Его сладкая девочка (СИ) - Драгам Аля

Иду вдоль дороги, раздумывая, как бы поговорить с соседкой. Она добрая. А мне бы хоть на лето. Осенью девочки будут в саду, а у меня учеба. Я с таким трудом поступила, прошла на бюджет практически последней. Мне нельзя с него сорваться. Это единственный шанс. И так после школы два года пропустила из—за рождения Машули.

Уже почитала, что пары заканчиваются в районе трех. Значит, если получиться устроить девчонок в круглосуточный сад, смогу найти работу в городе. Общагу мне уже выделили. Спасибо доброму декану, мировая женщина. Без ее вмешательства вообще не знаю, что бы делала.

Ну а на выходные буду приезжать. Девочек забирать. Тяжело будет. Но немного потерпеть. Надеюсь, получится накопить на самую дешевую квартиру, чтобы снимать и съехать с девчатами отсюда.

Кто бы знал, как я устала. Пока Даша была одна, было полегче. Хотя я тогда вообще в школе училась. Но тогда была мама. Она хоть и пила, но днем вполне себе могла присмотреть за ребенком. Но когда после Машиного рождения она совсем слетела с катушек и допилась до чертей, стало невмоготу. Сколько я плакала и просила одуматься. Сколько умоляла. Если б кто услышал.

На похороны, спасибо соседям, еле собрали. Иван даже не пошел, так и просидел со своими дружками. Я тогда себя по кусочкам собирала. Вроде и восемнадцать, вся жизнь впереди… а у меня… пыль вон только. Сколько здесь живу, дорога как была из песка и грязи, так и есть. Странно, что люди, покупающие такие дорогущие дома, никуда не обратятся. Они же свои машины портят. Видимо, каждый считает, что ему нет дела до другого, а сами они и потерпят.

Смахиваю набежавшие слезы. Вообще не люблю себя жалеть. Некогда мне. Но порой взгрустнется. Обычно позволяю себе выговориться у мамы на могилке. Ей, конечно, все равно. А мне хоть деревянному кресту рассказать.

Из раздумий вырывает громкий сигнал, и я отскакиваю с дороги в канаву. Мимо проносится вчерашняя машина. Еще одни богатые мальчики решили погонять. А то, что песок и пыль полетит в дома, они не думают. Хватаюсь за ветки, чтобы выбраться и с ужасом понимаю: на ногу не наступить. О нет. Только не это, пожалуйста!

Рейсовый автобус не остановится, а другого транспорта нет. Мне нельзя прогулять работу.

Дышу глубоко, размазывая мокрые дорожки слез. От обиды и боли хлынули. Сейчас успокоюсь. Слезы все равно не помогут, не уменьшат страдания.

Растираю лодыжку и пробую еще раз наступить. Простреливает, но, если перенести вес на носочек, вполне можно доковылять. Хорошо, не так много осталось и время еще есть. А уж в кафе попрошу сменщицу дать обезболивающее из аптечки и бинт. Перетяну.

Не сдерживаю стон, когда убираю руки и вижу, что она стремительно отекает. Ладно, вариантов—то нет никаких. Домой идти дольше. Кое—как выпрямляюсь, опираясь на носочек и делаю первые пробные шаги.

Черт. Не наигрались? Машина, испугавшая меня, несется обратно и с шумом тормозит. Парень, который устраивал вчера прыжки, выскакивает ко мне и в пару шагов пересекает расстояние.

— Девушка, простите. Это я Вас так напугал? Ради бога извините. С Вами все в порядке?

И смотрит вроде бы с беспокойством. Да только задерживает. Если честно. Бормочу, что у меня все хорошо, чтобы только не связываться, и пытаюсь обойти.

С такими опасно разговаривать. И попадаться в поле зрения тоже. Сколько наших девчонок слезы лили: кто—то просто поиздеваться и оскорбить может, а кто—то же и обидеть.

— Девушка, — настойчивый, не дает пройти. — Что с Вашей ногой?

— Все в порядке со мной и ногой. Пожалуйста, дайте пройти. Я сама упала, честно.

Чуть не плачу. Внутри меня сидит маленькая девочка, и она до ужаса боится этого мужчину. Его и его друга. Я помню, какими глазами он смотрел вчера на меня. Будто я вкусный торт, а он хочет его съесть.

— Егор, — парень поворачивается и кричит в сторону машины, — сюда иди с телефоном. Посветишь.

А вот и друг. Егор. Красивое имя для очень красивого парня.

Друг тоже красивый. Не спорю. Но его красота строгая, эталонная, наверное. И выглядит он старше этого Егора. Или просто серьезнее. Хотя у глаз расходятся лучики морщинок, какие бывают у людей много улыбающихся. О чем я сейчас думаю? Мама дорогая…

Я его еще на озере рассмотрела. Как картинка — на таких любоваться и не трогать. Стильная прическа с художественным беспорядком, яркие глаза цвета синего неба, ямочки на щеках, а губы… ну не бывает у мужчин таких! В меру пухлые, сочные такие. Даже слов не подобрать. Мечта, в общем, а не губы. Про тело и вовсе молчу.

Плохиш из телевизора. Посмотрела, насладилась и забыла. Тот мир, из которого эти парни, с моим миром не пересекается.

Сейчас этот самый плохиш приближается ко мне, держа в руках смартфон с включённым фонариком.

— Где?

Парень-прыгун показывает на мою ногу. А я так опешила, что стою и дышать боюсь. Хочется сжаться в комочек и чтобы мимо прошли. Хоть они и не показывают агрессии, но интуиция умоляет отделаться от них как можно скорее.

Тот, который Егор, присаживается на корточки и аккуратно дотрагивается до больной лодыжки. Освобождает мою ногу от обуви и ставит на свою. Теряю равновесие и, чтобы позорно не свалиться, хватаюсь за плечи мужчины.

Господи, какой кошмар.

Теплые пальцы трогают отекшую ногу, надавливая чуть ощутимо.

— Больно?

Смотрит своими синими океанами снизу, а до меня слова не сразу доходят. Скорее по шевелящимся губам догадываюсь. Вздрагиваю, что он интерпретирует по—своему.

— Больно.

Открываю рот, чтобы отрицать, но он ставит мою ногу обратно на дорогу, помогает надеть босоножку и под напутствие друга «не урони» поднимает на руки.

Вот это совершенно точно лишнее.

— Не надо, пожалуйста.

Голос звучит жалобно и тонко. Но я этому даже рада. Может, в них есть человеческие чувства и меня отпустят?

Не верю я таким, что переживают или раскаиваются. Не ве—рю!

— Не бойся.

— Я не боюсь. Пожалуйста, поставьте меня.

Но он не слушает, уже сажает в машину. Вот тут меня начинает накрывать паникой. Слезы неконтролируемо катятся из глаз, а дыхание становится прерывистым. Я боюсь. Память своевременно подкидывает прошлое лето. Тогда у Ивана еще была машина. Непонятно, как сохранил и не пропил.

Перевернул вверх дном нашу с девочками комнату. Деньги искал. Не дошел до кондиции. А тут я. И ни копейки. Орал, пугая малышек, а потом подхватил на руки, запихнул в машину, прижав руки дверью и избил. На спине потом места живого не было. Хорошо, руки не сломал, только вывернул.

В полицию бы обратиться, да он там работает. Или работал. Надеюсь, выперли. Учитывая, что он уже пару месяцев дома ошивается.

Всё это проносится перед глазами, от недостатка кислорода прыгают мушки. А я лихорадочно отбиваюсь от ничего не понимающего парня.

— Тише. Да тише ты. Никто плохого не делает.

Чувствую, как сжимаются запястья и истерика накрывает новой волной.

Да что им от меня надо? Я просто шла мимо!

— Дава, ты что-нибудь понимаешь?

Второй заглядывает в салон и протягивает воду. Вижу все это, как со стороны. Зубы стучат, а слезы все не прекращаются. Еще немного и отключусь. Но мне нельзя. Работа и девочки. Цепляясь за эти слова, удерживаюсь на вершине сознания. Сил вот только все меньше и меньше. В какой-то момент тело обмякает, а изображение рассеивается как сквозь мутное стекло. Вроде вижу, а вроде и нет.

— Девушка, девушка…

Какой приятный голос зовет. Хочу попросить повторить. Не хочу раскрывать глаза полностью. Я ещё там, в своем отчаянном параллельном мире. А этот голос как ориентир, куда можно выбраться из накрывшей тьмы.

Не дождавшись ответа, молодой человек забирается в машину и начинает умывать прохладной водой.

Первая трезвая мысль: где он взял холодную воду в эту жару.

Вторая: до меня дотрагиваются чужие руки .

С некоторых пор никакие касания я не выношу.

— Прошу Вас… — в горле пересохло, и я облизываю губы, натыкаясь на потемневший взгляд.