Ольга Егорова - Капля света

Что-то было в ее глазах. И совсем не потому, что они большие и голубые, и ресницы эти бархатные совсем ни при чем. Оно, это что-то, было внутри, а в глазах только отражалось, как в зеркале. Душа, промелькнуло избитое сравнение — глаза ведь, говорят, зеркало души. И именно поэтому — как раз поэтому не стоило, не стоило начинать все это, останавливаться, вступать в разговор, спрашивать имя. Нужно было бежать — просто бежать не оглядываясь. Наверное, только так можно было спастись.

Она шла рядом и молчала почему-то. Хотя, по идее, должна была бы щебетать ему о том, какого скверного качества обувь продается в магазинах, о том, сколько денег она отвалила на прошлой еще неделе за эти бархатные туфельки, и вот теперь во что они превратились. О правах потребителя, о погоде, черт возьми, но почему-то она молчала, молчала так, как будто они знали друг друга сто лет, и им должно было, быть уютно в этом молчании. Сказала что-нибудь, что за игры такие дурацкие, кем она вообще себя вообразила? Банальный, ни к чему не обязывающий разговор был необходим, как воздух, он это чувствовал и выдохнул наконец:

— Как же это вы так умудрились каблук сломать?

— Не знаю, — ответила она, — сама не поняла.

— И часто с вами такое случается? — не отступал он.

— Никогда раньше не случалось. В первый раз.

Он даже остановился на мгновение. Глотнул воздуха побольше — черт, что она себе позволяет! Что за идиотские двусмысленные фразы — никогда раньше, в первый раз. В глаза не смотрит, и это тоже, наверное, тактический ход, чтобы загадка была настоящей загадкой, чтобы пришлось поломать над ней голову по-настоящему. Никогда раньше. В первый раз. И думай теперь, ломай голову — о чем это она вообще? И он не выдержал:

— Послушайте, Света. Вечер такой замечательный, вы не находите? Давайте проведем его вместе!

— Вместе? — Она подняла на него глаза.

— Ну да, вместе. На квартире у моего приятеля, один мой приятель снимает очень уютную квартиру, здесь неподалеку, мы все туда по очереди ходим с девушками. Я уверен, вам понравится.

— Почему вы в этом уверены?

— Ну, знаете, никто еще не жаловался. Все обычно довольны, всем нравится… Возьмем бутылочку вина или водки, если хотите, выпьем… Как вам мое предложение?

Он даже вздохнул облегченно — гора с плеч свалилась. Вот сейчас, сейчас уже она сделает обиженное лицо, скажет — я не такая, пошлет его к черту и зашагает себе прочь, гордо припадая на правую ногу. Она из таких. Она такая, он выбрал верный ход. Ну же давай, что ты молчишь?

Она молчала. «Добить», — подумал он и добил:

— Да вы не думайте, это не займет много времени. Через час, максимум полтора дома будете. И вообще, давай на ты?

Она молчала. Как в рот воды набрала. Это было просто невыносимо, Господи, что же он должен еще сказать? Может, предложить ей групповой секс, пообещав прибытие на квартиру ещё парочки извращенцев? Неужели недостаточно всех тех гадостей, которые уже прозвучали? О чем она еще думает, в чем сомневается? Давно пора бы — размахнуться, хлестануть его по морде и зашагать гордо, припадая…

—В принципе я свободна, — донеслось до него как гром среди ясного неба. — Располагаю своим временем, как хочу. Если ты серьезно приглашаешь…

Куда уж серьезнее, подумал он. Ничего более серьезного он в своей жизни еще никому не предлагал, теперь остается только последняя инстанция — рука и сердце.

— А замуж за меня пойдешь? — поинтересовался он, пытаясь изобразить на лице улыбку полного идиота. Ну что ей еще нужно? Наглый, высокомерный, подлец, подонок практически — гони же прочь, что ты молчишь и хлопаешь своими ресницами?

— Я подумаю.

Она улыбнулась, из чего Сергей сделал вывод, что вся его отчаянная маскировка провалилась к черту. Или она его раскусила, или ей было по барабану его внутреннее содержание, и она просто запала, как это случается часто с девушками юного возраста, на его смазливую физиономию. Не надо было вообще с утра бриться, может, был бы хоть чуточку пострашнее. Только ерунда все это, вообще не версия. Она не глупа, не легковерна и не похотлива и совсем не юного уже возраста, не про нее все это. Напротив, серьезная и легко ранимая, очень легко ранимая, и нужно было в самом деле родиться на свет законченным подлецом, чтобы выплескивать на такую вот девушку целый ушат помоев, что он только что и сделал своими собственными руками.

Захотелось вдруг прикоснуться к ее щеке и сказать тихо: «Прости, я не хотел. Я просто испугался. Я вообще не готов — к такому» Захотелось прижать к себе и спасти от чего-то неминуемого и страшного, что непременно обрушится, непременно случится с ней, если только он вовремя не вмешается. Прижать к себе и не отпускать уже никогда… Никогда, никогда еще с ним такого не случалось.

— Извините, — пробормотал он, снова почему-то, начав обращаться к ней на вы.

Она как будто и не заметила перемены в нем. Перемены, однозначно сигнализирующей о том, что он сдался почти окончательно. А может быть, сделала вид, что не заметила.

— Ну, так мы идем?

Ему просто было нечего сказать. Идем куда? В старую однокомнатную хрущевку, в которой кроме обшарпанной тахты, застеленной бельем многоразового)использования, холодильника и стола на трех ножках, нет ничего? В эту конуру, в которой перебывала, наверное, добрая половина девиц города Саратова, отличающихся легким и не слишком легким поведением? Туда — с ней? Она что, с ума сошла, что ли? Или, может быть, к нему домой, к родителям? И что? «Здравствуй, мама, здравствуй, папа, здравствуйте, родители, это Света, моя судьба, я влюбился в нее с первого взгляда и полчаса назад предложил ей стать моей женой, она обещала подумать?»

—Эй, Сережа, — она смеялась, — ты где?

— Я здесь, ответил он хмуро. — Может быть, мы не пойдем туда, а просто прогуляемся?

Она улыбалась — так и светилась вся изнутри. Показала ему каблук, зажатый в правой руке.

Да уж, вот это глупость он сморозил. Очередную, не первую и даже не третью за такой короткий промежуток времени. Тогда надо ее посадить в такси и попрощаться? Оставить номер телефона? А если она не позвонит? Взять у нее номер — а если у нее нет телефона? Посадить в такси, попрощаться и больше не увидеть никогда? Самое правильное, самое справедливое решение. Только, кажется, теперь он уже на это не способен.

Он объяснит ей все по дороге. Скажет, что квартиру снимает один его приятель, бедный студент, у которого просто нет средств на покупку мебели и ремонт. Постарается говорить убедительно — она поверит, должна поверить. Но слова почему-то не слушались языка, мысли путались, сбивая друг друга, как пассажиры тонущего корабля или самолета; терпящего аварию. Это называется — паника.