Услышь мою тишину - Тори Ру
Тени удлинились и стали гуще — день давно перевалил за середину. В памяти вспыхивают отголоски прошлогодних ощущений — именно так, очнувшись в том июне от полуденной дремы, я торопила время в предчувствии скорой встречи с Пашей и Стасей.
Боль подкатывает к горлу.
Цепляюсь за прохладный металлический шарик изголовья и с трудом поднимаюсь на ноги.
Я целую вечность слоняюсь по дому в надежде отвлечься — разглядываю предметы, запоминаю детали. На полках в гостиной прибавилось безделушек и ажурных салфеток — Ирина Петровна сама вяжет их. На подоконниках расцвели фиалки. За окнами растекается медом природа…
Находиться взаперти надоело. Опираясь о стены, я ковыляю назад, в залитую светом комнату, зарываюсь в нутро сумки, горько пахнущее домом, достаю светлые шорты и топик и напяливаю их. Прихватив верную трость, вываливаюсь на улицу.
Зной выдыхает в лицо опаляющий жар с запахом сена и цветов, по бледным ногам и плечам пробегают мурашки.
Я не носила открытую одежду с прошлого лета — закончился сезон, а вскоре все непоправимо изменилось.
Теперь я не могу позволить себе выставлять напоказ ноги с содранной наживую кожей и руки, покрытые пересаженными лоскутами. Но здесь, на краю небольшой деревни, я не рискую ничем. Тут нет ни души, лишь в прозрачном бескрайнем небе неподвижно зависла черная птица. Отличное место для прогулок.
Трость разрушает комья земли, застревает в мышиных норах, я иду через поле к ракитовым зарослям, скрывающим тихую речку. Ноги дрожат, от пыли и пота щиплет глаза.
Но у меня есть цель — дойти до воды, — и я двигаюсь к ней, отключаясь от выжигающей душу боли и неподъемной вины.
В заднем кармане вибрирует телефон. Лишь один человек до сих пор продолжает писать мне, хотя после больницы я ни разу не ответила на его сообщения.
Стискиваю зубы. Обо мне снова вспомнил тот, кто делает вид, что все хорошо. Тот, кто разукрашивает растерянное лицо белилами и развлекает людей в парке. Тот, кто пытается радоваться жизни.
Достаю телефон и, не взглянув на экран, отключаю.
По инерции я все еще иду, но в ушах нарастает противный писк, «тишина» поглощает сознание, мир бледнеет, превращаясь в картинку за матовым стеклом, и я теряю себя.
Глубоко дышу, справляюсь с ощетинившимися в тревоге чувствами, озираюсь по сторонам — я уже на обрыве, под ним мутные воды реки бесшумно движутся к морю. Пар над зеркальной поверхностью похож на клочья отравленного тумана, он приковывает внимание и утягивает мысли в воронку безысходности.
Я стою высоко, а водоем под кручей не отличается глубиной — на самой середине из потока ила и тины торчат толстые стебли и темные пальцы рогоза.
Безразлично смотрю вниз, оставляю мысли без контроля, и они разбредаются, словно тупое трусливое стадо. Еще шаг — и свобода.
Холодная мутная вода. Удар. Избавление. Конец.
Так действительно будет лучше. Может, за тем я и приехала?..
Я подаюсь вперед.
— Эй, ты! Подожди! — Веселый голос из-за спины пугает до судорог. — Стой. Останься!
Пересиливаю накатившую слабость, оборачиваюсь и вижу стоящего в паре метров парня.
Свободная белая футболка, кеды, руки в карманах голубых драных джинсов… Он сдувает с лица высветленную челку и улыбается.
Безразличие сменяется в душе болезненным комком и взрывается одуряющим стыдом.
— Я не собиралась… — Безуспешно пытаясь прикрыть шрамы, я опускаюсь на землю и растопыриваю над бедрами пальцы, но парень словно не замечает моих увечий. — Ты кто?
— Сорока! — представляется он, показав «козу». — Это как Ворон, но не Ворон. Слушай, это сложно объяснить… Но я могу попытаться!
Не найдя на моем бледном лице энтузиазма, он исправляется:
— Миха я. Можно и так. Зови как хочешь!
Я пялюсь на него и не могу дышать.
— Как давно ты здесь?
— Давно! — Он разглядывает меня, но я не вижу в его глазах омерзения. И осуждения.
И ненавистного сочувствия.
— Что ты вообще здесь делаешь? — Я сдаюсь и расслабляю плечи.
— У меня тут, недалеко, бабушка… — поясняет он буднично, и до меня доходит: парень ничего не знает обо мне, поэтому не собирается осуждать или жалеть. Ему просто пофиг.
Странное облегчение растекается по телу, я смотрю в глаза напротив — синие, словно небо. Завораживающие и пугающие настолько, что приходится отвести взгляд.
— Не подходи близко! — Предостерегающе поднимаю руку, и парень кивает:
— Окей. — И садится на траву.
* * *
5
Новый знакомый устраивается поудобнее, словно ему некуда спешить, открывает рот и тут же захлопывает, так и не придумав тем для разговора.
Над мутной водой звенят комары, в далеких заводях квакают лягушки, июньский день плавно перетекает в сонный вечер.
Пульс постепенно замедляется, и я окончательно обретаю контроль над ситуацией.
Подумаешь. Всего лишь посторонний парень, который решил заговорить со мной.
Странный до ужаса.
Зачем он делает это?
Я рассматриваю его — одежда вполне обычная, но что-то в облике выдает оригинальные взгляды на жизнь. Скорее всего, он бренчит на гитаре, пишет претенциозные тексты и постоянно бухает. У Паши полгруппы таких же «уникумов».
Но этот не напрягает меня — сидит напротив, блаженно улыбается своим мыслям и не достает почем зря.
— Как тебя зовут? — наконец подает голос парень.
— Влада.
— Ничего себе… — Он чересчур удивлен, но удивление не кажется наигранным. — Редкое имя.
— Папа назвал, — неожиданно выбалтываю я. — Мама на такое не способна.
Сорока улыбается и вдохновенно подхватывает:
— Моя — тоже зануда… Даже папаша смылся.
— Та же фигня. Но наш не выдержал воплей новорожденной двойни. — Мне больно так, что заходится сердце, но внезапно нарисовавшаяся перспектива выговориться манит, как освобождение, и я намеренно заговариваю о Стасе: — Мы с сестрой были двойняшками…
— А у меня никого нет… — Сорока грустнеет и умолкает, надолго уставившись в небо над другим берегом.
— Так почему ты Сорока? — прерываю обжигающую тишину, и парень отмирает:
— Э-э… Ну, так вот. Ты фильм «Ворон» смотрела?
Кажется, я что-то припоминаю и киваю:
— Да. Довольно древнее кино.
Потрясенно уставившись на меня, Сорока с обидой тянет:
— Ну… да. Но классика не стареет! — Он вдруг начинает смеяться: — Вообще-то, Сорока — моя фамилия. Но один запредельно крутой и умный чувак, мой друг и брат
