Собственность мажора (СИ) - Зайцева Кристина
Я уже давно не мечтаю о нем по ночам. Чаще я представляю, как не повезло его «девушке», но она кажется до безумия счастлива быть с ним. Смотрит на него, как на Бога! Ловит каждое его слово и с каждым словом соглашается. Какой-то чертов гипноз.
Смотрю на пустой трехэтажный дом, который выглядит пугающе пустым, но гирлянды на окнах делают его не таким уж мрачным.
Это рука моей матери.
Когда мы сюда въехали, здесь о гирляндах вообще не слышали. Как и о том, что в мире существуют еще какие-то цвета, кроме белого, серого и коричневого.
В большой гостиной мигает огнями новогодняя елка. Сбросив кроссовки, вешаю в шкаф куртку и надеваю домашние тапки, позволяя Чернышу карабкаться по своему плечу вверх.
— Надеюсь, ты умный, — бормочу, поднимаясь на второй этаж и включая свет везде, где только могу.
Глава 3
— Что делаете? — спрашиваю в трубку, глядя на свое отражение в трамвайном окне.
За ним кружатся толстые снежинки и снуют прохожие, нагруженные пакетами. Через неделю Новый год, а потом у меня начнётся сессия. Так что, можно сказать, это самая лучшая неделя в году.
— Ужинаем, — отвечает в трубку мама.
Сегодня весь день она какая-то странная. Смотрит то в пространство, то в одну точку. Для нее это обычное состояние, но в этот раз что-то во всем этом не то.
Все эти полгода она была такой счастливой. Светилась будто изнутри. Совершенно очевидно, что она влюблена в своего нового мужа по уши, а по нему сложно что-то утверждать. Как и его дурацкий сын, Игорь Николаевич не разбрасывается улыбками и шутками. Просто не представляю, что могло свести их вместе. Хотя, тут долго думать не надо. Причина находится в ее животе.
Это девочка.
Меня мама родила в девятнадцать, они с Барковым-старшим ровесники, но моя родительница выглядит лет на десять моложе, а он… ну, порода у них отличная, чтоб ее.
— Только не корми его сметаной, — инструктирую маму, трогая длинную металлическую сережку в своем ухе. — А то у него животик заболит.
— Он же кот, — вздыхает она.
— То есть, сметаной ты его уже покормила? — улыбаюсь я.
— Не хочет он твой корм, правда, малыш?
— Привыкнет… мама, мне Анька по второй линии звонит…
— Кладу трубку, — отзывается она. — Хорошо вам потусить.
— Так уже никто не говорит, — просвещаю ее.
— Целую…
— И я тебя.
— Ну где ты? — стучит зубами подруга. — Я уже нос отморозила!
Держась за поручень, пробираюсь к выходу.
— Обернись, — выбегаю из трамвая и засовываю телефон в карман норкового полушубка, который мама подарила мне на Новый год.
Иметь отчима бизнесмена очень даже удобно.
— Ого… — изумляюсь, рассматривая подругу.
Не удивительно, что она замерзла.
Замшевые ботфорты на шпильке, короткая рыжая дубленка и вихор рыжих завитушек на голове.
— Что? — смущается она, переступая с ноги на ногу.
— Ты постриглась! — констатирую, рассматривая ее изменившееся лицо.
С этой прической оно приобрело форму сердечка на палочке. Волосы стали короче на полметра, и сейчас выглядят взрывом на макаронной фабрике.
— Плохо, да? — кусает она подкрашенные губы.
Закатываю глаза.
— Только не додумайся спросить такое у Дубцова, — беру я ее под руку.
— Ты смеёшься… — с тоской мямлит она, переставляя ноги на шпильках. — Он что, меня заметит?
Он уже заметил.
Но разве ей объяснишь, что это скорее всего плохо, чем хорошо? Я за нее боюсь. Она слишком ранимая для таких, как Дубцов, и мне все это не нравится.
Если он ее обидит, я… Я что-нибудь придумаю. Такое, что он меня на всю жизнь запомнит.
— Тебе юбки нужно носить всегда, — бормочет подруга, пока семеним вниз по улице, ориентируясь на план, который Дубцов разослал всем приглашенным в свой дом.
Мы на такое сборище попали впервые. Впервые сынок мэра устраивает тусовку не для избранных, а для всех подряд.
— Не шути так, — отвечаю я.
— Нет, ну правда… Барков язык проглотит, — зло рыкает она.
— Ань… — говорю с нажимом.
Барков — это запретная тема у нас с ней.
Только с ним я такая дурная. Это как слабое место.
— Извини…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Мои ноги настолько худые и без каких-либо плавных линий, что юбки — это просто временная необходимость. Все равно больше ничего подходящего у меня нет. Мини-юбка в красно-черную клетку, плотные колготки и высокие здоровые «военные» ботинки на толстой подошве — вот мой сегодняшний лук.
Дом Дубцова пропустить сложно.
Такое количество машин вдоль бордюра лучше любой сигнальной ракеты.
— Я не знала, что это его дом, — говорит подруга, когда останавливаемся у высокого железного забора.
— Я тоже…
Хотя часто проезжаю мимо. Огромный особняк, но из трамвая видна только крыша, поэтому присвистываю, когда охранник открывает нам калитку.
За зарешеченными окнами виден размах мероприятия. Там снуют тени и грохочет музыка.
Топчемся в дверях, не зная куда деть вещи.
Дубцов возникает из ниоткуда.
Голубоглазый жилистый брюнет, одетый в джинсы и дурковатый свитер с оленями, что судя по всему является проявлением его остроумия. На этой подошве я с ним почти одного роста, но я ему явно по барабану.
— Вечер добрый, дамы, — обращается он к нам, но в упор смотрит на Аньку.
Я никогда так не смотрю на людей. Для этого, видимо, нужно родиться в семье мэра. Анькины щеки становятся маковыми, но вместо того, чтобы смотреть в пол, она смотрит в его глаза и молчит, как заколдованная, а он возвышается над ней, как чёрная тень.
Кошмар…
Все еще хуже, чем я думала.
— Кхе-Кхе… — пытаюсь прервать эти гляделки, расстегивая свою шубу и доставая из-под нее волосы.
На лице Дубцова появляется жестковатое выражение, от которого мне становится не по себе.
— Кажется, у тебя волосы были длиннее, — кивает он на Аньку.
Ее бледная рука взмывает вверх, хватаясь за одну из своих кудряшек.
— Я… — прячет она глаза. — Постриглась.
Хмурюсь, глядя то на одного, то на другого.
Засунув руки в карманы джинсов, Дубцов безапелляционно заявляет:
— Больше так не делай.
Моя челюсть падает вниз. Что за?..
Кем он себя возомнил?
В панике смотрю на подругу.
Ее рот открывается, а потом закрывается.
Судя по всему, этот придурок остался удовлетворен ответом, потому что, сопроводив шевеления Аникиных губ взглядом, спокойно объявляет:
— Гардероб там, закуски и напитки там, танцпол за лестницей, развлечения вон там, санузлы здесь и наверху. Хорошего вечера.
С этим он уходит, оставив нас спокойно приходить в себя.
— И после этого он не придурок? — смотрю вслед нашей университетской знаменитости, которая оказала честь ВУЗу, изъявив желание учиться именно в нем.
Его выбор очень просто объясним, далеко ходить не надо. У него и декана нашего факультета одна и та же фамилия, и не потому что она очень распространённая, а потому что наш декан — это его мать.
В ответ на свой вопрос я получаю тишину, поэтому смотрю на подругу.
Она хмурит лоб, поднимая на меня расширенные глаза.
— А-а-а-нь… — тяну я. — Обещай мне…
— Что? — лепечет она.
— Если он сегодня предложит тебя подвезти, ты с ним не поедешь.
— С чего бы ему предлагать?
Смотрю на неё, хмуря собственные брови.
Он не для неё! Вернее, она не для него!
— Просто обещай.
— Я… — затравленно ищет она глазами фигуру Дубцова.
— Обещай, — настаиваю, повернув ее к себе за плечи, но она выглядит как безмозглый мотылек, собирающийся сигануть прямо в костер.
— Я не знаю, — говорит упрямо, поджимая губы.
— Парней что ли мало? Что на Дубцове свет клином сошёлся?
Она упрямо отводит глаза. Когда она так делает, это значит все уже решено.
— Угу, ты же себе нашла, — говорит тихо и мрачно. — Мало их что ли, вон, бери любого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я слишком долго мечтала о Баркове.
Пока он не отбил у меня эту охоту напрочь.
Замолкаю на полуслове, когда мои глаза спотыкаются о и стриженный светло-русый затылок и знакомую спину, одетую в белую футболку.