Не может быть (СИ) - Блэр Лия

Немного отдышавшись после заявления второклашки, Смирнова осторожно высунула нос из-за угла. Никто в ее сторону не смотрел. Выдохнула с облегчением.

— Ладно, — услышала она голос Олега, — пора на урок…

Пара минут — и компания рассосалась, оставив после себя лишь пару брошенных окурков.

Оля прислонилась затылком к шершавой стене школы и закрыла глаза.

«Какой же он красивый, — мысленно восхитилась она. — Голос бархатный. Глаза — омуты…»

— Это когда-нибудь прекратится? — тот самый восхваленный ею голос, раздался откуда-то сверху, и она невольно подумала, что у нее галлюцинации.

Медленно раскрыв глаза, она уперлась взглядом в Олега, который нависал над ней, расставив руки по обеим сторонам от ее лица, уперевшись ладонями в стену. Так близко она его никогда не видела. Засмотрелась. Залюбовалась. Голова закружилась от счастья.

— Эй! Я задал вопрос! — вернул поплывшую мозгом девушку в реальность Державин.

— Это… это не я, — тут же ответила Оля.

— Что именно не ты? — Олег наклонился еще ниже к ее лицу. Смотрел серьезно. Даже угрожающе.

— Записки… не я, — выпалила Смирнова и покраснела так, что уши обожгло.

— А кто говорил про записки? — не унимался старшеклассник, загоняя дурочку в угол. Не давая той подготовиться, придумать правдоподобное объяснение.

— А про что ты говорил? — Оля сглотнула и машинально поправила растрепавшиеся волосы. Как-то не вовремя она спохватилась привести себя в порядок.

— Долго за мной ходить будешь? Достала уже, — процедил Державин. — Еще раз замечу — пожалеешь! Поняла?

Оля молчала. Смотрела на него и испытывала неконтролируемое глупое чувство счастья.

— Я спрашиваю, поняла?! — с нажимом гаркнул Олег, и та вздрогнула.

— Поняла…

— Ненормальная! — припечатал юноша и поспешил удалиться, оставив ее наедине со своими мыслями.

Спустя пять минут Оля отмерла, а следом съехала спиной по стене, ощущая легкую дрожь в ногах. Чувство стыда вылезло на лице алеющими щеками, и она, прикрыв глаза, тихо пискнула. На подобную встречу школьница точно не рассчитывала, хотя признала, что не отказалась бы повторить. Некрасиво получилось. Понятно, что теперь надо быть осторожнее и внимательнее, ведь отказываться от своей любви она не собиралась.

С этого дня Смирновой оставалось лишь провожать объект обожания взглядом, когда заканчивались уроки, и вздыхать. Однако записки писать сталкерша не перестала, хоть и видела, как Олег, не читая, выкидывает их в мусорку.

Глава 4

Время размеренно двигалось вперед, четко отсчитывая минуту за минутой. Один день сменял другой, без права на возврат предыдущего. Оля зачеркивала очередную дату в календаре, с болью думая о дне, когда не сможет увидеть в школе того, кто прочно поселился в ее душе.

Девушка сидела с кружкой чая у окна, ожидая прихода Вики и наблюдала за сорванцами во дворе. Она и сама была бы не прочь беззаботно побегать, только компанию составить некому.

— Олюшка, — позвала бабушка, отвлекая внимание от бесконечно снующих по детской площадке детей. — Не помнишь, куда я положила свою социальную карточку? Хочу доехать до Клавдии Петровны, а то обещаю второй год, да все никак не соберусь.

— Посмотри в тумбочке. В прихожей. — ответила Оля, делая большой глоток ароматного напитка. — Привет ей передавай. Скажи, что я скучаю по ее пирожкам.

— Вам, молодым, только б жрать да гарцевать, — усмехнулась пожилая женщина, перекладывая найденную пропажу в карман теплой куртки.

Смирнова жила с бабушкой сколько себя помнила. Родителей своих никогда не видела. Когда-то предполагала, что те погибли или еще чего пострашнее с ними приключилось, но бабуля миф развеяла. Правда, не вдаваясь в подробности. Вроде как отмахнулась. Сказала, что мать ее, Олина, непутевая. Нагуляла дочь, а потом влюбилась и уехала в неизвестном направлении. На просьбу показать хоть одну фотографию мамы — бабушка фыркала. Говорила, что после ссоры все сожгла. Якобы простить не может гулящей, что Ольку бросила.

Наталья Тимофеевна — бабушка Оли — женщиной была строгой, но справедливой. Хотя внучку баловала постоянно. Бывало, прикрикнет, а через пару минут уже зовет оладушки кушать или денег сует на шоколадку. С окончания института проработала та в отделении гинекологии Центральной городской больницы. От акушерки до заведующей дослужилась. Многие в городе ее уважали и были благодарны.

Несмотря на все заслуги, зажиточной Наталья Тимофеевна не стала. Жила как все, а выйдя на пенсию — хуже многих. Перебивались они с копейки на копейку, но их идиллии это не нарушало. Любили друг друга очень. Бабушка так и говорила Оле: «Ты моя душевная радость».

Сама Смирнова внешностью пошла в отца. Так она думала. Сходства с бабушкой никакого. Та была по молодости жгуче-черной, смуглой, а Олька белокожая, с каштановыми волосами. У бабушки глаза зеленые, слегка выцветшие с возрастом, а у внучки голубые, словно серебряными нитями по радужке приправленные.

— Не шалите тут без меня. И Вике скажи, чтоб по серванту не лазила! — напутствовала женщина, выходя из дома.

И все-то она знала и замечала. Вика и правда любила по шкафам рыскать. У нее дома таких старых вещей не было никогда. Сальская из семьи обеспеченной. Не такой, конечно, как у Державина, но все же. Родители подруги амбициозные, современные, дома все по последнему веянию моды.

Как они смогли подружиться: невзрачная Оля и яркая рыжеволосая Вика — загадка. Увиделись в первом классе на линейке — и все, не отлипали друг от друга с того момента. Если Вика росла бойкой и рассудительной, то Оля слыла ее полной противоположностью. Легковерная, ранимая и вечно летающая в своих грезах. Смирнова знала, что порой эти качества доводили ее подругу до белого каления.

Так в третьем классе кто-то сказал Оле, что если мыть полы десять дней подряд, то добрая фея обязательно увидит и сделает ту принцессой. Когда наивная школьница заявила, что принцессой быть не желает, ее подловили на желаемом — сделает волшебницей. Как тогда Вика убеждала Олю одуматься! Тщетно. Вот Оля и стала бессменным дежурным на целый месяц. Мыла пол на совесть. Руками.

В пятом классе ей “открыли секрет”, мол, директор школы давно мечтает, чтобы ему в День рождения кто-нибудь спел под окнами песню его детства «Пропала собака». Но все, дескать, стесняются… а сурового мужчину жалко. Видел бы кто, как тогда Сальская тащила Смирнову из-под директорских окон… Но та лишь громче орала выученную на совесть песню. С душой. Почти рыдая от слов произведения.

И это самые безобидные розыгрыши, которым подверглась Оля. Хотя в шестом классе она дала-таки Вике слово, что будет во всем и всегда доверять только ей и никому больше.

Смирнова знала, что подруга ее влюбленности в Державина не разделяла и вообще не понимала, что она нашла в юноше. Мол, красавцем его не назовешь. Нет, смазливый, конечно, но все же. Черты лица слишком нежные, и сам он чересчур холеный, как глянцевый журнал. Романтичная дурочка только пожимала плечами на каждое высказывание об Олеге и улыбалась. Сама не знала, почему втрескалась по уши в этого старшеклассника.

В общем, все у Оли было хорошо, по ее меркам: крыша над головой, бабушка, лучшая подруга Куся и даже любимый мальчик.

… Едва за старушкой закрылась дверь, раздался звонок. Подскочив с насиженного места, девушка поспешила открыть.

— Куся, хочешь чая? — помогала Оля подруге снять верхнюю одежду.

— Ага, — скинув сапоги, Сальская прошла в комнату, словно вернулась домой.

— Сейчас, — улыбнулась Смирнова и поспешила на кухню, предоставляя Вике возможность самой себя развлекать.

Вернувшись в комнату с чаем и вазой с конфетами, Оля не удивилась увиденному. Сальская рыскала с маниакальной одержимостью по шкафам.

— Обалдеть! Мне капец как запах нравится, — приговаривала Вика, копаясь в бумагах на верхней полке самой дальней антресоли. — Стариной и чем-то нереальным. Не могу объяснить. Словно тут есть какие-то сокровища.