На привязи - Ксения Каретникова
— Хорошая девочка, — произносит он, — Уверен, что и тебе было хорошо.
Хер с ним, пусть так думает. Поэтому не спорю.
— Ты же будешь и дальше послушной? Тогда и я буду рад сделать тебе приятное.
Борька поднимает с пола свою одежду, про ремень тоже не забывает. Наблюдая за ним, все думаю, понимая, за кого я сейчас переживаю больше. Вот не надо было позволять себе привыкнуть и полюбить. Зря я.
— Боря, — зову я, все-таки решившись. Он оборачивается. — Могу я тебя попросить?
— Поесть и попить сейчас будет, в душ отведу, но попозже.
— Не об этом.
— О чем? — настораживается он. — Я тебе не отпущу…
Кто бы сомневался! Получив, что хотел один раз, вряд ли он насладился довольно быстрым сексом сполна.
— Ты же наверняка знаешь, где я остановилась, вернувшись в город? — он кивает. — Там Алешка один…
— Какой Алешка? — не понимает он.
— Ну, Алешка, — произношу я другой интонацией, словно она должна дать понять Борьке, про кого я говорю. И он понимает:
— Ааа, и что ты хочешь?
— Сделай что-нибудь, позаботься, — хоть и с трудом, но прошу я, а потом, наверное, зря добавляю: — Ты же не совсем бесчувственная скотина…
4
Брать с собой собаку, когда сбегала, было плохой идеей. Одной затеряться проще, можно сменить имя, изменить внешний вид, причёску — деньги на это у меня были. А с животным риска больше.
Но я не могла оставить Алешку, привыкла к нему за два года. Никогда не думала, что маленький комок шерсти сможет вызывать у меня такие трепетное чувства. Смог.
Его подарил мне муж сразу же, как мы вернулись из свадебного путешествия. Честно, я негодовала из-за такого подарку, даже не умилилась. Шпиц! Что за собака? Вот стаффорд или овчарка — я еще понимаю, как раз для охраны дома, а не для одного из его диванов.
Щенок был совсем еще крохой, ему только-только исполнилось полтора месяца, за ним нужен был уход, как за ребёнком. Еще он противно звонко тявкал, словно плакал, был неказистеньким, но зато породистым и с охренительной родословной, в которой одни чемпионы. И имя у него уже было, Алекс Вайт из Солнечной Долины. Я из вредности окрестила его Алешкой, а он возьми и начни отзываться на эту кличку. А я через какое-то время возьми и проникнись к этой животине. Пожалела. Настолько, что пустила его в нашу с мужем кровать, потому что думала, что в гостиной ему одиноко и холодно. Потом начала вставать по утрам, чтобы покормить и вывести на улицу. А когда он подрос, по вечерам мы с удовольствием прогуливались по парку вместе, иногда втроем, с мужем. Это приятные воспоминания.
Вскоре он вырос, стал таким красавцем! Чемпионские корни давали о себе знать. Я налюбоваться не могла и набаловать, а он отвечал преданной любовью.
И вот в тот самый день, когда я в спешке собирала вещи, нервно кидая их в чемодан, Алешка пристально за мной наблюдал. А когда я, застегнув молнию, покатила набитый чемодан к двери, собака жалобно тявкнула и бросилась мне в ноги, разрывая тем самым мое сердце.
Я поняла, что не смогу его оставить, потому что без меня ему будет хуже, чем со мной, в лучшем случае Алешку выкинут на улицу. В худшем… об этом думать я не хотела.
И мы уехали. Сначала в другой город, где я когда-то училась, потом в столицу, прямиком в аэропорт, откуда мы улетели в Европу. Месяц покатались по странам и осели в Прибалтике. Тянуло меня всегда туда, к холодному морю и к неторопливому образу жизни. Слава богу, денег хватало.
И вот спрашивается — какого я вернулась? Чего мне там не сиделось? Соскучилась по родным местам — ностальгия, твою мать. Напрасно я решила, что Борька переболел. Напрасно…
Всего пять дней здесь, в городе, на третий я получаю приглашение от старой знакомой, жены друга мужа, и несусь на эту вечеринку. Сейчас я думаю, Борька все устроил. Ловко, хитро. Подмешал, скорее всего, мне что-то в шампанское. Вот я и отключилась. И очнулась здесь, в подвале дома. Хрен знает какого, в семье мужа их было много, и не во всех я успела побывать, тем более в подвалах.
Я продолжаю мёрзнуть, даже закутавшись полностью в толстое одеяло, и ногу продолжает беспокоить тугая окова.
Здесь дверь открывается, заходит… нет, не Борька. Мужчина, одетый в спортивный серый костюм. В одной руке поднос, в другой бутылка с водой. Я пугаюсь, хрен знает, что он сейчас будет делать, и обнимаю себя за плечи, прижимая к телу край одеяла. При этом пытаюсь разглядеть парня. Молодой, лет двадцать-двадцать пять, примерно Борькин ровесник. Рост средний, плечи широкие, почему-то думаю, что спортсмен. Движения резкие, но аккуратные. Лицо он прячет, на меня старательно не смотрит, подходит к матрасу и ставит на него поднос, а бутылку — на пол.
— Ты кто? — спрашиваю я тихо.
Он не отвечает, лишь пожимает плечами.
— Послушай, у меня есть деньги, я могу… — мужчина смотрит на меня, прожигая взглядом светлых глаз. Я его не знаю, вижу впервые. Он с кривой усмешкой качает головой.
— Можно мне тогда одежду? Носки, футболку, брюки…
Он хмурится.
— Мне холодно, здесь сыро. И нога болит, можно сделать послабее эту хрень? — я демонстрирую парню правую лодыжку, он внимательно ее разглядывает, тянет руку, небрежно касается моей ступни и точно чувствует, что она ледяная.
Нервно одернув руку, парень молча разворачивается и выходит, закрыв за собою дверь.
5
Мне не хочется есть, но я ем. Нужны силы, чтобы хотя бы соображать. Думать. Анализировать.
Борька сказал, что отведет меня в душ. В этом помещении его нет, значит, отсюда меня выведут. Будет шанс осмотреться… Плохо, что Боря здесь не один, от него я бы смогла бы еще отбиться, но не от двоих.
Второй, парень-молчун, не вызывает страха, но, как известно, в тихом омуте…
Черт! Все плохо, оттого что непонятно. С Борькой всегда было так, он — человек неожиданность, да еще мозги свои разжижает наркотой. Игорь столько с ним боролся — бесполезно. Из наркологической клиники выходил — и сразу за старое.
Я вдруг вспомнила, как впервые его увидела. И, признаюсь, мне он даже понравился чисто внешне