Русская рулетка - Элли Лартер
Поначалу дела, конечно, шли так себе: Лысый и его ребята едва сводили концы с концами, и Лайнел начал уже было сомневаться, что вложился в выгодное дело, как вдруг предприятие пошло в гору: к старым клиентам присоединились новые, сарафанное радио автомобилистов работало исправно, распространяя весть о быстром, качественном и недорогом обслуживании, и в автомастерскую потянулись люди со всех концов города.
Лысого это безумно радовало: он был горд доказать всем, и самому себе в первую очередь, что байкерский клуб и его преступные делишки — не единственное, на что он способен. Теперь он честно работал и зарабатывал честные деньги, а значит, мог обеспечить и себя, и Лэсси.
Впрочем, ради последней он готов был в любой момент сорваться и поехать в Голливуд, чтобы искать там новую работу и устраивать новую жизнь, но Лэсси пока отказалась от перспектив актерской карьеры. Тур ее первого фильма прошел замечательно, ей даже поступали новые предложения о съемках, но Лэсси не могла согласиться. Во-первых, на ней теперь была ответственность за судьбу младшей сестренки. А во-вторых, она хотела оставаться в одном городе с умирающим отцом, пока тот не отойдет наконец в мир иной… И если первая жертва казалась Лысому логичной и справедливой, то вторая вызывала не то недоумение, не то восхищение, ведь даже после всей причиненной боли и обид Лэсси не могла оторвать свое сердце от прежнего дома и просто раз и навсегда бросить тирана-отца.
Но одно Лайнелу было ясно точно: в клуб они не вернутся.
Никогда.
Сейчас лишь одна вещь связывала Лысого с прежней опасной криминальной жизнью: секретное досье, собранное четыре года назад Лексом во время внедрения в «Банду Альвареса».
Лекс провел в «Банде» несколько месяцев. Потом он благополучно уехал к своим родственникам в Канаду, но перед этим успел передать Лайнелу огромную папку самой разной информации, которая могла бы в клочья разорвать «Банду». Там были сведения об укрываемых ими преступниках, документы, фотографии, диктофонные и видеозаписи и многое, многое, многое другое.
Чтобы не тревожить ни Карри, ни Лэсси, все эти годы Лысый хранил папку в секрете. Сегодня Карри должен был выйти на свободу — и Лысый до сих пор не знал, должен он рассказать все другу, или тайна так и должна остаться тайной.
Ведь сведения, хранившиеся в этой папке, могли спровоцировать настоящий взрыв.
— Идем? — своим вопросом Нэйт вывела Кристен из задумчивости, и Кристен в ответ тут же закивала, поудобнее перехватывая Джонни:
— Конечно, идем…
Им пришлось потратить еще минут пятнадцать, чтобы углубиться в лес могильных насыпей, черных кованых оградок, крестов, памятников и венков, прежде чем они добрались до второго пункта назначения — аккуратной могилы, окольцованной серебристой оградой. Креста здесь не было — только надгробный камень из черного мрамора, а на нем — надпись золотой гравировкой:
«Здесь покоится мятежная душа, любимая дочь и подруга, ушедшая от нас слишком рано…»
Кристен спустила Джонни на землю и вздохнула, прикладывая ладонь к холодному камню:
— Ну привет, подруга.
— Как ты тут без нас, скучала? — продолжила за ней Нэйт, тоже прикасаясь тонкими пальцами к черному мрамору.
— Она правда вас слышит? — задумчиво спросил Джонни, на которого прохлада и таинственность кладбища всегда действовали как-то умиротворяющее: он немедленно переставал шуметь и закатывать истерики и просто послушно следовал за матерью.
— Мы надеемся на это, — Кристен кивнула. — Будешь яблоко?
Сын кивнул, и Кристен вытащила из своей сумки тщательно намытый фрукт, протягивая его Джонни. Тот немедленно принялся уплетать яблоко за обе щеки, хрустя и истекая ароматным липким соком.
— Ешь осторожнее, — рассмеялась Кристен.
Нэйт посмотрела на небо:
— Сегодня, наверное, будет дождь… Уж больно влажно и ветрено.
— Наверное, — Кристен кивнула и снова обратила свой взгляд на надгробный камень.
Над мемориальной надписью тем же золотом были выгравированы имя и даты жизни их умершей подруги:
«Миранда Спенсер, 1995–2015».
3 глава
В восьмидесятых-девяностых годах двадцатого века Герда Смитфилд была, конечно, очень красивой женщиной. На нее засматривались мужчины всех возрастов и социальных статусов: бизнесмены из башни-высотки, мимо которой она ежедневно ходила на работу в кулинарию, водители такси, продавцы в магазинах, студенты и даже старички, чье внимание ее откровенно веселило. Мать называла ее вертихвосткой, бесстыдницей, стрекозой, но Герде все было нипочем: юная, двадцатилетняя, насквозь пропахшая пряной сдобой, ванилью и корицей, она упрямо надевала короткие платьица, трясла тугими темными локонами и снова и снова шагала мимо роскошного здания, где работала вся городская элита. Внимание бизнесменов ей особенно льстило: это были мужчины серьезные, состоявшиеся, обеспеченные. Если бы один из них влюбился в нее — она и сама стала бы купаться в мехах и драгоценностях. Роскошная жизнь ее привлекала: ей хотелось быть звездой. Она даже надеялась уехать однажды в Нью-Йорк на Бродвей или в Голливуд, но судьба распорядилась иначе.
Ни один бизнесмен в нее так и не влюбился. Один предлагал содержание в обмен на секс — но это предложение было ниже ее достоинства. Герда Смитфилд была не только красива — она была еще и далеко не дура. Одно дело было флиртовать направо и налево, стрелять глазками, вертеть задницей, затянутой в узкие джинсы, другое дело — всерьез отдать кому-то свою молодость, свое тело и свою жизнь. Герда Смитфилд мечтала о любви.
Знакомство с Брэдли Джонсоном было совсем
