Босс для Золушки (СИ) - Амурская Алёна

Отец открывает рот — наверное, чтобы возразить, — но встречается со мной взглядом и закрывает его, так ничего и не сказав.

Я разворачиваюсь и ухожу в спальню.

Глава 2. Понедельник день тяжёлый

Хмурое утро понедельника. Выспаться опять не удалось.

Встаю, как сонамбула, и на автомате совершаю все утренние дела: умываюсь, чищу зубы, готовлю завтрак. Потом иду будить сестрёнку, чтобы отвести ее в садик перед работой.

С работой мне, кстати, повезло. Я работаю в самом пафосном ресторанном комплексе нашего города официанткой. А платят там куда больше, чем в других заведениях. И находится он недалеко от нашего дома, пешком можно дойти.

Почти сразу после окончания школы вместо поступления в университет мне пришлось искать подработку, чтобы хоть как-то улучшить нашу с Настей жизнь. Надеяться на отца было бесполезно, с другими родственниками мы не общались, а службу опеки я боялась, как огня. При наших ужасных условиях жизни они запросто могли лишить отца родительских прав, а сестрёнку забрать в детдом или устроить в приемную семью. И тем самым разлучить нас.

Именно поэтому я буквально молюсь на свое рабочее место.

Чтобы туда устроиться, мне пришлось действовать стратегически. Сначала я проникла в ресторан обыкновенной уборщицей и полгода намывала полы в туалетах, залах и ресторанной кухне. Потом освободилась вакансия младшей официантки, и я мгновенно сменила должность, пока отдел кадров не успел разместить объявление для соискателей-конкурентов.

Теперь по будням я работаю в дневную смену, а на выходных беру ночную. И самый тяжёлый день для меня банально — понедельник. Потому что после ночной смены я успеваю лишь прибежать домой к половине седьмого, подремать часик, потом отвести Настеньку в садик и снова помчаться на работу.

Тяжеловато, конечно, но жить можно.

Вздыхаю и делаю себе кофе покрепче. Жаль, что у нас растворимый только. Ну ничего, попрошу на работе бармена Витю угостить меня натуральным, который бодрит гораздо эффективней.

Дзззынь!

Протяжный звук дверного звонка оглушает меня. Что там за идиот трезвонит в дверь ранним утром? Да ещё и так долго давит на кнопку.

— Катька! — кричит из зала мачеха Альбина и громко, с подвыванием, зевает. Они с отцом теперь спят там на разложенном диване в закутке, под прикрытием шкафа. — Открой, это дочурки мои пришли в гости!

Подавив раздражение, иду в прихожую. Кто ходит в гости по утрам? Только винни пухи да пятачки какие-нибудь… Если эти дочурки рассчитывают на угощение, то пусть Альбина сама им готовит.

За дверью стоят две девицы вульгарного вида. Одна — высокая и худая, в модно-драной джинсе с ног до головы. Вторая — полная и коренастая, в спортивном плюшевом костюме цвета вырвиглаз-фуксии.

— Приветик! — небрежно говорит толстушка. — Я Лика, а это моя сеструха Ида. Маман дома?

— Привет. Проходите, она только что проснулась, — иронически отвечаю я и ухожу в спальню, чтобы положить сестрёнке в рюкзачок игрушечного единорога. Это талисман, который она везде таскает с собой.

Когда я вместе с ней возвращаюсь в прихожую, то обнаруживаю Лику на корточках. Она с любопытством рассматривает мои единственные летние босоножки с открытой платформой. Ида уже просочилась на кухню и хихикает там с матерью.

— Такие маленькие! — хмыкает Лика и ставит свою пухлую ступню рядом с босоножкой. — Маломерки, наверное. У тебя тридцать шестой?

— Тридцать пятый.

— Да ла-адно! Это ж нереальный размер. Ты обувь в детском отделе покупаешь? — Она бросает изучающий взгляд на мои ноги. — Вообще-то у меня тоже миниатюрная ножка. Можно померить?

Не дожидаясь ответа, Лика сует ступню в мою босоножку и активно шевелит ею, чтобы пропихнуть поглубже через сплетение ремешков. Я даже рот открыть не успеваю, как три ремешка с внешней стороны лопаются под напором толстых пальцев.

— Упс! Сорян, не хотела, э-э… — Лика поспешно стряхивает испорченную обувь с ноги и с преувеличенным энтузиазмом спрашивает: — Тебя как зовут-то? Маман так и не сказала нам.

— Катя, — отвечаю на автомате.

Тем временем внутри закипает раздражение напополам с растерянностью. Но рычать на гостью в первый же день знакомства как-то неудобно. Да и бессмысленно. Ремешки от этого обратно не приклеются. Но не босиком же на работу идти?

Работа…

Меня вдруг осеняет отличная идея.

Я достаю из своего рюкзака служебные голубые туфельки и быстро обуваюсь.

Обычно они стоят у меня в шкафчике женской раздевалки там же, в ресторане. Но на последней смене я прихватила их с собой, чтобы обувной мастер обновил стершиеся набойки на маленьких каблучках. И как раз вчера забрала их из мастерской. Неужели и по понедельникам случается везуха?

— Ух ты, какая прелесть! — восхищается Лика и чуть наклоняется, чтобы рассмотреть туфельки поближе. — Такой оттенок красивый! Бирюзовый…

— Только мы тебе их мерить не дадим, — подаёт вдруг голос сестрёнка и с детской честностью поясняет: — У тебя ноги слишком большие. И толстые.

Мое раздражение вытесняет безудержное желание расхохотаться. Вот не зря же говорят: устами младенца глаголет истина. Еле сохраняя серьезное выражение лица, я мягко подталкиваю Настеньку к выходу.

— Нам уже пора. Пока, Лика.

На улице свежо. Утренний ветерок бодряще холодит лицо, и я наконец стряхиваю с себя сонливость. Прохожих на улице мало. Основные потоки людей, спешащих на работу, идут совсем по другим маршрутам — в сторону главного проспекта с общественным транспортом. А я иду в противоположную сторону.

Оставляю сестрёнку в детском садике по дороге и устремляюсь в сторону высокого здания, похожего на изысканно оформленный аквариум из прозрачно-бирюзового стекла с островерхой крышей. Она придает ему сходство со сказочной башенкой. Здание хорошо видно издалека и возвышается в самом центре небольшого парка. Даже пятиэтажки, окружающие парк со всех сторон, не могут его заслонить полностью. Это — ресторанный комплекс «Дворец», самое новое и пафосное заведение нашего города.

На входе в парк, неподалеку от просторной парковки, кое-что заставляет меня замедлить шаг.

Странная неопрятная женщина с маленьким рыдающим ребенком сразу вызывает подозрения.

Малыш кажется слишком ухоженным и дорого одетым на фоне ее грязной куртки, да и слишком нервно она оглядывается, волоча сопротивляющуюся ношу к машине.

Я слежу за женщиной, цепляясь взглядом за смущающие меня детали: ее физиономия кажется похмельно-опухшей, как у моего пьяницы-отца… машина очень старая и помятая… внутри нет детского сиденья… и в детском плаче столько страха…

Последнее наблюдение становится решающим. Я резко преграждаю женщине дорогу и обращаюсь к ребенку:

— Это твоя мама?

На меня смотрят большие глаза, полные слез и страха.

— Нет! — лепечет малыш и затравленно сжимается.

В цепких руках женщины он такой маленький и беззащитный, что мне становится изрядно не по себе. На вид ему не больше, чем моей сестрёнке Настюше…

И это особенно сильно ударяет по моим инстинктам.

Я чувствую сильнейшую потребность защитить ребёнка, если он попал в неприятности по недосмотру взрослых. И даже если он знаком с этой странной женщиной похмельного вида, все равно она — однозначно неподходящая компания для него. Тем более, что вовсе ему не мать.

Опухшая физиономия женщины искажается, но в глубине глаз с воспаленными капиллярами проглядывает какая-то тайная настороженность… а может, и опасение, которое прикрывается яростной злобой.

— Не лезь в чужие дела! — шипит она, стискивая мальчика так сильно, что он издает по-щенячьи скулящий звук. — Просто Костик раскапризничался, обиделся и выдумывает невесть что!.. Как обычно!

На секунду меня охватывают сомнения, стоит ли действительно вмешиваться. Но как только женщина обходит меня и вместе со своей брыкающейся ношей садится на переднее сиденье старой машины, мое тело само начинает действовать.

Я хватаюсь за ручку дверцы, а для надёжности ставлю ногу рядом с сиденьем. Теперь точно не захлопнется.