Дом из пепла и стекла - Силла Уэбб
Вместо того, чтобы со всей ненавистью смотреть на мачеху, я беру один из двух пыльников и направляюсь к толстым полкам, расположенным вдоль задней стены. Полки, которые раньше были заполнены кулинарными книгами, семейными фотографиями и прочими домашними вещами, теперь стали домом для огромной коллекции стеклянных и хрустальных предметов, которые коллекционирует Иветта. Я аккуратно стираю с них пыль, стараясь не разбить ни одной, хотя желание закричать и сбросить их с полок просто непреодолимо. О, увидеть, как они разбиваются об пол, превращаясь в осколки, было бы чудесно.
Но тогда Иветта станет только злее. Я уже ношу шрамы от несчастных случаев, которые она устраивала вокруг меня. Ожог здесь, ругань там. Несколько недель назад, через два дня после того, как я разбила её стеклянную лошадку, она «случайно» пролила горячую воду на моё предплечье. Мне пришлось лечить руку в центре неотложной помощи.
Иветта вела себя там бурно, даже умудряясь где-то из глубины своей бесплодной души выдавить слёзы печали, чтобы обмануть всех окружающих, что она — любящая мачеха.
У Иветты всегда есть возможность правдоподобно отрицать, что она причиняет мне вред.
— Давай я тебе помогу, — Дейзи собирается взять запасной пыльник, но мать ругает её.
— Мне нужно, чтобы ты помогла мне с завтраком для гостей, Дейзи. У Синди всё под контролем.
— Доброе утро, Синди.
Уф. Трио в сборе, когда мой заклятый враг проходит в комнату. Столь же прекрасна, сколь и зла, и настолько холодная, насколько Дейзи тёплая. Айрис. Злая сводная сестра из сказки стала реальностью.
— Доброе утро, Айрис, — я улыбаюсь ей так же холодно, как стекло в моих руках.
Иветта явно была склонна к цветочным именам, когда девочки были маленькими. Дейзи подходит, но Айрис следовало бы назвать как-то более подходяще. Возможно, Венерина Мухоловка.2
Айрис садится за стол и роется в сумочке, которую положила перед собой. Она достаёт пилочку для ногтей и начинает обрабатывать один из своих когтей.
— У меня сегодня встреча, мамочка. Ты можешь проследить, чтобы в зале для завтраков не было гостей?
— Конечно, дорогая. Что-нибудь интересное?
— Бренд по уходу за кожей, желающий работать со мной.
Айрис — инфлюенсер. Она рассказывает о своей замечательной жизни, якобы усердно работая в бутик˗отеле «Усадьба Эшли». Иветта придумала такое название, так как сказала, что настоящее название нашего дома слишком жуткое, и она перемежает свои влоги о работе над макияжем здесь с советами о красоте и моде. Она сделала эту усадьбу, мой родовой дом, своей копилкой. Это потрясающий дом, и, надо отдать должное Айрис, она знает, как заставить его сиять на видео и фотографиях. Тем не менее, мама бы перевернулась в гробу, если бы увидела, что семейный дом превратился в дешёвую уловку из фальшивых фрагментов жизни. Хуже того, ей бы не понравилось, что постояльцы спят в западном крыле. Не зря же она держала это помещение закрытым. Это были покои её родителей, и когда их не стало, она почтительно закрыла их и открывала только для проветривания и уборки.
— Синди, когда закончишь с хрусталём, не могла бы ты почистить очаг и сложить бельё? — Иветта спрашивает так, как будто я могу сказать «нет». Как будто она не найдёт новый способ превратить мою жизнь в ад, если я брошу ей хоть малейший вызов.
Если бы у меня были деньги, я могла бы нанять адвоката, но я не могу позволить себе его, пока не получу трастовый фонд, а без адвоката я могу и не получить своё наследство. Похоже на головоломку с курицей и яйцом3. Ситуация с завещанием глубоко прискорбна, но юридически правильна. Мой отец был моим попечителем, а после его смерти эта роль перешла к моему следующему законному опекуну, которым является Иветта.
Дверь на кухню открывается, и я удивлённо оборачиваюсь. Гости сюда не заходят, и персонала здесь нет. Персонал — это я.
Моё сердце замирает. В комнату входит Лайонел Осмонд, отец Иветты. Если и есть человек, который противнее Иветты, так это её отец. Этот человек — чистая алчность, обёрнутая в бесцеремонную личность и дополненная уверенностью в себе, которой не должен обладать столь неприятный человек.
— Папа, что ты здесь делаешь? — Иветта жалобно смотрит на отца.
— Нам нужно поговорить, — голос у него слабый и хриплый, как будто он проглотил что-то едкое и это обожгло ему голосовые связки.
Надеюсь.
— Девочки, идите собираться в свои комнаты, — отмахивается Иветта от уходящих дочерей.
Я опускаю свой миниатюрный пыльник и иду за ними.
— Ты ещё не закончила, — злобно говорит Иветта, — не забудь вернуться сюда через тридцать минут.
Я делаю реверанс, не в силах удержаться от маленькой демонстрации неповиновения. По розовеющим щекам Иветты видно, что она понимает, насколько ироничным был этот жест.
Я выхожу из комнаты и поднимаюсь по лестнице, но оказавшись на следующем уровне, сворачиваю направо, в старый коридор для прислуги и по запасной лестнице спускаюсь в буфетную, которая находится рядом с кухней и позволяет слышать всё, о чём там говорят.
Я стараюсь вести себя тихо как мышка, когда усаживаюсь подслушивать.
Они обсуждают одну из подруг Иветты и её непризнание того, как удивительно сложилась жизнь Иветты.
— Я хочу сказать, папа, я показала ей этот дом, и она сказала, что он, подожди, — милый. Представляешь? Милый! Я живу в поместье. В настоящем величественном доме, а она говорит, что он милый? Её особняк — ничто по сравнению с этим. Я сказала ей, что новая ванна стоит больше пяти тысяч фунтов, а она даже не расширила глаза. Эта женщина считает себя выше всех.
— Она замужем. В некотором смысле она выше тебя. Ты теперь вдова. Объект жалости.
Чёрт возьми, патриархат жив и процветает.
— Я знаю, но я же не могу воскресить его из мёртвых, не так ли? — огрызается она.
Я обижаюсь на это и качаю головой. Это всё, чем был для неё отец — статус и чековая книжка.
— Есть способ вернуть себе
