Не родной папа (СИ) - Тимофеева Ольга Вячеславовна
Она руки на груди складывает, хочет закрыться от меня. А может, от всех мужчин в моем лице. Дрожит и, закрыв глаза, стоит.
Быстро снимаю свой халат с вешалки и накидываю на нее. Растираю плечи и руки.
— Все хорошо, успокойся. Тут ты в безопасности. Покажи, чем ударилась при столкновении с машиной?
Показывает ушибленное место, покрываясь дрожью, когда я провожу по бедру пальцами. Прощупываю это место. Пробую надавливать сильнее и слабее.
Кутается сильнее в халат и терпит. Убираю руки и отстраняюсь.
— Надо снимок сделать на всякий случай, но скорее всего ничего страшного.
Она кивает. Молчит. Быстро делаю снимок и возвращаю ее назад, чтобы одевалась. Кажется, так она чувствует себя комфортней.
— Это отчим сделал? — Девчонка начинает тяжело дышать, а я начинаю думать о самом плохом.
— Нет, я о машину ударилась. Вы же видели. — Быстро прячет тело от моих глаз под слоем свободной одежды.
— У тебя есть синяки, которым уже несколько дней. Это не от машины.
— Я ударилась просто. Кожа нежная. Чуть сильнее и сразу синяк. — Тараторит уверенно. Будто отрабатывала это.
— Он тебя принуждал к чему-то? — Отворачивается, делая вид, что не слышит. — Дьявол. Ева, ты должна написать заявление!
— Я не буду. Я уже сказала.
— Ты пришла ко мне за помощью и тут же отказываешься от нее.
— Я прошу помочь Вовке, мне не нужна ваша помощь. Я сама справлюсь.
— Как ты можешь оставить незнакомому человеку своего брата? Или ты меня знаешь?
— Вы работаете в клинике. Я на сайте вас нашла. У вас хорошая одежда, машина, улыбка милая. Вы не бросите в беде. Вы же врач.
— Я на работе постоянно. Домой приезжаю поспать и поесть. Как я должен позаботиться?
— Я не знаю.
— Я знаю. Ты должна поехать со мной в полицию и написать заявление.
— Нет! Вы не понимаете. — Кричит, заламывая руки. — Я студентка, меня сначала все обсмеют, потом издеваться будут, а потом отчима посадят, а Вовку просто заберут и отдадут в детский дом. Кому от этого лучше будет?
— Лучше, чтобы он это продолжал? — Киваю на ее тело.
— Я сбежала с братом. Оставила записку, что не хочу больше так жить. У меня есть немного денег, я поживу у подруги. Потом придумаю что-то. Но Вовку оставить с ним одного не могу. Поэтому пришла к вам.
— Я так и не понял, почему именно ко мне. Ладно. Надо подумать, чем я могу помочь. Родственники у вас есть?
— Пара теток есть, но никто из них не возьмет. Мы не общаемся.
— Про это подумаем позже. Ты ведь к мосту бежала. Купаться захотелось? Туда ведь собиралась? Хотела, чтобы легко было? Без проблем? Не думать обо всем этом.
— Я не собиралась прыгать с моста, я просто хотела сбежать. — Срывается на крик и переходит в истерику. — Дайте мне просто уйти.
— Валерий Андреевич, снимок. — В кабинете появляется медсестра. — Ой, простите, — рассматривает плачущую девушку.
— Да, спасибо. — Забираю и иду в соседнюю комнату. На снимке видно, что переломов и трещин нет. Так даже лучше. Пока один, достаю телефон и набираю номер друга.
— Юр, привет. Нужна помощь.
— Говори.
— У меня тут девушка на приеме. Молодая. Ну, ты понимаешь. Она не хочет писать заявление, хотя тут все налицо. Боится, что отчима посадят, а брата заберут в детский дом.
— Если есть родственники, кто может взять мальчишку под опеку, то не заберут. А ей сколько?
— Восемнадцать.
— Усыновить брата ей вряд ли дадут. Заработка еще нет. Вал, если отрубать гниль, то всю сразу. Ты же знаешь. Разве можно жить с гангреной? Давай, приезжай и ее привози. Придумаем, как ее уговорить. Я еще на работе, разгребаю дела прокурора. Мне кажется, ему уже на пенсию пора, ленивый стал, меня работой загружает, ужас.
— Спасибо. Мы скоро будем.
— С твоей ногой все в порядке, — говорю громче Еве, чтобы услышала, и возвращаюсь к ней, — но сейчас мы поедем в отделение. Там мой…
Осекаюсь. Дверь открыта. Девушки нет. А халат валяется на кушетке.
Твою мать.
Глава 3. Ева
Я знаю свое тело. Знаю каждый синяк на нем. Знаю, когда он появился. И ненавижу все это. Ненавижу эту жизнь. Ненавижу, что все так сложилось именно у меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Почему мои одногруппники веселятся и ходят по клубам. Влюбляются и отдыхают. У меня ничего этого нет. Мне нельзя задерживаться. Нельзя тратить деньги. Нельзя встречаться с мальчиками. Если бы не Вовка, давно бы уже сбежала. Но его жалко. Он такой удивительный и славный, что просто не заслуживает того, чтобы принимать весь гнев и злость отца на себя.
А тут у меня подвернулся случай. И не получилось! Я же все продумала. Все просчитала. Я должна была сбежать, а врач не должен был оставлять Вову одного и бежать за мной.
Ждали же Валерия около часа под клиникой. Замерзли. Но это был мой шанс.
Вот говорят, что не бывает безвыходных ситуаций. У меня бывает. Мамочка умерла. Отец даже не знаю, где. Последний раз видела его лет семь назад. Потом он исчез. Жив, мертв… Никто ничего не знает. И из всех родных только Вова. Таких родных, кто мне дорог. О ком я переживаю.
Есть родственники, но все они отвернулись, когда мама вышла замуж второй раз. Все были против брака. Я тоже. Но мама влюбилась. Казалось, что она была счастлива, и я приняла этого мужчину. Потом Вовка появился. Как-то прожили несколько лет.
Прожили… С ним было тяжело. Он мог быть добрым и веселым, шутить, покупать подарки. Но одновременно в нем жила какая-то боль или ненависть к чему-то. Я не знаю. Но в такие моменты я ненавидела его. Он кричал. Ругался. Срывался. Уходил. Бросал маму.
Она плакала. Мучилась. Страдала и, наверное, любила. Потому что давала ему раз за разом шанс и билет обратно. А я все это время, пока она страдала, наслаждалась тем, что его нет в доме. Маму было жалко, но и себя.
Единственным светлым пятном во всем этом был Вова. Удивительно, как у такого неуравновешенного человека родился такой сын. Мальчик очень рано начал говорить. Много говорить. Много вопросов задавал. Читает пока еще слабо, но буквы уже знает. И это все так в нем гармонично сочеталось, что все удивлялись.
У мамы не выдержало сердце однажды. Потому что женщина должна жить в любви и спокойствии, а не постоянных эмоциональных качелях.
Я боялась у отчима спросить, но после смерти мамы, убираясь, нашла за кроватью чужое женское белье. Полагаю, что он ей изменял, когда нас не было дома.
***
Унижение сейчас рвет меня на мелкие части, потому что приходится раздеваться перед этим мужчиной. Я слово себе дала, что больше ни один человек не дотронется до меня. Никто не увидит мое тело. Никто не разглядит меня за мешковатой одеждой.
А сейчас выбора нет. Снова попадаю в ловушку к мужчине. Вроде он помочь хочет. Хороший, внимательный. Не сложно себя переступить и раздеться перед врачом.
Сложно думать о том, о чем подумает он, когда увидит.
Ева, ты ни в чем не виновата. Ни в чем.
Уговариваю сама себя. Зубы сжимаю, чтобы не расплакаться. Воспоминания иголками колют по всем точкам. По каждому синяку. Я глаза закрываю и глубоко дышу.
Распахиваю, только когда Валерий касается моей ноги. Пальцы у него такие теплые, мягкие, аккуратные. Сердце волнуется рядом с ним.
В горле пересыхает, и я прикрываю глаза, успокаиваясь. Он не смотрит, только ощупывает ногу. И совсем не хочется, чтобы останавливался.
Это расслабляет очень. Я даже позволяю себе не думать о том, о чем думает он. Но Валерий все портит. Нет идеальных мужчин, есть момент, когда даже самый идеальный все испортит.
Врач договаривается с кем-то о том, что я должна приехать и написать чертово заявление прямо сейчас. Пока Валера говорит, быстро обуваюсь, хватаю куртку с шапкой и выбегаю в холл.
Снова хочу сбежать, но оборачиваюсь на брата и останавливаюсь. Смотрит, полусонный, мультфильм.
В горле дерет от слез. Сестра, которая бросила брата. Оставила с незнакомым дядькой. Валера ведь правильный. Он бы отдал мальчика в интернат и все.