Жестокий мучитель - Бьянка Коул
Каждый год с момента своего появления Элиас неизменно стремится превратить мою жизнь в ад. Хотя прошлый год был самым скучным из всех. Я надеюсь, что в этом году тенденция сохранится, и он будет держаться от меня подальше. Это последний год в Академии Синдиката, а потом я буду свободна от него навсегда.
Я вздыхаю, позволяя этой мысли успокоить меня, пока прохожу через огромные богато украшенные дубовые двери, которые ведут в академию. Не помогает и то, что семья Джорджии забрала ее в прошлом году. Мы были близки, и без нее здесь совсем не то. Она всегда прикрывала мою спину. По крайней мере, у меня все еще есть Камилла и Адрианна, но в нашей группе образовалась брешь, которую она оставила.
Все собрались в главном зале, и с той стороны по холодным каменным коридорам разносится болтовня. Я сжимаю челюсть, потому что это момент, который я ненавижу больше всего в первый день, — входить в чертов зал, особенно если Элиас успевает туда первым и решает помучить меня. Когда я уже собираюсь шагнуть внутрь, тяжелая рука опускается на мое плечо и дергает меня назад.
— Что за…
Я замолкаю, когда вижу возвышающегося надо мной Элиаса с пронзительными голубыми глазами, холодными как лед. Он самый болезненно красивый парень в этой академии, но он прогнил насквозь. Сердце неровно стучит в груди, заставляя меня ненавидеть то, что само его присутствие имеет такую власть надо мной.
Я боюсь его и хотела бы не чувствовать этот страх. Каждый раз, когда он смотрит на меня, я словно переношусь в тот первый день, когда мне было двенадцать лет, а ему на год больше, потому что он поздно приехал из Мексики в Америку и отставал в учебе. Это был день, который в мгновение ока перевернул всю мою жизнь в академии с ног на голову.
До того, как он появился, я была популярна и всем нравилась. Как только он положил на меня глаз и решил, что ненавидит меня без всякой причины, я стала изгоем. Элиас вошел сюда так, словно это место принадлежало ему, и за две секунды завладел короной, после чего превратил меня в гребаного изгоя.
— Не так быстро, Гурин.
Я облизываю пересохшие губы и выпрямляюсь, пытаясь скрыть свой страх.
Его ухмылка становится шире.
— Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное.
— Что? — огрызаюсь я, стряхивая его руку со своего плеча. — Я опаздываю, и ты тоже.
Он наклоняется ближе ко мне, его мужской аромат вторгается в мое пространство.
— Ты захочешь выслушать меня, поверь мне.
Я усмехаюсь на это.
— Думаю, поверить тебе — это последнее, что когда-либо случится.
Он хватает меня за запястье и тянет за собой по коридору, прочь от главного зала.
Я с трудом поспеваю за ним, чуть не спотыкаясь о собственные ноги.
— Куда ты меня ведешь?
— Заткнись, Гурин, — рычит он, останавливаясь перед пустым классом. — Внутрь.
Я настороженно оглядываю класс, гадая, не собирается ли он обмануть меня, как в девятом классе.
— Я не долбаная идиотка. И помню, что случилось в прошлый раз, когда ты затащил меня в пустой класс.
Его глаза вспыхивают, и он толкает меня внутрь, заходя вместе со мной. Он запирает двери на замок, а затем поворачивается ко мне лицом, жестокая ухмылка делит его красивое лицо надвое. Трудно понять, как парень, такой красивый снаружи, может быть таким гнилым внутри.
— Я много копал этим летом, Наталья, — говорит он, подходя ко мне ближе. — И наткнулся на довольно ценную информацию.
Я морщу лоб, потому что не ожидала, что разговор зайдет в такое русло.
— Какого рода информацию?
— Ту, которая может разрушить все, что твой отец построил здесь, в Северной Америке. — Он опускает руку в карман и достает лист бумаги, разворачивая его. — Похоже, что дорогой папочка был немного шаловливым в Москве, не так ли?
Такое чувство, что у меня сжимается горло, когда я тупо смотрю на бумагу, гадая, какие доказательства у него есть. История любви моих матери и отца никогда не была традиционной, и нас всегда учили хранить ее в секрете. Она была полна предательства и опасности. Он похитил мою мать у влиятельного врага в Москве, намереваясь использовать ее в качестве рычага давления, но влюбился в нее. После этого они бежали из страны и сменили личность здесь, в Америке.
— Фамилия Морозов тебе о чем-нибудь говорит? — спрашивает он, медленно приближаясь, оттесняя меня к стене.
Я тяжело сглатываю.
— Нет, а должна?
— Лгунья, — рычит он, тыча бумагой мне в грудь. — Твоего папочку звали Валерий Морозов. Не Гурин.
Мне кажется, что весь мир вращается, поскольку я знаю, какую власть эта информация дает ему надо мной и моей семьей.
Он ухмыляется.
— А девичья фамилия твоей матери — Лебедева.
Я качаю головой.
— Как ты… — опускаю взгляд на бумаги, перебирая их. У Элиаса есть все. Их оригиналы российских свидетельств о рождении и копии паспортов, выданных до того, как они сменили личности, а также статьи в российских новостях о так называемом похищении моей матери.
Он склоняет голову.
— У меня есть вся необходимая информация, чтобы уничтожить всю твою семью.
— Чего ты хочешь? — Рявкаю я, всовывая бумаги обратно ему в руки.
— Вот это и есть главный вопрос, да? — Он придвигается ближе ко мне, вынуждая меня продолжать пятиться, пока я не упираюсь в стену. — Я хочу владеть тобой, Наталья. — Он показывает на бумаги в своих руках. — И я бы сказал, что это цена, не так ли?
Я хмурюсь.
— Владеть мной? — Спрашиваю, гадая, к чему он клонит.
— Да, ты будешь моей зверушкой на один год, bonita4. — Он хватает меня за подбородок и приподнимает его, так что я смотрю ему в глаза. — У меня будет один год, чтобы делать с тобой всё, что я захочу и ты не скажешь ни слова против. — Он приближает свои губы к моим, его горячее дыхание касается моего лица. — Ты подчинишься моим требованиям и сделаешь все, что я, блядь, скажу, если хочешь, чтобы Лебедев не узнал, кто твоя семья на самом деле.
Дрожь пробегает по моей спине.
— Что именно ты собираешься со мной делать? — Спрашиваю я, ненавидя то, как ломается мой голос.
Его ухмылка становится шире, и он поднимает другую руку, чтобы погладить мою грудь через блузку, заставляя ненависть бурлить во мне.
— Всё что я, блядь, захочу. Скажи мне, Гурин, ты девственница?
Жар заливает все мое тело, и я пытаюсь не