такую и не подниму!
— Ты что, меня хочешь в слоны записать? — И Люся всплеснула руками. — Умру, не скажу, сколько весит! Тяжелая, сволочь!
Марьяна появилась на пороге, подошла к раздаче, взяла стакан компота.
— Марьяночка, так не годится! — Регина Марковна схватила полную тарелку борща и с размаху поставила его на поднос. — Вот борщика нужно поесть! А то ведь ты ноги протянешь! Какие уж съемки тогда! Ешь по-быстрому!
Народный артист Геннадий Будник внимательно посмотрел на бледное и измученное лицо Марьяны.
«Что-то тут не то! — быстро подумал он про себя. — Скрывает! А что ей скрывать? Неужели это все из-за Хрусталева? И здесь он нас опередил!»
Инга села на соседний с ним стул и закурила. Будник брезгливо отогнал от себя сигаретный дым.
— Не бережешь ты свою красоту, дорогая! Разве с твоим лицом можно вдыхать в себя эту гадость?
Она устало покачала головой.
— Ты тоже голодовку объявила? — деловито осведомился Будник, откусывая половину малосольного огурца. — А очень напрасно. Готовят, как в Доме кино!
— Ну, ты за меня пообедай, — усмехнулась Инга. — У тебя, слава богу, все в порядке с аппетитом.
— Переживаешь? — догадался Будник. — Неважно, что бывший, а все-таки муж!
— Почти угадал. — Она посмотрела в окно и тут же встала. — Кривицкий приехал!
Влажный от жары Кривицкий в сдвинутой на затылок шляпе изо всех сил хлопнул дверцей машины и вошел в столовую. Красное большое лицо его было мрачнее тучи. Все замерли и напряглись.
— Я только что из прокуратуры, — негромко и хрипло сообщил он. — Дайте мне соку холодного. Во рту пересохло. Так вот. Докладываю: против Хрусталева выдвинуто серьезное обвинение. Доказано, что он был в комнате Паршина за несколько минут до убийства.
— Да что вы все как сговорились? — вдруг вскрикнула Инга. — Какое «убийство»? Он не убивал!
— Сосед Паршина по комнате опознал голос Хрусталева за несколько минут до того, как Паршин выпал из окна. — Кривицкий скосил на Ингу налитые кровью глаза. — Еще есть вопросы?
— Да, есть, — побелела она. — Еще бы не быть! Никто не может быть на сто процентов уверен, чей именно голос он слышит из-за стенки.
— Не может? — ядовито переспросил Кривицкий. — Прекрасно он может! Если за стенкой поселили звукорежиссера, он тебе и не такое расслышит! Ты пукнешь под одеялом, а он услышит!
Инга закусила губу, не зная, что ответить, но в этот момент вскочил Егор Мячин и изо всех сил стукнул половником по котлу, словно этот котел был колоколом на соборе.
— Федор Андреич! — звонко закричал Мячин. — Меня на вашу картину привел Хрусталев! Все знают, что я выпускник и у меня ничего за плечами нет! И я теперь, как человек чести, заявляю вам, что ухожу с картины, поскольку не имею к своей должности никакого отношения!
— Нет, вы посмотрите на них! Вы взгляните! — Ноздри Кривицкого раздулись до такой величины, что в каждую могла с легкостью влететь большая ширококрылая бабочка. — Он, понимаешь ты, человек чести! А мы, понимаешь ты, говно на палочке! Я так тебя понял?
Мячин уронил голову на грудь, что должно было означать одно: поняли
