Он мой кошмар (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"
Приглаживаю волосы и уверенно давлю на дверной звонок.
— Еся!
Мама появляется передо мной в длинной ночнушке и с накинутым на плечи халатом. Прищуривается ото сна и пропускает в квартиру. Свет не включает.
— Где твои ключи?
— Случайно забыла в такси, — вру, стараясь не смотреть ей в глаза и лицом своим светить поменьше. — Но ты не переживай. Таксист еще Леську домой повез, я ей сейчас с твоего телефона наберу, чтобы забрала.
— Хорошо, — мама зевает и выносит из своей комнаты мобильный. Вручает его мне и уходит спать. Она с суток, поэтому внимание на моей потрепанной фигуре не заостряет. Спит на ходу.
Крепко сжимаю старенькую красную раскладушку и делаю вид, что звоню подруге.
Возвращаю мобильный в мамину комнату, а после долго стою под теплыми струями воды, стараясь забыть эту ужасную ночь.
Касаюсь шеи. До сих пор чувствую его крепкий захват. Тело пронзает фантомной болью. Ненастоящей. Но мое сознание воспринимает все за явь.
…просыпаюсь ближе к обеду. Открываю глаза и четко слышу, как мама что-то готовит.
Смотрю на себя в зеркало, пока расчесываю волосы. Выгляжу паршиво. Лицо бледное, чуть припухшее. На шее действительно остались синяки.
Натягиваю темно-синюю пижаму, прикрывая шею волосами и чуть приподнятым воротником свободной пижамной рубахи.
— Доброе утро, — бодрый голос мамы вызывает на лице тень улыбки.
— Доброе, — усаживаюсь на стул, подогнув под себя ноги.
— Ты представляешь, вся наша больница на ушах стоит, — мама наливает мне чай и ставит кружку на стол. — Кошмар просто.
— Что произошло? — размешиваю сахар.
— Младший сын Панкратова ночью поступил.
На этих словах я перестаю пить. Не дышу даже. Меня просто подбрасывает над землей.
— Кого? — растерянно хлопаю глазами.
— Младший сын нашего мэра, — мама переходит на шепот. — Спутался с какой-то девицей… в аварию из-за нее попал.
Панкратов Владимир Анатольевич — мэр. Мэр нашего города.
А вот Андрей Панкратов — его сын. Я и раньше слышала его имя от Леськиного брата, только он же тут не живет. В Москве учится… Неужели?!
— Он же у них мальчик тихий, говорят, — продолжает мама. — А тут связался с девчонкой какой-то… В общем, парня еле откачали. Переливание крови делали. Машина, говорят, всмятку. Спасатели пока распилили все, чтобы его вытащить…
— Откуда ты знаешь?
— Да все уже знают. Мое дело маленькое — утки выносить. Зато наш главврач волосы на голове рвет. Жена мэра там такое устроила…
— Кошмар…
— В общем, информация уже просочилась, теперь будут рты всем затыкать.
— Неудивительно, — бормочу себе под нос, и в дверь неожиданно звонят.
— Я открою, — мама выскальзывает в прихожую, и через секунду я слышу голос, который пыталась забыть.
Пальцы на ногах поджимаются сами собой, а сердце ухает куда-то вниз.
— Еся…
5
Только его нам и не хватало…
Отец стоит посреди прихожей. Мама вся белая, прилипла к стене и держится за сердце. Конечно, в последнюю их встречу он угрожал ей ножом.
— Что ты тут забыл? — смотрю на него исподлобья.
— Прописан я тут, дочур. Паспорт показать? — нагло улыбается, зажимая в зубах неприкуренную папиросу.
— Есенька, иди к себе, — шепчет мама.
— Конечно, и оставить тебя с ним одну? — складываю руки на груди.
Какого черта он вообще приперся? Ему сидеть еще два года.
Мы четыре жили спокойно, но содрогались от одной мысли, что он вернется. А теперь, кажется, этот день настал.
— Ты ударился в бега?
— Выпустили по УДО.
Он говорит с улыбкой. Нагло осматривает квартиру, шляется по комнатам даже не разуваясь. Оставляет на линолеуме грязные следы от своих гамаш и чувствует себя абсолютным хозяином. Вон как вытянулся весь. Чувствует свое превосходство в силе. Козел.
— Зачем ты приехал, Алик? — мама наконец отходит от шока. Делает шаг ко мне и впивается в отца гневным взглядом.
— Нужно где-то перекантоваться. Не боись, Лидка, не обижу.
Отца посадили за разбой. Жертв с летальным исходом, к счастью, не было. Он со своими дружками ограбил магазин. Притащил «добычу» домой, а уже на утро следующего дня за ним пришла полиция.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Вообще, он всегда только и делал, что портил нам жизнь.
Я не помню ничего хорошего, что могло бы быть с ним связано. Все детство лишь слезы и скандалы. Крики и оскорбления.
Мама развелась с ним десять лет назад, но ничего это не поменяло. Он продолжал жить с нами все это время, так как имеет в квартире долю. А за неимением денег ни у одной из сторон поделить жилплощадь, чтобы разъехаться, не представлялось возможным.
Наверное, его заключение стало для всех нас облегчением. Шансом на нормальную жизнь. Без вечно снующих здесь подозрительных типов, дебошей и как к себе домой заглядывающей полиции.
Он не раз бил маму. Мне с Алинкой, старшей сестрой, тоже доставалось.
К счастью, сейчас она уже вышла замуж и съехала. Повторного кошмара больше не увидит. А вот что ждет меня, маму и еще двух сестер, теперь остается загадкой…
Какова вероятность, что он изменился? Сколько это в процентном соотношении? Уверена, сущий мизер.
— Чего застыли? Не рады батьке, куры, — он мерзко лыбится и толкает ногой дверь в гостиную, комнату, где сейчас спит мама.
Квартира у нас трехкомнатная. Но по площади очень маленькая, мне кажется, у многих двушки больше.
Пока он бросает свое барахло в кресло, мамуля крепко сжимает мою руку.
— В деревню за девочками со мной поедешь, — понижает голос, — одну я тебя с ним здесь не оставлю.
— Я у Леськи заночую, — тоже шепчу, — завтра на пары рано вставать, не хочу полночи трястись в поезде.
Мама кивает, и мы вместе наблюдаем, как папаша откупоривает бутылку.
— За возвращение?! — салютует и пьет прямо из горла.
Внутри зарождается тошнота. Я и так доверху переполнена ненавистью, еще не хватало, чтобы меня вывернуло здесь от отвращения.
…крепко обнимаю маму на вокзале и бегу на остановку, как только она садится в пригородный поезд. Уже завтра Лена и Катя будут дома. Их, как самых младших, на все лето отправляют к бабушке. В моем детстве было то же самое.
В голове сразу всплывает образ добротного деревянного дома и вишневых деревьев. Бабуля что тогда, что сейчас возится с внуками. Она у нас самая замечательная.
Перекинув ремешок сумки через плечо, иду на остановку. По пути покупаю рожок мороженого и еще минут пятнадцать тусуюсь в ожидании маршрутки.
Дорога до кафе, где меня ждет Бережная, занимает около получаса.
— Привет, — бросаю сумку на диванчик рядом с собой, — спасибо, что разрешила у тебя заночевать.
— Что за глупости, Есь? Я всегда тебе рада.
Леся улыбается в привычной ей манере, так по-доброму. Очень искренне и трепетно.
Мы с Бережной познакомились в том году, попали в одну группу. Сразу сдружились. Она первая ко мне подошла. Вся такая потерянная, скромная, но при этом до макушки упакованная в бренды. Нетипичная мажорка, так я ее прозвала.
Моя Олеся хорошая. Добрая, открытая, мне кажется, даже слишком…
— Спасибо. Не представляю, что бы без тебя делала.
— Поехали домой, — растирает ладони, постоянно оглядываясь по сторонам, — по дороге расскажешь про отца. Совсем все плохо, да?
— Честно говоря, даже называть его так не хочется, — опускаю взгляд, — отец…
— Все будет хорошо.
Подруга крепко стискивает мою руку и тянет прочь из этого места.
Пока я устраиваюсь на сиденье ее голубого кабриолета, Леся успевает подправить макияж.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Слушай, — пристегиваюсь, — Панкратов — сын мэра? Или просто однофамилец?
— Его самого. Самовлюбленный кретин он — этот Андрюша. Ума не приложу, как вообще мой Витася с ним дружит.