Туфельки для мамы чемпиона (СИ) - Аникина Анна

Пока оформляли документы, пока покупали билеты, наступил январь. Только вот январь в Гданьске — это температура около нуля и дождь, серое небо и шторм на море. А в Москве было минус пятнадцать.

Торочинские поселились в гостинице "Россия" в самом центре возле Красной площади. И гуляли пешком, сверяясь с картой.

На второй день съездили на кладбище. Сугробы там были по колено. Вымокли и замёрзли. Долго не могли поймать такси. А когда таксист понял, что они иностранки, пытался обмануть их с ценой. Тогда Беата услышала от матери в адрес таксиста весьма витееватую фразу. Все слова там были приличными. Но выдала её пани Юлия без запинки, без малейшего акцента и таким тоном, что водитель покраснел. — Простите, дамочка. Кто ж вас, иностранцев, знает. — Я москвичка — вздеренула нос Юлия Владимировна Торочинская, урожденная Семенова, и вышла из машины.

Чтобы окончательно не замёрзнуть, пришлось купить в ГУМе пуховые платки. В этих платках они с мамой стали похожи на матрешек, которыми Беата играла ещё в детстве. Голубоглазые, беленькие и с красными от мороза щеками.

Им удалось попасть в Большой театр. Смотрели "Жизель" в хореографии Григоровича. В огромных зеркалах отражались две прекрасные дамы в туфельках, предусмотрительно взятых на такой случай.

Вечером накануне отъезда пани Юлия неожиданно предложила дочери сходить посмотреть на русское Рождество. На метро они доехали до Бауманской. И пошли в Елоховский кафедральный собор. — На месте собора раньше стояла церковь. Там крестили Пушкина, — рассказывала дочери пани Юлия. — А откуда ты знаешь про русское Рождество? — Папа рассказывал. Он же "из бывших". В их доме всегда была большая елка. И свечи на ней. Детский праздник, куда собирались дети друзей его родителей.

Они зашли в храм. Там оказалось неожиданно очень светло. Столько позолоты Беата ещё никогда не видела. Горящие свечи отражались в ней, умножая свет. Пахло чем-то особенным. Таинственным. — Это ладан и воск так пахнут, — объяснила Беате мама, — У бабушки возле икон горела свечка и был такой запах. Я помню. Хор откуда-то сверху пел на незнакомом языке, в котором Беата распознала церковнославянский. — Тут в хоре поют даже солисты Большого театра. Они постоял почти у входа ещё немного. Послушали службу. Читали Евангелие. И засобирались обратно. Выходя из ворот, подали всем нищим. — Папа говорил, что его мама всегда так делала, — проговорила пани Юлия, торопливо надевая тёплую перчатку.

В самолёте домой Беата снова вспомнила про Роберта. Как она тогда рассказывал про "больших белых летающих птиц"

Глава 5

5.

Первые три года в Варшаве были для Роберта самыми сложными.

Вдали от родного города, от семьи и знакомых. Среди нескольких десятков таких же одарённых детей со всей страны.

В интернате жили те, кто приехал из других городов. Варшавяне приходили на занятия из дома.

Формой обеспечивало государство. Благополучным домашним детям было сложновато понять, что новая одежда появляется только в начале учебного года. Но Роберту не привыкать. Тётя с дядей и дома не могли себе позволить покупать ему обновки чаще.

Кормили в столовой. Но пятнадцатилетним подросткам всегда мало. Ведь едят они, как молодые овчарки.

Учёбы было много. Расслабляться некогда. В окружении "братьев по разуму" развитие талантливых ребят шло ещё быстрее.

Ходить на любые дополнительные занятия разрешалось. Роберт поспрашивал местных и нашёл себе танцевальный клуб.

На него посмотрели педагоги. Партнерша для Тухольского нашлась моментально. Его поставили в пару с Мариной Новак — единственной дочерью очень возрастных родителей. Пепельной блондинкой с голубыми глазами. "На Жабку похожа чем-то", — мелькнуло в голове у Роберта.

Он вспоминал Бетю часто. Особенно когда выходил к доске. Представлял, что это она сейчас сидит в среднем ряду на задней парте. И рассказывал ей. Замолкал. И образ таял в воздухе. Была мысль написать ей. Но что? Как он, гданьский оборванец, может быть интересен такой, как Беата Торочинская? Он и генеральская дочь, что может быть более нелепо?

У Роберта возникла серьёзная проблема. Для занятий танцами нужна была обувь. И фрак для турниров. Не просить же денег у тётки. В Гданьске ему выдавали костюм из запасов клуба. Сейчас нужно было придумать, где заработать. И Роберт вместе с одноклассником из Люблина Алексом Красицким устроился помогать грузчикам в соседний с интернатом рыбный магазин.

Так можно было немного заработать. Кроме того им перепадали консервы, срок годности которых истекал в ближайшую неделю. Ставить их в торговый зал было уже нельзя. А у ребят они неделю не задерживались. Хлеб был в столовой в неограниченных количествах. За три года в интернате Роберт наелся рыбы на всю оставшуюся жизнь.

В октябре у него были лаковые туфли, а к декабрю и новый фрак.

После интерната выпускников с распростертыми объятиями ждал Варшавский университет. И только Роберт Тухольский подал документы в Военно — авиационную Академию.

Его отговаривали. Лично директор интерната. Потом Красицкий. После Марина. — Вы не понимаете! Я хочу быть пилотом! Это моя мечта с двенадцати лет! — кипятился Роберт. — Почему не пойти в гражданскую академию? — недоумевала Марина.

Как было ей объяснить, всей такой заласканной родителями варшавянке? Что в военной академии у него будет полное довольствие и огромная по гражданским меркам стипендия.

Деньги, которые тётя с дядей прислали к Рождеству в первый год в интернате, он привёз им обратно в первые же каникулы зимой. И больше никогда не брал у них ни грошика. А в гражданской академии набор всего пятнадцать человек в год. И не факт, что его возьмут. А потом надо будет платить за общежитие, одежду, еду и книги. Нет, Марина всего этого понять не могла.

Глава 6

6.

На выбранную специальность Беата поступила легко. У неё было плюс три балла от проходного. Не слишком престижный университет, но зато можно жить дома и заниматься тем, в чем хорошо разбираешься.

Учебники русского языка, по которым учили детей в Советском Союзе, они с мамой привезли ещё из той памятной поездки в Москву. Книги Чехова, Толстого, Бунина, Горчарова и Достоевского были в домашней библиотеке на языке оригинала. Некоторые и по-польски.

Буниным Беата зачитывалась. Его "Тёмные аллеи" заставляли сердце стучать быстрее. Масла в огонь подливал своими рассказами польский писатель, ученик Хемингуэя, Марек Хласко.

Мысли о любви лезли в голову без спроса. Когда тебе восемнадцать, то это правильно, ждать любви. В Беатиной голове это было исключительно чистое чувство. Но с примесью чего-то пока ей неведомого, что бужоражило. Литература же не баловала подробностями.

Образ её первой влюблённости, так старательно оберегаемый эти годы, таял. Про себя она называла Роберта "мальчик, которого я себе запретила". Он теперь так далеко. Умный и наверное очень красивый стал. Да он всегда был красивым. Что-то кошачье в походке и манерах. А может это всё его необыкновенные янтарные глаза. У Беаты был кусочек янтаря такого цвета. И Роберту сейчас наверняка нет дела до какой-то гданьской одноклассницы.

В декабре в новостях из столицы в разделе "Культура" показали сюжет о студенческом конкурсе бального танца. Беата приникла к экрану. Пыталась среди шагающих по паркету молодых людей во фраках увидеть Роберта. Но тщетно. Только чёрные фраки, белые сорочки, чёрные бабочки. И ослепительные платья идущих рядом прекрасных девушек. Ей, никогда не надевавшей ничего подобного, кроме скромного голубого выпускного платья с воланами и длинными рукавами, всё это казалось сказкой.

В январе столичные чиновники часто приезжают в Гданьск. Что их тянет сюда, непонятно. Летом курортный Сопот ломился от желающих отдохнуть, но зимой же есть горнолыжные курорты на юге.