И жили они долго и счастливо (СИ) - Дмитриевна Алёна

— Но…

— Здесь их оставлять нельзя, тут небезопасно, а убеждать их мы и до утра не убедим, а у меня процесс в девять. Тем более у девчонки какие-то проблемы с магической аурой. Контур не замкнут, пусть Варвара с Еленой посмотрят.

— И как мы их потащим? — уныло поинтересовалась Василиса.

Кощей усмехнулся и достал из кармана огниво.

— О, не-е-ет, — протянула Василиса.

— О, да-а! — довольно улыбнулся самый коварный и злобный черный колдун всея Руси.

***

— Как думаешь, если уснуть в кабинете Баюна, в моих кошмарах будут присутствовать котики?

Кощей усмехнулся, не открывая глаз. «Не спит», — сделала вывод Василиса, наблюдавшая за ним последние десять минут. Интереснее всего было смотреть на руки, которые сегодня были практически голые. Перед походом на болото Кощей снял почти все перстни-артефакты, которыми обычно были увешаны его пальцы, оставив только четыре: напалок** на большом пальце правой руки — символ власти, данной Кощею как царю Нави, и широкий серебряный ободок обручального кольца, а на левой — простое золотистое колечко, вызывающее Калинов мост, и маленький перстень с прозрачным камнем, в котором плескалась голубая искорка и который Кощей никогда не снимал и носил на мизинце.

Они сидели в кабинете у Баюна, возглавляющего Среднесибирское отделение Конторы, мучились от боли в спине и ягодицах, доставляемой жутко неудобными стульями, и ждали возвращения начальства.

Обитель Баюна была выполнена в приятных темных оттенках бордового и коричневого. На полу лежал мягкий ворсистый ковер, по которому запрещалось ходить всем, кроме хозяина кабинета. Ближе к окну стоял массивный стол со множеством ящичков и письменным прибором ручной работы. Дубовая столешница носила на себе многочисленные следы железных когтей. За столом умостилось резное вольтеровское кресло с высокой спинкой, обитое бархатом, с заботливо положенной на сиденье затейливо вышитой подушечкой. На стене за креслом висел портрет Гвидона и Лебеди: Гвидон взирал благосклонно, царица двух миров смотрела испытывающе. Тут же был шкаф, в котором Баюн хранил важные документы, а также настойки личного изготовления. На подоконнике единственного окна обитал мирт. Он был известен тем, что не боялся хозяйского гнева (только этим можно было объяснить, почему он не завял за все годы жизни в кабинете), и трепетал не от ужаса, а исключительно от негодования к посетителям. В общем, все в кабинете говорило о том, что его хозяин ценит покой и комфорт, а также раболепство подчиненных. К большому сожалению Баюна, с последним в Конторе дела обстояли неважно.

Мирт на окне разделял мнение своего хозяина и в данный момент потрясал всеми листьями, дабы присутствующие не забыли позицию отсутствующего начальства. А начальство и впрямь проявляло недовольство. Впрочем, как и всегда. Иногда Василисе казалось, что чтобы заслужить от Баюна слова похвалы после задания, нужно на этом самом задании умереть, и тогда кот снизойдет до панихиды.

Баюн вообще славился дурным характером. За восемнадцать лет работы на него Василиса видела его в добром расположении духа всего несколько раз, и каждый из этих раз оборачивался головной болью для сотрудников Конторы. Подчиненные шутили, что у Баюна есть три варианта настроения: легкое недовольство, среднее раздражение и «всем кирдык». Василиса могла поспорить: однажды ей довелось наблюдать четвертый вариант — лютое бешенство, после этого для нее легкое недовольство перешло в разряд радужного состояния духа.

Сейчас Баюн был зол, и это был тот случай, когда Василиса радовалась, что Кощей рядом, потому что она слишком устала, чтобы выслушивать нотации от начальства, и Кощей устал тоже, а значит, Баюн трижды подумает, прежде чем мявкнуть что-нибудь совсем уж грозное и обидное.

Дверь распахнулась и с грохотом впечаталась в стену. На пороге стоял огромный пушистый лоснящийся серый кот, достигающий в холке почти полтора метра, и гневно размахивал хвостом, отчего бумаги на столе его помощника в приемной то и дело подлетали вверх.

— Поговорить! — взревел Баюн и когтистым смерчем влетел в кабинет, в прыжке перемахнул через стол и уселся в свое кресло, отбросив задней ногой подушечку и врезая когти на передних лапах в столешницу. — Объяснить! Сопроводить к нам добровольно! Какое из этих слов вам незнакомо?! На следующий же праздник я подарю вам толковый словарь, и вы будете изучать его по вечерам, а потом докладывать мне об успехах! Какого черта вы устроили?

Кощей потер переносицу и устало, но совершенно спокойно отозвался:

— Ребята попались нервные. Я решил, что большой пушистый котик самое то, что нужно двум деткам, чтобы снять излишнее напряжение, и пригласил их сюда. Добровольно они идти не захотели, а мне завтра вставать рано.

Уже после слов про большого пушистого котика шерсть у Баюна стала вставать дыбом, железные когти с неприятным звуком резанули по столешнице. Сверкнув глазами, он перевел взгляд на Василису.

— Я предупреждала тебя, что плоха для работы с детьми, — вздохнула Василиса. — Кощей уж тем более не создан для задушевных бесед. Они напали на Кощея, ему пришлось их скрутить, а потом девочка попыталась разбить себе голову об пол, и мы применили снотворное. Если уж на то пошло, то надо было посылать Варвару и Горбунка, не зря же он занимает должность штатного психолога.

Баюн оскалил острые зубы.

— Я послал вас, значит, так было надо! Что по магическому раскладу?

— Девчонка сильна, попыталась меня проклясть, было забавно, — поморщился Кощей. — Мальчик особой магической активности не проявлял, но полагаю, это могло быть по незнанию, а не из-за отсутствия способностей. В любом случае у меня сложилось впечатление, что они ожидали гостей, но не знали точно, кто это будет, уж больно отчаянно отбивались. Правда там на болотах... — Кощей замолчал, что-то обдумывая, потом резко продолжил. — Девочка так перестаралась с маскирующей сеткой, что сама выдала свое местоположение. С другой стороны, сработала на совесть: ужасом разит за версту, и вряд ли кто-то из простых смертных сунется на тропу, так что сетку сворачивать пока нет смысла. Полагаю, что они ходили в учениках у ведьмы, причем несанкционированно. След ведьмы есть, но остывающий. Она не появлялась в доме около недели. Думаю, дети могут что-то знать о ее пропаже. И да, у девчонки проблемы с аурой. Пусть Варвара глянет.

Василиса вскинула бровь и с трудом подавила зависть. Они были в одном месте и видели одно и то же. Когда он успел все это подметить?

— Отлично, — оскалился в хищной улыбке Баюн. — Что ж, думаю, до утра детки проспят, а потом можно с ними поговорить. И ты, Василиса, этим займешься.

— Я? — непонимающе переспросила Василиса. — Ты правда думаешь, что после того, как мы напали на них, скрутили жгутиками, усыпили и доставили сюда, они захотят со мной разговаривать?

— Я даже об этом думать не буду, — сладко промурлыкал Баюн, внезапно меняя гнев на милость, что само по себе было очень тревожным знаком. — Я хочу видеть результат. Завтра в полдень у меня на столе должен лежать отчет о сегодняшнем выезде, а вечером мы побеседуем с тобой о детях и о том, что они расскажут. А теперь, Константин Иосифович, забирайте свою супругу, и чтобы через минуту я вас здесь больше не видел!

Кощей поднял взгляд совершенно спокойно.

— Благодарствую за высочайшее соизволение, — протянул он.

Баюн зашипел, но его шея предательски склонила голову в поклоне.

— Будь проклят тот день, когда я привел тебя в Контору! — прохрипел Баюн.

— Я сам пришел, — успокоил его Кощей. — И я тоже испытываю к тебе самые теплые чувства. Да не волнуйся ты так, а то удар схватишь. Ходить потом еще за тобой…

Баюн распушился еще сильнее, хотя казалось, больше уже невозможно, стал похож на огромный игольчатый котошар, и Василиса невольно ощутила страх. Иногда она забывала, что когда-то ее начальство вполне себе безжалостно убивало и во вполне спокойном расположении духа. Дело запахло паленым, так что она схватила мужа под руку и в спешке покинула кабинет директора Среднесибирского отделения Конторы, на ходу подметив, что от их с Кощеем киргизских сапог на любимых длинноворсных коврах Баюна таки остались следы. Уже в последний момент кинула взгляд на окно. Мирт едва ли не раскачивался от ярости, рискуя упасть с подоконника вместе с цветочным горшком.