Принцесса для босса. Семья из прошлого (СИ) - Витина Элина
Но для того, чтобы принять столь важное решение, мне нужно для начала прийти в себя. Сейчас я слишком ошарашена, по венам вместо крови течет какой-то анестетик, который заглушил добрую половину моих мыслей и чувств. Есть только шок и вязкое ощущение сна. Будто я до сих пор не могу поверить в происходящее и где-то на подсознательном уровне надеюсь, что скоро проснусь и эта случайная встреча окажется лишь сном.
— Я не знаю, есть ли у него хоть какие-то права, касаемо вашей семьи, — слегка подумав, заявляет Юлька, — но в любом случае, решать только тебе.
— Тогда можно я подумаю об этом завтра? — заставляю себя улыбнуться, глядя на обеспокоенное лицо подруги.
— Можно, Скарлетт, можно, — добродушно разрешает она.
К зданию детского сада я подхожу как раз, когда у детей заканчивается дневной сон. Сегодня по расписанию у них хореография и знаю, что воспитатель будет ругаться, что Малинка пропустит занятие, но раз уж мне в кои-то веки удалось сбежать с работы пораньше, было бы кощунственно оставлять дочь в саду. Тем более, она ходит на акробатику и “тянуть носочек” точно умеет. А большего они, кажется, в саду и не учат.
Но тем не менее, когда Наталья Игоревна выводит Алину, выглядит она весьма недовольной. На контрасте с сияющей Малинкой, воспитатель смотрится особенно комично и я даже не пытаюсь сдержать улыбку.
— Она снова рисовала! — Строго отчитывает нас воспитатель. — Я уже не знаю, что с ней делать!
— Малыш, — наклоняюсь к дочери, чтобы поцеловать, — мы же договаривались: рисуем только на бумаге. Я же тоже хочу посмотреть на твои шедевры, а как ты мне их покажешь, если будешь рисовать на чем-то другом?
В прошлый раз, когда она каким-то образом протащила с собой фломастеры в спальню и к концу тихого часа изрисовала свою кровать прелестными цветочками, мои увещевания помогли. Малинка согласилась, что несправедливо лишать меня возможности полюбоваться своей работой и впредь пообещала творить шедевры исключительно на бумаге.
— Ну я же не знала, что ты меня раньше заберешь, — печально вздыхает он. — Я думала, мы все вместе будем выходить и ты посмотришь.
— На что посмотрю? — настороженно интересуюсь. На Наталью Игоревну я даже взгляд поднять боюсь. Она дышит так, что еще чуть-чуть и из горла начнут вырываться языки пламени.
— На Егора, — невинно хлопает ресницами дочь.
— Ваша дочь разрисовала Егора Вельского! — рявкает воспитатель. — Перманентными маркерами!
— Откуда в саду перманентные маркеры? — неосознанно цепляюсь именно за последнюю фразу. — Мы же специально покупали водорастворимые, — прекрасно помню, как помогала дамочке из родительского комитета тащить огромную коробку с канцелярией для деток.
— Они лежали на моем столе, — цедит Наталья Игоревна. — А Алина их украла и разрисовала Егора!
— Но я же их вернула, — глаза малышки мгновенно мокреют. Она привыкла, что ее ругают за рисунки, но обвинение в воровстве явно перебор для ее психики. — Я просто хотела сделать ему татуировку. Как у папы…
Воспитатель поджимает губы и что-то мне подсказывает, что сейчас к статусу безответственной матери-одиночки к моему досье добавляется мысленное “отец-зек”. Они и так, кажется, до сих пор не оправились от того, что я родила ее в девятнадцать.
Кто же мог подумать, что из всех тех спонтанных деталей о ее отце, Малинка запомнит именно татуировку.
Интересно, что бы сказали девчонки за нашего отдела, если бы знали, что под дорогущим пиджаком их нового красавчика-босса скрывается, испещренное чернилами тело? Хотя, вряд бы это им помешало восторгаться им. Мне же не помешало…
— Я обязательно проведу с Алиной воспитательную беседу, — решительно киваю воспитательнице и подхватив дочь под руку, выбегаю за калитку.
Глава 4
Глава 4
— Я не воровала фломастеры, — оправдывается дочь. — Я их просто одолжила. И они не на столе лежали, а на подоконнике в спальне. Наталья Игоревна там альбомы подписывала.
— Все хорошо, малыш, я тебе верю, — глажу ее по волосам и предлагаю выпить какао в кафе. — Меня больше волнует то, что ты раскрасила бедного мальчика.
— Но он разрешил, — дует губы Малинка.
В этом я даже не сомневаюсь. Бедный Егорка еще с младшей группы хвостиком ходит за дочерью. У меня даже его мама спрашивала в какую школу я решила записывать Алину, чтобы они сына тоже туда пристроили. Она утверждает, что он наотрез отказывается расставаться с подружкой. Очень надеюсь, что это нам хоть как-то поможет. Не представляю, как оправдываться перед родителями мальчика.
— Где ты хоть татуировку ему нарисовала? — вздыхаю с опаской. Очень надеюсь, что хотя бы не на лбу.
— Вот здесь, как у папы, — она показывает на предплечье и я облегченно выдыхаю.
Как хорошо, что я рассказала ей лишь об одной татуировке. У Роберта, то есть у Максима, их было несколько, но ей я описала лишь одну — дерево с широкой кроной на правой руке.
Мне хочется прикрыть глаза и воспроизвести в памяти все остальные тату. Компас внизу живота слева, замысловатые треугольники на груди, кельтские символы на шее. Я словно снова переношусь в тот небольшой, но уютный номер новенького эко отеля и с восторгом осматриваю его тело. Понятия не имею, откуда взялась моя смелость, но я тогда с таким усердием выводила контуры татушек своими пальцами, что кажется, на его коже остались красные следы.
Правда, он совсем не возражал. Он тогда, вообще, позволял мне все. Впрочем, как и я ему. Все и даже больше.
Сжимаю руку дочери, чтобы показать ей, что я, хоть и сержусь, но поддерживаю ее. Дочь знает, что что бы ни случилось, я всегда на ее стороне.
— Мы сегодня вечером позвоним маме Егора и извинимся, хорошо?
Алина машинально кивает, пытаясь трубочкой подцепить зефирку из чашки, а я снова погружаюсь в воспоминания.
Возможно, было бы лучше сказать Алине, что ее папа космонавт или моряк дальнего плавания и когда-то точно вернется к нам. Но я не хотела тешить ее ложной надеждой. Сама я давно перестала верить в то, что мы когда-нибудь снова встретимся и обнадеживать дочь было бы кощунством. Поэтому я рассказала ей правду.
По крайней мере, ту ее часть, которая бы не ранила так сильно. Мы познакомились с ее папой в командировке в Сочи. Да, это там, где очень тепло и куда тетя Юля летала прошлой весной. Я полюбила его с первого взгляда, но потом мы потерялись. Да, как тогда, когда ты убежала от меня в торговом центре. Вот только тебя я нашла, а его, к сожалению, нет. Да, наверное, потому что там не было громкоговорителя и я не могла попросить его ждать меня у фонтана.
Даже такой простой разговор дался мне нелегко. Но по крайней мере это удовлетворило ее любопытство и на какое-то время она перестала задавать миллион вопросов в день о своем отце.
Со мной это, к сожалению, не сработало. Не проходит и дня, чтобы я не задавала себе один и тот же вопрос: как он мог??
— Ты какая-то задумистая, мам, — протягивает дочь, допив свой напиток.
Я вытираю салфеткой коричневые “усы” вокруг ее рта и заставляю себя улыбнуться:
— Я не задумчивая, просто много работы навалилось.
— Тогда почему ты забрала меня пораньше? Обычно, когда у тебя много работы, я самая последняя в группе остаюсь.
— Неправда, у Кирюши мама тоже много работает.
— Но его часто бабушка забирает.
— У тебя тоже есть бабушка, малыш. Просто она далеко. Но когда она приезжает к нам, ты в сад вообще не ходишь, верно? Вы с ней целыми днями гуляете, ты ей наши любимые парки показываешь.
Дочь довольно кивает, а я в очередной раз недоумеваю. Иногда у меня создается впечатление, будто я одна работаю в офисе. Остальные или поголовно фрилансеры, или мамочки в декрете, которые забирают своих деток из сада сразу после сна. Это хорошо, что в этом году хореографию и хор перенесли на вечер, а раньше, даже когда я забирала Малинку ровно в семнадцать десять, она зачастую оставалась в группе совсем одна.
