Ирландский трон - М. Джеймс
Я не хочу тебя терять.
Слова Лиама, сказанные мне прямо перед моим уходом, эхом отдаются в моей голове, и на короткую секунду мне кажется, что он снова произнес их вслух, здесь. Вот почему он не хочет сдаваться, уходить не потому, что хочет сохранить свою власть, а потому, что не хочет оставлять меня позади, то единственное, что осталось от нашей семьи.
— Ты идешь первым, Коннор! — Кричит Лиам, когда рушится еще одна балка.
— Нет! — Кричу я. — Ты мой младший брат. Ты иди! Я буду прямо за тобой, клянусь.
— Коннор…
— ВПЕРЕД! — Слово вырывается у меня, когда я толкаю Лиама к окну, потолок над нами и пол позади нас начинают обваливаться, огонь распространяется по зданию. У меня есть минутка, чтобы подумать о бумагах и товарах внизу, которые будут утеряны, ящики с оружием, транспортные накладные, гроссбухи записей и документы из Лондона, но все это можно заменить. При необходимости я могу вернуть потерянное оружие из собственного кармана. Резервные копии записей хранятся на ноутбуке, запертом в сейфе в моей квартире. Все это можно исправить… пока мы живы.
Лиам вылезает из окна, и когда его нога касается верхней ступеньки, потолок позади меня прогибается еще больше, обрушиваясь и выпуская клубы дыма из окна, пламя и искры повсюду, попадающие на мою одежду, когда я отбрасываю их, наполовину свешиваясь из окна, пока я жду, когда Лиам поспешит вниз.
— Давай! — Кричит Лиам, и я качаю головой.
— Она не может выдержать нас обоих!
— Коннор, сейчас же! Пока ты, блядь, не сдох! Если мы падем, по крайней мере, мы упадем вместе!
Что-то в этих последних словах пронзает меня насквозь. Если мы упадем, по крайней мере, мы упадем вместе.
Вместе.
Еще один грохот позади меня, еще больше дыма заполняет мои легкие, и это говорит мне о том, что у меня нет выбора. Мы оба рискуем и, возможно, упасть и получить травму, или почти наверняка умереть здесь.
Я рискну на пожарной лестнице.
Я жду, пока Лиам освободит мне достаточно места, чтобы влезть на нее, а затем выползаю из окна, морщась от жара металла, когда выползаю наружу, чувствуя, как рвется моя одежда. Это не имеет значения, мы все равно все покрыты дымом и копотью, и это последнее, что, черт возьми, приходит мне в голову, когда я хватаюсь за пожарную лестницу и втаскиваю себя на нее, чувствуя, как она скрипит и раскачивается, общий вес Лиама и меня на ней почти невыносим.
— Вперед! Вперед! — Кричу я Лиаму, когда он поднимается, и следую за ним вниз, чувствуя сильный жар со второго этажа, пока мы идем. Я слышу, как одно из окон первого этажа хлопает от жары, стекло осыпается, и я вздрагиваю. Если это произойдет, пока мы будем рядом с ним…
Не думай об этом. Мы так близко. Все остальные вышли, и толпой отходят от здания, когда вдалеке, все еще за много миль, начинают звучать сирены. В интересах каждого убраться отсюда до того, как они прибудут, и я чувствую, как дрожит пожарная лестница, когда Лиам движется быстрее.
Мы спускаемся на первый этаж, когда он начинает разрушаться. Я слышу скрип, чувствую щелканье винтов, а затем она отходит от кирпичной стены, мы с Лиамом цепляемся за нее, когда все больше окон начинают разлетаться вдребезги.
— Прыгай! — Кричит Лиам, и я вижу, как он отпускает меня.
Я знаю, как падать. Любой, кто тренировался на боксерском ринге или ездил на мотоцикле, научился выдерживать удар, а я делал и то, и другое. Это все еще не то, что кажется приятным, но это лучше, чем второй этаж или выше. Я отталкиваюсь от раскачивающегося металла и бьющихся окон, готовясь принять удар на подушечки ног и откатиться в сторону, ударившись о бетон.
Падение выбивает из меня дух. Мне удается откинуть голову назад, чувствуя, как дыхание вырывается из меня с придыханием, когда я падаю, а реверберация дает мне понять, что завтра у меня будут синяки и боль. Я приземляюсь на бок, и когда у меня кружится голова, я поднимаю глаза и вижу Лиама напротив меня на тротуаре, который поднимается после собственного падения. Мы смотрим друг на друга, наши взгляды встречаются, и я вижу крошечную искорку надежды в его взгляде. Я знаю, о чем он думает. Что мы только что вместе избежали смерти, впервые за много лет работали вместе как братья, что все это должно было дать нам новую перспективу. В глубине души я думаю, что, возможно, так и есть. Но я отказываюсь поддаваться этому.
Я пришел сюда, чтобы спасти Лиама, как от него самого, так и от королей. Ему не место во главе стола. Я верю, и, взяв свои слова обратно, я могу спасти его от того, чтобы снова обречь себя на еще более глупые решения, подобные тому, которое он принял в отношении Анастасии.
— Спасибо, — тихо говорит Лиам. Его слова проникают прямо в самую нежную часть моего сердца, раня меня, когда я вижу перед собой не моего своенравного, упрямого брата сейчас, а моего брата из прошлого, мальчика, которого я помогал растить, когда наш отец отказался быть рядом с ним.
Брат, которого я всегда любил.
— Не за что, — натянуто отвечаю я, заставляя себя подняться на ноги. Лиам смотрит на меня, в его зеленых глазах светится надежда, но я заставляю себя ожесточить свое сердце. Так будет лучше для нас обоих. — Не смотри на меня так, — добавляю я. — Это ничего не меняет.
И затем, прежде чем я успеваю увидеть боль на лице моего брата, я поворачиваюсь и направляюсь к ожидающим меня людям.
2
СИРША
Я не уверена, что когда-либо испытывала что-либо подобное тому потоку эмоций, который захлестывает меня, когда я читаю текстовое сообщение, которое загорается на моем экране. Я на учредительном собрании с Катериной, Софией, Мэгги и Сашей. Мы делаем перерыв в планировании первого большого праздничного мероприятия по сбору средств, разливаем кофе по чашкам и откусываем от пончиков ручной работы в центре стола, у меня французские тосты с черникой, когда пищит мой телефон.
Я не открываю сообщение, но краем глаза вижу оно от Найла, а сообщения от него всегда отвлекают, и когда он пишет снова, два раза подряд, я инстинктивно тянусь к телефону. Возможно, что-то не так.
А потом я прочитала это и поняла, что на самом деле что-то очень, очень не так.
Склад в огне. Мы все в ловушке. Не знаю, выберемся ли мы.
Быстро, торопливо, и по делу. Моя грудь сжимается, холодный страх пронизывает меня, и
