Герой на все времена (ЛП) - Риди Сара

— Я снималась в «Возвращении красного фонаря». Помнишь? После этого перешла на дневное телевидение. — Она продолжает рассказывать о своих ролях, шоу, фильмах, жизни... Отключаюсь от нее и мечтаю забраться обратно в постель, чтобы этот день закончился. Потом понимаю, что она замолчала.

— Э, что? — спрашиваю я.

Она кривит верхнюю губу.

— У меня есть предложение о работе, — говорит она медленнее, чем раньше.

Я закрываю глаза и пытаюсь избавиться от стучащих по черепу молотков, которые мешают мне ясно мыслить.

— Тебе придется привести себя в порядок, — Она позволяет своим глазам задержаться на моей нечесаной бороде, моем животе, моих боксерах. Улыбается натянуто, и у меня возникает желание прикрыться. — И никакой выпивки. — Ее взгляд скользит по ряду пивных бутылок на кухонном столе. Стыд пробирает меня до костей, и я начинаю чесаться от жара.

— Все предложения проходят через моего агента, — я сопротивляюсь желанию сдвинуться с места, чтобы скрыть свой стыд. — Речь идет о летнем блокбастере? Или сиквеле?

Я ждал этого момента. Уже два года. Может быть, я ошибался, и Вселенная на самом деле дарит мне немного хорошей кармы на этот раз.

— Сиквел? — спрашивает она.

— Значит, предыстория, — говорю я. Они сейчас очень популярны, люди любят истории происхождения супергероев. Если мы сделаем предысторию, мне не придется летать. В том-то и загвоздка, что я не могу летать. Каждый раз, когда думаю о том, чтобы пристегнуть ремни и взмыть в воздух, я покрываюсь холодным потом и не могу дышать.

Блондинка качает головой.

— Стоуни. Я здесь не для кино. Хочу нанять тебя на день рождения.

Я уставился на нее, не совсем понимая, что она говорит.

— Что?

— Моему сыну исполняется восемь лет. Я хочу нанять тебя для развлечения. Нарядишься в свой костюм. Раздашь несколько автографов. Может быть, сделаешь несколько животных из воздушных шаров.

Мир исчезает, и все, что я вижу, это женщину, которая, очевидно, знала меня раньше, которая просит быть...

— Клоуном? Ты хочешь, чтобы я стал клоуном?

— Нет, — она проводит ногтями с маникюром по моей руке, и я вздрагиваю. — Конферансье на вечеринке. Я заплачу тебе. Тысячу долларов. Похоже, тебе не помешает помощь, Стоуни.

Я отступаю. Она здесь не для того, чтобы убедить меня вернуться в Голливуд, она здесь для того, чтобы убедить меня стать клоуном.

— Убирайся с моей территории.

— Тысяча долларов — хорошая цена. Мой сын любит твои фильмы. Ну, не любит, они посредственные, но мы же не можем достать «Человека-паука»...

— Убирайся с моей территории.

Она поднимает брови.

— Серьезно? К чему быть таким высокомерным и грозным? Посмотри на себя. — Она машет на меня руками. — Посмотри на себя. Выглядишь отвратительно.

Мне не нужно смотреть на себя. Я вижу себя в зеркале каждый день. Знаю, что не в форме.

— Убирайся отсюда, — повторяю я.

Она поворачивается на каблуках и идет к своей машине. Когда отъезжает, шины вращаются и вздымают грязь, когда она рывками движется по гравийной дороге.

Я захлопываю дверь.

У меня болит голова, и я хочу забраться обратно в постель и проспать остаток этого дня. Но мой агент звонил на прошлой неделе, и самое время ему перезвонить.

Достаю свой телефон и пишу ему сообщение:

«Давай созвонимся?»

Через несколько секунд мой телефон звонит. Я отвечаю, и это видеозвонок.

Лицо Девона заполняет экран, он в шелковой рубашке и солнцезащитных очках, на заднем плане — Тихий океан.

— Лиам. Боже правый. Это ты? Что ты с собой сделал?

Тяжело вздыхаю. Да, я набрал двадцать килограммов. Конечно, у меня больше нет «восьмерки». Да, выгляжу погано. Я понял.

— Я тоже рад тебя видеть, Девон. Ты звонил на прошлой неделе?

— Хм. Звонил? Дай посмотреть. — Он достает другой телефон и начинает листать свои записи. — Точно. Вот оно. У меня есть предложение о работе.

Борюсь с всплеском страха. Я могу сделать это. Могу вернуться, делать трюки, рисковать, летать.

— Да? — говорю я, и мой голос лишь слегка дрожит.

— Лучшее предложение, которое у тебя было за последние годы. Геморрой.

— Что?

— Реклама лекарства от геморроя.

— Они... ты... что?

— Лиам. Ты не выглядишь таким уж красавцем. Позволь мне записать тебя на съемки. Возьми неделю, приведи себя в порядок. Можешь сняться двадцатого числа. Чистыми двадцать тысяч, обычные проценты для агентства.

— Ты хочешь, чтобы я снялся в... — не могу это выговорить — в рекламе?

— Приятель. Это не то, что я хочу. Это то, чего хотят люди.

Я слышал эту фразу от Девона раньше, но это было, когда он вел переговоры на моей стороне за многомиллионную роль в кино.

— Я думал...— прочищаю горло, начинаю снова. — Прошло два года. Я готов.

— Дружище. Посмотри на себя. Ты не готов.

— Прошло два года. Два. Года. Как долго они могут вносить меня в черный список? — Я останавливаюсь, когда вижу, как на лице Девона появляется отвращение.

Ловлю свое отражение в камере и едва узнаю человека, которого вижу. Бледная кожа с глубокими морщинами, темные мешки под налитыми кровью глазами и пустое отчаяние. Перевожу взгляд с себя на Девона.

— Мне лучше, — говорю твердо. — Я готов.

Девон смотрит на часы, потом снова на меня. Он закончил, он уже отстранился от нашего разговора. Раньше он поступал так же с актерами из списка D, с которыми не хотел иметь дела. Он смотрел на часы, говорил, что у него встреча, что он вернется к ним позже. После их ухода он смеялся над тем, насколько они жалкие, раз поверили ему.

— Дружище, у меня встреча. Я перезвоню тебе позже.

Он тянется, чтобы повесить трубку. Он собирается меня бросить. Я достиг дна. Я действительно, действительно достиг дна.

— Не морочь мне голову, Девон. Скажи прямо. Я когда-нибудь снова буду играть Лиама Стоуна?

Девон вздохнул и опустил солнцезащитные очки.

— Ладно, приятель. Я не хотел говорить. По крайней мере, не сегодня.

Сегодня. Двадцать седьмое июня. День, когда я упал с высоты тридцати футов во время съемок и сломал пять позвонков в спине. Мне повезло. Я выжил.

Этот ужасный день — день смерти моей карьеры. И во всех остальных смыслах тоже.

— С тобой покончено, — говорит Девон.

— Больше никаких фильмов с Лиамом Стоуном?

— Больше никаких фильмов.

Я смотрю на себя сверху вниз. Бесформенное тело, потрепанная одежда. Я ведь уже это знал?

Провожу рукой по лицу, по щетине.

— А что насчет...

— Нет.

— Или...

— Нет.

— Я могу...

— Нет. Дружище. У тебя было два шанса. Ты сорвался во время съемок обоих. Это стоило миллионы долларов. Отставание от графика производства на месяцы. Никто тебя не наймет. Ты — обуза. Никому не нужен такой человек.

— Даже не...

— Нет.

И вот я сижу с пониманием, что все кончено. Я знал это. Знал не один год. Всё это просто медленное, постепенное, болезненное скольжение ко дну.

— Возьми рекламу геморроя. Ты можешь прокормить себя, хорошо зарабатывать на рекламе, играя на ностальгии.

— Мне не нужны деньги. Мне нужно...

— Лиам. Дружище. Знаешь, как тебя называют в городе?

Качаю головой. Я не хочу знать, но не могу заставить себя возразить, потому что в горле стоит ком.

— Старый придурок Стоун. Супер-ноль. Сумасшедший комический орешек Ку-Ку.

— Ладно, — мне не хочется больше ничего слышать. Но он продолжает.

— Есть одна шутка, которая ходит повсюду. Тук-тук.

Думаю, это та часть, когда я слышу, насколько полным и тотальным стало мое падение с голливудского олимпа.

— Кто там? — спрашиваю я. Мои плечи сгибаются в ожидании удара.

— Лиам Стоун, — говорит Девон.

— Какой Лиам Стоун?

Он смотрит мне прямо в глаза и говорит:

— Точно.

Девон дает понять смысл шутки. Какой Лиам Стоун? Именно.

Меня забыли. Я — бывший.

— Я ничего не могу сделать? — спрашиваю в отчаяние.