140 ударов в минуту - Агния Арро
Сплю наполовину. После прошлой ночной отоспаться не дали.
Сворачиваю, потом ещё раз. И добираюсь до нашего двора. Соседка на скамейке.
— Доброе утро, — киваю ей. — Как Ана? Нормально всё?
— Всё хорошо, Саркис. Она умничка. Я её к себе брала на вечер. Мы оладьи нажарили. Там, в холодильнике у вас найдёшь. Тебе оставили. И мёда немножко в пиалке. Только верни мне её потом.
— Спасибо, — искренне улыбаюсь ей.
Паркую мотоцикл и плетусь к себе, мечтая об этих самых оладушках и подушке.
Завожу будильник на три часа дня. Роняю своё тело на кровать, и свет гаснет до тех пор, пока не начинает орать мобильник.
— Выключи этот кошмар! — визжит Ана.
Не любит она Рамштайн. Сильно. Зато просыпаться под него зашибись.
Принимаю душ, съедаю оладьи с мёдом и шлёпаю босыми ногами к шкафу за свежей одеждой. Вытягиваю с полки летние белые джинсы и чёрную футболку с капюшоном.
— Так хорошо? — малая прибегает и крутится в платье с белым верхом и лёгкой тёмной юбкой в горошек. — А мы куда едем?
— Очень хорошо. Только надо волосы твои собрать. Неси расчёску и резинки. Сейчас что-то сообразим.
Заливаю торс спортивным дезодорантом и надеваю футболку. Анаит прибегает из гостиной с прозрачной сумочкой на молнии, в которой лежат все её заколки и бантики. Она у нас девочка-девочка. Любит наряжаться.
— Сделай мне просто хвост наверх, — просит сестрёнка, усаживаясь на край моей кровати. — И ты не сказал, куда мы едем.
— К отцу.
— Ой!
— Вот тебе и «ой». Сиди ровно.
Справиться с её волосами не так просто, но что-то у меня вроде получается. За три года успел потренироваться. Закрепляю хвост пушистой резинкой. Малая сама добавляет последние штрихи парой маленьких блестящих заколок и уходит обуваться. Я закидываю в карман сигареты, мобильник и ключи от квартиры.
— Мы на машине поедем? — грустно вздыхает Анаит, увидев подъехавшее к подъезду такси.
— Как я тебя в таком платье на мотоцикле повезу? — посмеиваясь, открываю ей дверь.
Забирается в салон. Вежливо здоровается с водителем. Я сажусь рядом с ней, а не вперёд, как обычно. Курить хочу, не могу. Но терплю до самого дома отца.
Такси останавливается возле кованных ворот. Выходим с малой. Я прикуриваю и прячу сигарету в ладонь так, чтобы на Анаит не дымило. Свободной рукой достаю из заднего кармана штанов телефон. Набираю отца.
— А если он нас прогонит? — шёпотом спрашивает Ана. — Ты же говорил, он нас не любит.
— В морду получит, — подмигиваю ей. — Мы приехали, — сообщаю в трубку.
Глава 3
Саркис
Во двор нас провожает охрана. Анаит притихла. Крепче держится за мою руку и настороженно смотрит по сторонам. Отец стоит на ступеньках перед дверью. В пальцах зажата сигарета. На белой рубашке расстёгнута пара пуговиц и рукава подвёрнуты до локтя.
Удивлённо смотрит на собственную дочь, будто не знает, сколько ей лет.
Анаит больше, чем я, взяла от мамы. Кудряшки её эти прикольные, улыбка, более мягкие черты лица. У меня же отцовские выраженные скулы, форма подбородка, нижней челюсти, да и в остальном я больше похож на него. Хорошо, что только внешне.
— Знакомься. Твоя дочь, — киваю ему на малую.
— На Лену очень похожа, — замечает он.
Тушит сигарету в пепельнице. Спускается к нам, присаживается на предпоследнюю ступеньку и тянет руку к Анаит. Она, естественно, не идёт. Делает шаг назад и прячется у меня за спиной.
— Ты меня совсем не помнишь, Ана? — спрашивает отец.
Я аж слюной давлюсь от возмущения. Что за дебильные вопросы? Ты, сука, свалил, когда она ещё даже не ходила!
Отец и раньше-то у нас был приходящий. Они с матерью год вроде вместе жили, потом просто регулярно спали. Вот где-то там, видимо, порвался презерватив и родился я.
До четырёх лет я считал, что у меня есть папа. Странно такое помнить. Ана вот свои четыре не помнит, а у меня в памяти осталось или на уровне ощущений, я не понимаю. Просто отец тогда впервые исчез из нашей жизни. Наверное, на подкорке отпечаталось.
Я взрослел. Мать мне про него рассказывала. Помню, как ждала его. Любила, несмотря на предательство, а у него другая жена. Мне мелкому всё это сложно было понять. Постепенно доходило и ненависть к человеку, из-за которого часто плачет мама, росла.
А потом, спустя примерно пять с половиной лет отец решил, что соскучился. С женой у него не ладилось, а тут есть Лена — любящая его, верная, вечная любовница.
Я отца на тот момент уже категорически не принимал. Он для меня стал чужим человеком, после ухода которого мать опять всё время плакала.
— Ты просто маленький ещё. Ты не понимаешь. Вот влюбишься, — говорила она, когда я пытался гнать отца из дома. — Тогда обязательно меня поймешь.
Не хотел я так влюбляться. И до сих пор не хочу. Платоническая любовь гораздо честнее. Главное, никому ничего не обещать и предохраняться.
В тот период мама снова забеременела. Это я уже хорошо помню. Родилась Анаит и всё, что дал ей наш так называемый отец, это свою фамилию. Он помирился с официальной семьёй и исчез. А у нас дома снова слёзы, сопли, нехватка денег и прочие прелести.
Мне мамины слёзы давались сложно. Я любил её очень. Да и она нас любила. Несмотря ни на что, пыталась сохранить нормальный образ отца, много работала, поддерживала, пока я взрослел. А я помогал ей с Аной.
Мамы нет теперь. Я ещё не привык к этой мысли. Меня злит, что спасти её не получилось. И этот ублюдок, который игрался с её чувствами, тоже злит.
— Откуда она должна тебя помнить?! — огрызаюсь на отца. — Ты же свалил после её рождения и не вспоминал о нас, пока я сам к тебе не приполз. Мама умирала! Она три года умирала! А тебе было насрать! Но я снова приполз. Что мне в этот раз сделать, чтобы ты не вышвырнул нас? Могу на колени встать. Хочешь, папа? — выплёвываю с ненавистью.
Понесло. Я дебил! Чёртов дебил! И при сестре не надо было.
— Саркис, — отец подходит и кладёт ладонь мне на плечо. Сбрасываю. —
