Ты родишь мне ребенка (СИ) - Колесникова Вероника

— Ой, нет, девочки, просто ему никто не дает, я думаю. А ей хоть счастье! — заливается третья.

У меня темнеет в глазах. Горло сдавливает спазм. Зря я пришла сюда, лучше бы осталась дома и посмотрела фильм с сестрой, мне тут не рады.

Поворачиваюсь и ловлю свое отражение в зеркале рядом со мной. Из глубины серебра на меня смотрит печальная девушка с длинными волосами, которые скрывают половину лица. Я даю ей волю – убираю пряди за ухо, приподнимаю подбородок и усилием воли удерживаю себя, чтобы не почесать обожженую кожу на щеке и шее, которая всегда начинает фантомно зудеть, когда меня называют страшилищем.

Прикладываю прохладную ладонь к отражению, закрывая половину лица и грустно улыбаюсь. Все по отдельности правильно и красиво: изящные брови, милый овал лица, персиковая кожа, яркие спелые губы цвета малины, пронзительные голубые глаза.

Слышу шаги в глубине коридора и поспешно убираю руку с зеркала. И на меня снова смотрит она – страшилище, - девушка с обезображенным огнем лицом.

Гляжу на свой плащ, думаю, что правильнее было бы выскользнуть незаметно на улицу, а Игорю потом сказать, что стало плохо, или понадобилась помощь сестре. По крайней мере мое нутро только об этом и вопит.

Я снова слышу смех в кухне, думаю, они снова обсуждают что-то такое же крайне интересное, как и моя внешность, и от этого становится противно и горько. Да, к черту.

— Эй, ты куда собралась? — меня неожиданно ловит за руку Игорь. Откуда он взялся тут? Вроде бы очень активно проводил время, забыв, что пришел не один.

— Кажется, мне нужно домой… — неуверенно блею я.

— Когда кажется – креститься надо, — недовольно отвечает и опускает руки, смотрит на меня выжидающе. Я понимаю, в чем дело: он дал мне билет в свою жизнь, пригласив сюда, а как я этим билетом воспользуюсь – приму или разорву на клочки, - выбор за мной.

Я вздыхаю.

— Мне здесь немного скучно, — пытаюсь свести все к милой шутке, но при этом прошу помощи.

Игорь пожимает плечами: мол, твое дело.

Мне кажется, я снова слышу, как скрипит чаша его весов, склоняясь в другую сторону, противоположную от меня, выбору. Тут появляется хозяин квартиры. Он подслеповато щурится на нас, сразу оценивая обстановку: меня, натягивающую плащ и Игоря, который безразлично за этим наблюдает.

— Ну нет, так дело не пойдет, — он приобнимает меня за плечи. — Если тебе скучно, веселись. Давайте потанцуем.

— Я не танцую, — тихо говорю я.

— Тогда спой! — поддевает меня он.

— Я не…

— А что, Оксан, спой нам. Чего тебе стоит? — вдруг улыбается Игорь.

Я смотрю на него, вижу, как чаша весов снова замерла на отметке посередине, не склоняясь ни в одну из сторон, и киваю. Почему бы и нет.

В зале по моей просьбе выключается свет, я сама себе подсвечиваю лицо мобильником, так, чтобы было видно только одну сторону. Включаю на телефоне минусовку своей любимой песни и начинаю.

Вступление тихое, больше речитатив, но постепенно напряжение нарастает. И я уже знаю, что вокруг нет разговоров, все взгляды прикованы ко мне – они следят за настроением печальной песни, которая сейчас очень подходит к моему настроению, и никто, абсолютно никто не вглядывается в мое лицо.

Мой преподаватель в музыкальной школе по вокалу предложила такой вариант – грустные, глубокие, наполненные песни. Она считала, что они делают двойную работу: именно так я вывожу темноту из своей души, освобождая место свету, а темнота, в свою очередь зачаровывает слушателей.

Жаль, что пришлось распрощаться с музыкалкой, я могла бы сделать еще много чего, преподаватель билась со мной до последнего, но я была непреклонна: жизнь мамы была важнее.

Жаль, что я проиграла это сражение…

На глаза навернулась слеза, и голос задрожал при воспоминании о ней. Мы остались с Олей совсем одни. Безумно жаль, что уже завтра она уезжает на север, где нашла удачную и перспективную работу и снова оставляет меня одну. Она и сюда-то еле вырвалась – на сорок дней после смерти мамы.

Но вот песня заканчивается, последний аккорд, и я выключаю фонарик, даю пару секунд, чтобы отдышаться и молчу, чтобы слушатели побыли один на один с тем, что пригрезилось им во время моего исполнения.

И через пару секунд слышатся сначала неуверенные, а потом и все возрастающие хлопки. Резко включается освещение, мы щуримся от неожиданного света, который разрушил единение, и я вижу лицо ошарашенного Игоря.

Кажется, на этот раз чаша весов основательно перевесила в мою сторону: он оглядывается с самодовольным видом на тех, кто хлопает мне, и подмигивает. Он демонстрирует всем своим видом: эта девушка принадлежит ему, смотрите!

Я же коротко вздыхаю.

— Пойдем, поговорим, — тянет он за руку меня на кухню, не давая даже насладиться своим коротким успехом в этой компании.

— Я долго думал, — начинает он и смотрит то на меня, то на свое отражение в стекле за моей спиной. — И решил.

Я хмыкаю. То, что его шатает из стороны в сторону в отношении меня все это время, что мы вместе, совершенно не секрет. Игорь получил очень хорошее предложение работы в большом городе, собирается уезжать, и теперь задумывается, что делать со мной.

И сейчас уже готова ко всему. К любому его ответу.

Мне тоже надоели эти его метания весов из стороны в сторону: хочу-не хочу, приму-не приму, позову-не позову.

Да, я хотела бы услышать, что он приглашает меня поехать с собой в другой город, потому что здесь меня уже ничего не держит, кроме черной тоски и усталости от депрессивного состояния. Я сама утомилась, высохла от своих мыслей, но самостоятельно вырваться из плена, в который сама себя загнала, не могу.

Мама заболела, я бросила все – учебу, работу, очень долгое время перебивалась случайными заработками то тут, то там, и теперь, когда она ушла, оставив меня в этом городе одну, ненужную, не красивую, без перспектив и желаний, я ощущаю в своем сердце огромную дыру размером с Мариинскую впадину. Казалось, только Игорь оставался единственной тонкой ниточкой связи с реальностью.

Его неловкое и нечастое внимание, свидания, после которых я все-таки чувствовала себя живой, а не высохшей куклой, - все это помогало мне не сойти с ума. Несмотря на то, что между нами не было близости, - дальше поцелуев в темноте мы не заходили, - я ощущала, что и для него тоже являюсь каким-то якорем в жизни. Не зря же он столько возился со мной?

— Ты знаешь, мне предложили удачный проект, хорошо оплачиваемую работу. Мне нужно здесь подчистить дела и через два месяца уже буду там, — в этот момент он смотрит, конечно же, на свое отражение в оконном стекле. Любуется. — Думаю, что меня позвали из-за внешнего сходства с боссом. — Он посмеивается, а я вскидываю на него глаза. Надо же, как бывает! — Эйчар просто не смог мне отказать, представлял, видимо, что это БОСС сидит перед ним в кресле и испугался ответить отказом.

— Думаю, что это по тому, что ты крупный специалист.

Игорь самодовольно хихикает.

— Ну, и я решил, что одному мне там делать совершенно нечего и зову тебя с собой.

Я закусываю щеку изнутри, чтобы не закричать во все горло. Наконец-то. Он решился. Наконец-то! Моя жизнь изменится!

Он скользит по моему лицу, телу, глазами, и я поворачиваюсь своей «рабочей» стороной. Чувствую себя глупо, будто товар на рынке предлагаю, демонстрируя лучшие стороны, но…

— В качестве жены, — тихо добавляет он и приближается ко мне. кладет руку на лечо, сдавливает плечи пальцами. — Ты согласна?

Вместо ответа я целую его в губы. Сама.

Он стискивает мою талию руками и блаженно мурчит.

— Ничего не бойся, все будет хорошо.

Через месяц мы сходили в ЗАГС, оформили отношения, а через два месяца переехали. Мы решили, что поначалу я привыкну к городу, срастусь с ним, а уже после буду думать о работе или продолжении учебы, тем более, что многое было забыто.

А через три месяца случилось то, что полностью сместило все мои координаты, отравило мои сны и реальность.